17 июня состоялся очередной семинар Лаборатории
17 июня состоялся семинар Лаборатории исследований советской архитектуры и изобразительного искусства. С докладом выступил стажер-исследователь Владимир Калашников. Он представил результаты своего магистерского диплома, посвященного актуальному восприятию советской архитектуры 1930-х – 1950-х гг. т. н. «обывателями» – жителями Москвы, которых он опросил на улицах столицы.
Работа представляет собой интересный пример, во-первых, междисциплинарного исследования, одновременно задействующего научный аппарат культурологии, искусствоведения и социологии, а во-вторых – нетипичной для гуманитарной среды количественной методологии: выводы Владимира основываются на порядка 1600 коротких соцопросов, взятых у случайных прохожих.
Исследование посвящено т. н. «обыденному знанию», в противовес экспертным дискуссиям и баталиям, разворачивающимся вокруг терминологии (как следует называть архитектуру 1930-х – 1950-х гг.: «сталинская архитектура», «сталинский ампир», «советское ар-деко», «советский неоклассицизм», «постконструктивизм»?). Как указывает Владимир – для обывателя существуют лишь понятия «сталинки» и «сталинский ампир», зачастую же он, обыватель, сталинскую архитектуру вообще не распознает, ложно относит к другим стилям и не различает тонкие терминологические оттенки, так что доклад поставил под сомнение существование самой категории «сталинская архитектура», являющейся, вероятно, ложным социальным конструктом, фигурирующем исключительно в научном дискурсе.
Доклад Владимира также подсветил отношение респондентов к наследию. Так, среди тех, кто ошибочно относил здания 1930-х – 1950-х гг. к постройкам барокко, классики или модерна, наблюдается больший процент согласных с тем, что эта архитектура заслуживает статуса «памятника», так как в восприятии людей памятники описываются прежде всего категорией «старинности». Другая значимая категория для называния здания памятником – это «редкость»: чем оно более уникально, тем оно ценнее в глазах общества, что подрывает позиции типовых проектов.
«Сталинки» же, напротив, не представляются обществу памятниками архитектуры: они недостаточно историзованы и в то же время довольно узнаваемы, что лишает их уникальности и ценности. Но даже если респонденты и признавали художественную ценность и функциональную полезность «сталинок», они отказывали им в статусе памятника в силу парадокса и внутреннего конфликта самой сталинской архитектуры: ее принципиальной адаптивности (соответствию изначальной функции современной – жилой, торговой, общественной), препятствующей историзации. Так, непризнание зданий памятниками объяснялось людьми прежде всего наличием «обыкновенных магазинов» в доме, проживанием там людей и отсутствием музейных функций.
«Именно эта стабильность и нерушимая привычность пространств репрезентации приводит к отказу со стороны общества признавать какую-либо ценность (кроме разве что функциональной) в таких зданиях»
– Владимир Калашников, стажер-исследователь
В конце доклада много вопросов вызвал дизайн исследования и конкретно методология проведения социологического опроса – вероятно, в силу непривычности для работ об архитектуре: как осуществлялась выборка респондентов? можно ли считать ее репрезентативной? есть ли корреляции между процентом распознавания сталинской архитектуры и возрастом респондентов, районом их проживания, длительностью пребывания в Москве?
В свою очередь, несовпадение «общественной» типологии с принятой в научном сообществе привело к обсуждению следующих проблем: если люди не знают, что такое сталинская архитектура, чем тогда для них является архитектура 1930-х – 1950-х гг.? и какие образы рождаются в восприятии людей, когда они слышат о ней? Вероятно, эти вопросы могут быть освещены в последующих междисциплинарных исследованиях советской архитектуры, посвященных не столько самим постройкам, сколько их рецепции.
