«Смерть богов» В.П. Касьянова. Киносценарий и два либретто

Публикация Анны Коваловой, Арины Пермяковой

Публикуемые материалы позволят составить представление о литературной основе одного из самых примечательных русских дореволюционных фильмов – картине режиссера В.П. Касьянова «Смерть богов» («Юлиан Отступник»), экранизации одноименного романа Д.С. Мережковского. Этот фильм не сохранился, и до сих пор о нем можно было судить в первую очередь по рецензиям и мемуарам режиссера. Теперь представление о картине можно существенно расширить. Впервые публикуется хранящийся в семейном архиве Касьяновых сценарий, написанный режиссером. Здесь же приводятся два варианта либретто: текст, напечатанный в «Кине-журнале», и либретто из программы к фильму, также хранящейся в архиве режиссера.
Согласно воспоминаниям Касьянова, первоначально предполагалось киносценарий «Юлиана Отступника» заказать самому Д.С. Мережковскому. Писатель на соответствующее предложение ответил отказом, согласившись, однако, дать консультацию о готовом киносценарии: «Вскоре от него был получен с волнением ожидавшийся ответ на наше второе письмо, в котором автор трилогии одобрительно отозвался о сценарии, выразив особое удовлетворение тем, что в сценарии удалось сохранить “душу” произведения, чего он не ожидал» (Касьянов В.П. Вблизи киноискусства. Отрывки из воспоминаний. 1896-1917 / Публ., предисл. и коммент. В. Н. Мыльниковой // Киноведческие записки. 1992. № 13. С. 189). 
Фильм «Смерть богов» («Юлиан Отступник») вышел в прокат в январе 1917 года и вызвал бурную дискуссию в прессе. «Вестник кинематографии» с удовольствием цитировал разгромную рецензию «Театральной газеты»: «Сущность романа, его психологические мотивации побледнели в сценарии и бесследно исчезли на экране, и о фильме можно говорить только под углом ее обстановочных свойств. Последние – цепь непродуманностей, следов явной небрежности, зависимости от легко устранимых внешних случайностей, дешевых по содержанию и обработке эффектов, явных путаниц, ограниченной изобретательности» («Юлиан Отступник» // Вестник кинематографии. 1916. № 123. С. 28). Журнал фактически принадлежал кинофабриканту А.А. Ханжонкову, который был рад уязвить конкурента в лице фирмы «Кинотворчество».
Более объективный журнал «Проэктор» о постановке Касьянова отзывался иначе: «…Мы должны признать, что если “Юлиану” еще далеко до постановок “Чинеса”, то во всяком случае он заслуживает безусловного внимания. Содержание сценария в общем достаточно толково передает основной замысел романа Мережковского. Таким образом, публике дается зрелище достаточно содержательное с внутренней стороны и довольно живописное – с внешней, чтобы вызвать в ней несомненный интерес к картине» (Критическое обозрение // Проэктор. 1917. № 1—2. С. 14).

Об особенностях постановки несохранившегося фильма судить трудно, однако сценарий Касьянова говорит о том, что литературная основа картины была проработана очень тщательно и выстраивалась с помощью приемов, которые еще только осваивались русской кинодраматургией. Так, привычная зрителю 1910-х гг. шестичастная структура фильма характеризовалась кольцевой композицией: «видения» Юлиана из последних трагических сцен отсылают читателя и зрителя к началу фильма. 
Разнообразные поправки и рукописные вставки в машинописный текст свидетельствуют об основательной работе Касьянова-сценариста. По-видимому, наиболее внимательно Касьянов прорабатывал «надписи» – интертитры, которые в тексте сценария обведены красным цветом. В этой публикации «надписи» выделены жирным шрифтом, нумерация картин (в отдельных случаях Касьяновым нарушенная) воспроизведена по первоисточнику. В качестве иллюстраций использованы материалы из архива кинорежиссера, в том числе кадры, эскизы к фильму, рекламные фотографии со съемок (на некоторых из них можно увидеть случайно попавших в кадр членов съемочной группы в современных костюмах). Едва ли по какому-то другому дореволюционному фильму можно собрать такую богатую коллекцию разнообразных материалов.
Публикаторы глубоко и сердечно благодарят правнучку кинорежиссера Полину Павловну Касьянову за предоставленные ею уникальные документы из семейного архива и данное ею любезное разрешение их публиковать. Мы так же искренне благодарим историка кино Петра Алексеевича Багрова, который впервые открыл эти материалы для киноведения и поделился с нами своим открытием.

1. Киносценарий

Машинопись с правкой автора

Д.С. Мережковский.
«Смерть богов» (Юлиан Отступник).
Кино-иллюстрация 
в 6 частях 
В.П. Касьянова

Участвуют:
1.    Константин Великий.

2.     Константин
3.     Констанций            сыновья Константина
4.     Констанс 

5.     Евсевия – жена Констанция
6.     Елена – родственница Евсевии
7.     Константина – сестра Констанция

8.     Галл                двоюродные братья Констанция
9.     Юлиан

10.     Юлий Констанций (их отец)
11.     Лебда – нянька Юлиана

12.     Мардоний – язычник        учителя Юлиана
13.     Евтропий – монах

14.     Трибун Скудило
15.     Публий – сотник

16.     Арсиноя                две сестры
17.     Мирра

18.     Мэроэ (их нянька)
19.     Гортензий – сенатор (их дядя)
20.     Сиракс – кабатчик
21.    Хозяин балагана
22.     Кроталистрия
23.     Деценций – трибун нотариев
24.     Хнодомар (король германцев)

25.     Флоренций
26.     Север
27.     Невита                военачальники 
28.     Лупицин
29.     Виктор

30.     Орабазий – врач Юлиана
31.     Максим – великий жрец
32.     Публий – поэт
[Нумерация нарушена в тексте. – А.П.]
36. Жрец Антиохии
37. Четыре седых евнуха-жреца

38. Фавны
39. Сатиры        для шествия Диониса 
40. Вакханки
41. Народ

42.     Народ на площади Антиохии: рабы, эфиопы, старухи, торговцы, дети, рабы с носилками = статисты
43.     Друзья Гортензия на пиру у него = статисты
44.     Три танцовщицы (балет)
45.     Прометей – атлет, борец
46.     Сатана
47.     Ангелы

[Часть первая]

Картина 1-ая

Ночь в Каппадокии. Крепость Мацеллум. Император Констанций, незаконно овладев престолом, повелел заточить в крепость последних претендентов на императорскую корону – малолетних Галла и Юлиана.

Огромная спальня в Мецеллуме (бывший дворец каппадокийских царей).
Галл, изнеженный и прихотливый мальчик, спит на мягком ложе, под старинным запыленным пологом, последний остаток роскоши каппадокийских царей.
Юлиану не спится. Постель его жесткая: голое дерево, прикрытое барсовой шкурой; мальчик сам так хотел, да и старый его учитель Мардоний воспитывает в строгих началах стоической мудрости. В соседнем покое спит педагог Мардоний… На дворе дождь и сильный ветер. Юлиану жутко. Он пробовал разбудить брата, но без успеха. Маленькая кованая дверца потайной лестницы в стене отворилась – вошла старая рабыня Лабда, с медной лампадой в руках.

– Няня, мне страшно!..

Старуха поставила лампаду в полукруглое каменное углубление над изголовьем Юлиана и приласкала мальчика. Полуслепая старуха, едва таскавшая ноги, ходила всегда в черном монашеском платье; вся была увешана крестиками, кощунственными амулетами из мертвых костей и ладанками с мощами святых. Была набожной христианкой, хотя ее считали ведьмой. 

Старуха любила Юлиана. Зная все семейные предания, она по ночам рассказывала Юлиану эти страшные повести, как рассказывают детям сказки. 

Многое в словах Лабды, чего еще детский ум не мог понять, заставляло замирать его сердце от одного ужаса. С любопытством и со страхом слушал Юлиан старую няню.

Диафрагма.

Продолжение I карт.

Старуха знала все кровавые придворные тайны; она благоговейно любила Юлиана, считая его единственным законным наследником императора Константина, а Констанция – убийцей и врагом престола.

Старуха поставила огонь. Дала попить Юлиану. Приласкала Юлиана, успокоила его. Перекрестила и ушла, оставив огонь у изголовья Юлиана. Юлиан уснул….

Картина 2-ая

Открыть диафрагму.

Перед смертью Константин Великий разделил империю между 3 сыновьями и двумя племянниками. 

Опочивальня Константина Великого. Он окружен родными.
[Вся вторая картина перечеркнута. – А.К., А.П.]

Картина 3-я

Констанций, желая управлять монархией один, решает избавиться от других наследников престола. 

Констанций подкупает легионеров. Заговор.

Картина 4-я

Одной из жертв вероломного Констанция погиб также отец Юлиана и Галла.

В одной из комнат или галерей дворца легионеры убивают Юлий Констанция.

Картина 5-ая

В этой картине Юлиану – 5, Галлу – 10.

Подземелье. Родовая гробница. Лабда укладывает Юлиана в темный угол между порфировыми гробами и укутывает больного Галла, дрожащего от лихорадки. Лабда крестит детей. При свете факелов врываются войны Кесаря, переодетые монахами; панцири сверкают под черными рясами.
С обнаженными мечами убийцы шарят. Лабда кидается к их ногам и указывает на Юлиана:

– Побойтесь Бога. Что может сделать императору пятилетний мальчик?..

Войны всех троих заставляют целовать крест и присягнуть императору…
 

Закрыть диафрагму.

Картина 6-ая

Юлиана и Галла Констанций пощадил, сослав в уединенную крепость Мацеллум, где живут они под вечным страхом смерти. 

Мацеллум. Спальня. Лабда оканчивает свой рассказ. Юлиан засыпает. Она перекрестила его и ушла.

Картина 2-ая

Небольшая таверна при большой римской дороге (крытая соломой лачуга, с грязным скотным двором и навесом для кур и гусей). В кабачке можно было получить козий сыр, полубелый хлеб, мед вино. Хозяин таверны лукавый армянин Сиракс. 
Перегородка разделяла ее на две части: одна – для простого народа, другая – для более почетных гостей. Под потолком, почерневшем от дыма, висели копченые окорока, пучки душистых горных трав. Дом считался подозрительным. Ходили слухи о темных делах, совершенных в этой лачуге. Перегородка состояла из двух тонких столбиков (единственная роскошь кабачка и гордость хозяина), некогда позолоченных, теперь потрескавшихся и облупившихся. На них была натянута вместо занавески старая полинявшая хламида жены. Пыльно-голубая ткань хламиды пестрела многими заплатами и следами зактраков. В чистой половине, на единственном ложе, узеньком и продранном за столом с оловянным кратером и кубками вина, возлежал римский трибун Марк Скудило. В ногах его сидел толстяк с голым черепом, редкими седыми волосами, зачесанными с затылка на виски, – сотник Публий. Поодаль на полу двенадцать римских легионеров играли в кости.

Зная, что император ненавидит двух отроков, напоминающих ему о преступлении, Трибун Скудило решил предугадать волю владыки. 

Публий и Скудило болтали, попивая вино, причем Публий больше заглядывался на солдат, игравших в кости. Скудило постучал кулаком по столу, прибежал Сиракс, держа широкую плоскую внизу, с тонким горлышком, покрытую плесенью и мхом бутылку. На кипарисовой дощечке написано: «Столетнее». Сиракс поцеловал горлышко бутылки, снял восковую печать, откупорил, взглянул со вздохом умиления и налил, затем достал из кармана крошечную бутылку из цельного оникса и подлил в вино каплю аравийского кинномона. Скудило медленно с восторгом выпил, Сиракс прищелкивал языком и хвалил. Скудило отдал приказ собираться.

Легионеры надели панцири, шлемы, на правую ногу железные поножия, взяли щиты и копья. Когда они вышли за перегородку, Исаврские пастухи, похожие на разбойников, сидевшие у очага, почтительно встали перед римским трибуном. Он имел величественный вид, в голове шумело.

Картина 3-я

Большая римская дорога. Выход из таверны. На другой стороне дороги, против таверны, источник теплой целебной воды. Каменная плита с грубо высеченными человеческими изваяниями и греческой надписью.
Человеческие изображения братьев Диоскуров, Костора и Поллукса, они же христианские святые Козьма и Домиан.
Выйдя из таверны, трибун вскочил на великолепного каппадокийского жеребца и дал знак, чтобы легионеры выступали. Трубач, стоявший впереди, затрубил в медную «букцину», загнутую кверху в несколько завитков, подобно рогу барана. Знаменосец «драконарий» поднял знамя в виде дракона из пурпуровой ткани.
Желая похвастаться, трибун, протянув меч, громко сказал:

– В Мацеллум…

В толпе, высыпавшей из кабака, пронесся шепот удивления; были произнесены имена Юлиана и Галла.

Картина 4-я

Проезд трибуна с отрядом дорогой мимо какого-нибудь памятника, колонн, поворотного столба.

Картина 5-я

Под покровом ночи. 
Наружный вид дворца – крепости Мацеллум. 
Ворота или галерея.
Марк Скудило с легионерами. Врываются во дворец.

Картина 6-я

Спальня Юлиана. Он просыпается от шума голосов и лязга оружия в соседних покоях. Вздрагивает, прислушивается и кричит:

– Брат! Галл! Ты спишь? Мардоний! Где вы? Разве вы не слышите?

Галл проснулся. Вбежал Мардоний, босой, с растрепанными седыми волосами, в ночной коротенькой тунике — евнух с морщинистым желтым и одутловатым лицом, похожий на старую бабу — бросился к потайной двери, посмотрел в глазок.

– Солдаты префекта! Надо бежать.

Но было поздно. Маленькая дверь была заперта снаружи. На каменных столбах лестницы мелькнул свет факелов, и в нем блеснули пурпурное знамя и блестящий крест с монограммой Христа на шлеме одного из воинов.

– Именем правоверного, блаженного Августа, императора Констанция, я, Марк Судило, трибун легиона, беру под стражу Юлиана и Галла.

Мардоний, преграждая путь солдатам, стоял перед закрытой дверью спальни с воинственной осанкой и размахивал тупым мечом, которым наглядно показывал ученикам, как сражался Гектор с Ахиллом. Публия, который был пьян, это взбесило; он схватил Мардония за горло и отбросил его в сторону. Скудило подбежал к дверям спальни, и раскрыл их настежь, и первый раз в жизни увидал двух царственных отроков. Галл дрожал, готовый заплакать, и, торопливо крестясь, шептал:

– Господи, помилуй…

Страх Юлиана перед солдатами исчез: он чувствовал злобу. Крепко стиснув зубы, перекинув через плечо барсовую шкуру с постели, он смотрел на Скудило пристально, исподлобья, и нижняя выдающаяся губа его дрожала. В правой руке сжимал рукоятку тонкого персидского кинжала, пряча его под шкурой. Один из легионеров, указывая на Юлиана товарищу, сказал:

– Посмотри, каков волчонок!

Пауза.

Скудило хотел переступить порог спальни, когда у Мардония явилась новая мысль. Он бросил меч, уцепился за платье Скудило и завопил:

– Что делаете, негодяи! Как смеете оскорблять посланного императором Констанцием? Мне поручено отвезти ко двору этих царственных отроков. Вот приказ…

Скудило взглянул на Мардония и насторожился. Мардоний поспешно вынул из книгохранилищного ящика с пергаментными свертками Гезиода и Гомера, сверток и подал его трибуну. 
Скудило, развернув, побледнел. Когда Скудило заметил государственную печать и увидел имя императора, то не разобрал дальше ничего.

– Прости, не губи нас!

Мардоний вырвал из дрожащих рук Скудило бумагу.

– Прочь отсюда! Чтоб духу вашего не было! Еще пьяные? Все будет известно императору!

Скудило стал просить не губить.
Мардоний разошелся и велел им уходить. Бедный трибун подал знак отступления. Мардоний снова поднял тупой меч и, размахивая им, сделался похожим на воина из «Илиады». Когда Мардоний убедился, что шаги умолкли, что опасность миновала, все дряблое, женоподобное тело скопца заколыхалось от смеха. Он забыл важность, приличную педагогу, и, подпрыгивая на своих слабых ногах, кричал от восторга:

– Дети мои. Ловко мы их провели. Эдикт уже три года как отменен. Дураки! Дураки!

Обняв детей, он уложил их спать… По уходе легионеров принимает участие и Лабда.

Картина 7-я

Выход Скудило и отъезд.
Декорации картины № 9.

Картина 8-я

Духовным наставником Юлиана был монах Евтропий. Он подозревал в своем питомце «тайную строптивость ума», которая, по его мнению, грозила Юлиану вечной гибелью, и старался ее искоренить.

Юлиан на уроке с монахом Евтропием (сгорбленный, высокий, как шест, худой, как щепка; носил черную заплатанную с многими пятнами рясу, был скряга). Была у него неприятная привычка: тихонько лизнув ладонь, быстро приглаживать ею облезлые, серенькие височки и сейчас же после этого, вкладывая пальцы в пальцы, слегка ими пощелкивать. Юлиана это раздражало и бесило.
[На полях против этого абзаца стоит вопросительный знак. – А.К., А.П.]
При перечислении имен ветхозаветных патриархов Юлиан остановился, потому что забыл. Пауза. Евтропий тихонько берет его за ухо, как бы лаская, на самом деле делает больно и приговаривает:

– Не изволит ли гневаться твое величество на смиренного и худоумного раба Евтропия?

И, лизнув ладонь, стал приглаживать височки и потрескивать пальцами. Кончается урок. Юлиан на коленях читает молитву и уходит к себе в келью.

Картина 9-я

Любимым учителем Юлиана был язычник Мардоний. 

Когда он говорил Юлиану об Элладе, родине богов, родине всех, кто любит красоту, о подвигах героев за свободу, сердце мальчика щемила сладкая боль. 

Слезы текли по лицу учителя; он читал, вернее, пел Гомера, делая ударение на каждый стопе гекзаметра, размахивая в лад руками. Юлиан широко открытыми, почти безумными глазами смотрел на учителя, весь дрожал и холодел от восторга.

Картина 10-ая

Уголок в спальне с ящиком книгохранилища.

Юлиан научился лицемерить с детства с недетским совершенством. Любя читать нечистивых и богохульных, по мнению Евтопия, авторов, Юлиан завертывал запрещенные книги в переплеты с невинными названиями, на случай если его поймает Евтропий. 

Выбрав в хранилище Симпозион Платона, Юлиан завернул книгу в переплет «Послания Апостола Павла» и пошел из комнаты.

Картина 11-ая

Выход из дома в сад.
Юлиан столкнулся с монахом Евтропием. У Юлиана в руках была запрещенная книга. Евтропий его остановил.

– Погоди, погоди-ка, дражайший. Что это за книжечка у твоего величества?

Юлиан взглянул на него спокойно и подал книгу. На пергаментном переплете было большими буквами написано: «Послания Апостола Павла». Монах прочел и отдал, не развернув. 

– Ну, то-то же, помни: я за твою душу отвечаю перед Богом и перед великим государем. Не читай еретических книг…

Юлиан посмотрел вслед удалявшемуся монаху, улыбнулся и пошел.
[Десятая и одиннадцатая картины перечеркнуты. – А.К., А.П.]

Картина 13+12

Юлиан вошел в кипарисовую рощу Афродиты. Вечер. Луна.
Между деревьями белели изваяния. Эрос, натягивающий лук, причем отбитый мраморный лук с двумя руками бога, лежал на траве у подножья статуи. 
Храм стоял на холмике, открытый со всех сторон. Белый мрамор ионических колонн облит солнцем. По обоим углам фронтон увенчан был двумя акротэрами в виде Грифонов; с поднятою когтистою лапою, с открытыми орлиными клювами, с круглыми женскими сосцами, вырезывались они гордыми, строгими очертаниями. Юлиан по ступеням вошел в портик, тихонько открыл незапертую медную дверь и вошел в храм.
Сомненье Юлиана.

…Кто прав? Евтропий или Мардоний? Кому верить: язычнику или христианину?.. 

Эта сцена может быть разыграна в книгохранилище [Подчеркнуто. – А.К., А.П.] или саду.

Картина 14-я

В четырехугольнике открытого неба, среди колонн стояла она, Афродита Анадиомена, во всей своей нестыдящейся наготе. Юлиан робко поднял глаза, прислонился к стене, притаил дыхание и замер. Потом сел на подножие колонны, прислонился щекой к холодному мрамору, закрыл глаза и задремал.

Видение.
Афродита оживает, приближается к Юлиану, обнимает шею ребенка, Юлиан с бесстрастной улыбкой отдается бесстрастным объятиям.
[Сцена видения перечеркнута. – А.К., А.П.]

Когда Юлиан очнулся, было темно. Луна кидала сияние на Афродиту. На бронзовом треножнике горели угли и струйки благовонного дыма поднимались к лицу богини. Юлиан подошел, взял из хризолитовой чаши между ногами треножника несколько зерен душистой смолы и бросил на угли алтаря; дым заклубился обильнее. Юлиан наклонился, поцеловал ноги изваяния, стал на колени и, прижав руки к сердцу, стал молиться:

– Афродита! Афродита! Я буду любить тебя вечно. 

Слезы текли по щекам ребенка.

Конец пролога

[Часть вторая]

Картина 15-ая

Прошло шесть лет с того дня, когда Юлиан и Галл были заключены в каппадокийскую крепость Мацеллум. Император Констанций приблизил Юлиана и Галла ко дворцу.
 
Юлиану 19 лет – он в костюме христианского послушника.
Галлу 24 года – он в придворной одежде.
Тронный зал Констанция. Констанций на троне, окружен придворными. Прием Галла и Юлиана. Галла император назначает цезарем, делает своим соправителем, отдавая ему Восток. Сходя с трона и направляясь к Галлу с распростертыми руками, обнимает его и целует.

– Склонитесь все до земли. Я избираю того, кто близок моему сердцу. Приветствуйте цезаря Галла.

Общее изумление; слышны недовольные возгласы. Галл его благодарит.

– Благодари меня делами, возлюбленный галл. Через три дня ты отправишься к войскам в Азию: персидский царь стоит на Западе от Ефрата. Я знаю, как тебе дорого мое благоденствие, – вот и срази его.

Оборачиваясь к Юлиану, замечает на его лице удивление, берет его обеими руками за голову и целует.

– Юлиан, благочестивый друг и брат мой, – так должно быть…

Юлиан целует руку императора и кланяется…
Император приглашает всех к трапезе. Шествие трогается.

Картина 16-ая

Пир у Констанция. 
Император и императрица рядом. Возле императора — Галл, возле императрицы — Юлиан.

В знак особой милости Констанций дарует Галлу в жены свою сестру – вдову Константину. 

Пир, чествование. Веселье.
[Вся шестнадцатая картина перечеркнута. – А.К., А.П.]

Картина 17-ая

Посаженный из тюрьмы чуть ли не на самый трон, не приспособленный ни к какой власти, Галл оказался плохим цезарем. Голод, произвол, казни, доносы измучили народ в конец.

Маленькая площадь в Антиохии, в которую упираются несколько грязных тесных переулков. Рабы проносят через площадь тюки; рабы-хлебопеки проносят хлеб из пекарни, в двери которой видна печь, куда сажают хлебы. Сапожник в открытой лавчонке работает. Две старухи — настоящие ведьмы с растрепанными волосами – кричат, протягивая руки, чтобы сцепиться из-за веревки, на которую вешали сушиться тряпье. Торговец на костлявой кляче в ивовых корзинах везет рыбу, прохожие от смрада отворачиваются и бранятся. Из кабачка выходят несколько пьяных, обнявшись, поют. Дома — беспорядочно нагроможденные клетушки, обмазанные глиной. Некоторые из них с улицы прикрыты истрепанным ковром. Над воротами лупанора, фонарь с бесстыдными изображениями, посвященными богу Приану, на дверях покров. Копошится на площади пестрый, нищий голодный сброд. К небольшой кучке впереди, разговаривающей очень оживленно, присоединяется народу все больше и больше. Один из толпы:

– Вы только рассудите… Намедни из Египта приезжает огромный корабль; обрадовались, думали, хлеб. Ну и что же оказалось? Пыль из Александрии, особенная, розовая, для натирания придворных гладиаторов цезаря… Пыль – вместо хлеба. 

Слушатели повышено реагируют, добавляя и сменяя друг друга в разговорах.

Картина 18-ая

Под влиянием своей жены Галл часто, переодевшись и загримировавшись, со своими приближенными любил послушать, о чем говорит народ. 

Со смехом, выпивая, Галл заканчивает туалет, ему помогает Константина. Одежда замарана и разорвана, лицо подмалевано; подвязывает неестественно густую и длинную бороду. Притворяется пьяным, пошатываясь. Все смеются….
Галл с тремя или четырьмя товарищами покидает компанию опьяневших гостей…. и уходит.

Картина 19-ая

Та же площадь. Среди толпы появляется Галл с товарищами. Пошатывается.
Народ, продолжая обсуждать:

– Все эти убийства и разбои не от цезаря, а от жены его Константины. Ведьма.

Галл с товарищами переглядываются. Галл: 

– Спроси имя, запиши их.

Один из товарищей Галла благодаря болтливости вмешивается в разговор. 

Небрежно выспросив имена, спутник Галла узнал о заговоре на свою жизнь.

Отойдя в сторону, записал имена разговаривающих изящным стилосом на восковые дощечки и, присоединившись к Галлу, отошли к балагану.

Картина 20-ая

Галл потащил спутников в балаган, обтянутый, наподобие палатки, голубой тканью с серебряными звездами. Фонарь озарял черную доску – объявление о предстоящем представлении, написанное мелом по-сирийски и по-гречески. Черный эфиоп, вращая белками, ударял в бубны, зазывая публику в балаган. Галл со спутниками протолкался и вошел в балаган.

Картина 21-ая

Протолкавшись, они уселись в первом ряду.
На подмостки выбежала пятнадцатилетняя девочка, чтобы исполнить танец.

Знаменитая, до безумия любимая народом пляска-кордакс. Отцы церкви ее громили, римские законы воспрещали. Ничего не помогало: кордакс плясали всюду, бедные и богатые, жены сенаторов и уличные плясуньи. 

Худенькое смуглое тело нубиянки вокруг тела обвивала, только вокруг бедер, почти воздушная, бесцветная ткань; волосы подымались над головой мелкими, пушисто-черными кудряшками; лицо чистого египетского облика напоминало лицо сфинксов.
Кроталистрия начала плясать, как будто скучая, лениво и небрежно. Над головой медные бубны чуть бряцали. Потом движения ускорились. Она выпрямилась и, звеня пронзительно медными кроталиями, вызывающе посмотрела в толпу – толпа вся вздрогнула. Тогда девочка закружилась, как змейка, ноздри ее расширились, из горла вырвался страшный крик, при каждом порывистом движении две маленькие груди, стянутые шелковой сеткой, трепетали.
Вдруг девочка остановилась, как будто в изнеможении. Легкая дрожь пробежала с головы до ног. Наступила тишина. Над закинутой головой нубиянки быстро и нежно трепетали бубны. Глаза потухли. Лицо было строгое, грозное, а на слишком толстых губах дрожала слабая улыбка, и медные кроталии замерли.
Толпа ревела от восторга. Галл безумствовал, товарищи его удерживали. Толпа так кричала, хлопала, что голубая ткань всколебалась, как парус под бурей, и хозяин стал успокаивать толпу, боясь, что она разрушит его балаган. Галл подошел к хозяину балагана, хитрому греку, без объяснений высыпал ему в полу туники пригоршню золотых монет и велел позвать девочку. Хозяин с изумлением смотрел то на золото, то на разорванную одежду Галла. Подошла девочка, Галл и ей дал денег, не считая. Хозяин что-то шепнул ей на ухо. Она высоко подбросила звонкие монеты, поймала их в ладонь и, засмеявшись, сверкнула на Галла глазами. Он пригласил ее с собою. Девочка накинула на голые плечи темную хламиду и выскользнула вместе с ним на улицу. Товарищи хотели следовать за ним, но он:

– Не надо, оставайтесь здесь.

Тогда один из них вынул из-под одежды короткий меч вроде кинжала с драгоценной рукояткой и почтительно подал Галлу. Галл и девочка вышли.

Картина 22-ая

Выход Галла и Кроталистрии из балагана.

Картина 23-я

Вход из в храм Приана.

Картина 24-ая

Они вступили в маленький пустынный храм; лампада на цепочках слабо освещала. Галл притворил дверь.
Кроталистрия сбросила на пол свою хламиду. Она хохотала. Галл ее обнял. Потом вздрогнул — его что-то испугало. Галл нагнулся, возле него было несколько белых гусей. Он схватил одного из них за горло и ударил мечом.

– Что ты наделал? Это священные гуси Приана.

Вбежала жрица-старуха, за ней толпа с факелами.

– Храм осквернен. Видите, это – христиане-безбожники. Держите их. 

Кроталистрия, закрывшись с головой плащом, убежала. Толпа влекла Галла из храма, который так растерялся, что не выпускал из руки мертвого гуся, а из другой кинжала.

Картина 25-ая

Площадь. Выход из храма. Толпа все увеличивается. Товарищи Галла прибежали ему на помощь. Какой-то великан крикнул:

– Граждане. Давно уже я слежу за этим мерзавцем и его спутниками. Они записывают имена. Это шпионы Цезаря. 

Жрица вцепилась в бороду Галла, и она осталась у нее в руках, когда Галл ее оттолкнул. Перед толпой стоял красивый юноша со светлыми как лен волосами и бородкой. Толпа еще больше загудела. Товарищи обступили Галла и обнажили мечи. В то мгновение 10 огромных рабов-пофлагонцев с пурпурными носилками на плечах раздвинули толпу. Галл с одним из спутников бросился в носилки, рабы их подняли и убежали.
Толпа, готовая растерзать Галла, остолбенела от ужаса. Кто-то сказал:

– Это сам цезарь Галл.

По уходу Галла происходит арест, согласно записи подслушивающего спутника Галла.

Картина 26-ая

Дворец Галла. С хохотом входят Галл и спутники, садятся за стол, продолжают пить и ужинать…
Галл, обращаясь к жене:

– Как бы ты теперь меня ни убеждала, я больше не выйду на улицу с поддельными волосами. 

Все хохочут… Галл старается показать окружающим, как старуха сорвала с него бороду и обалдела… Сам Галл хохочет и другие его поддерживают.

Картина 27-ая

Маска христианского смирения, которую Юлиан носил на людях, в одиночестве была ему нестерпима. Беседы с язычником Мардонием о красотах древнего мира глубоко запали ему в душу. Его тянуло к олимпийским богам, и в то же время он думал о пострижении в монахи. 

Поздний вечер. В одиночестве, сидя в саду, Юлиан читал, оставил книгу, задумался. Подошел Мардоний к Юлиану, поглядел на книгу Юлиана, сел на камень плиты или скамьи; учитель гладил жесткие волосы Юлиана.

– Грустно тебе? Знаю. Ты ищешь и не находишь. Бедный мальчик. Надо стать мудрым и богоподобным: отрекись от мирских забот, беги отсюда в Афины, пока еще не поздно, и ты найдешь там, что ищешь.
[В этой «надписи» много правки, на полях помета: «Переделать». – А.К., А.П.]

Юлиан уронил голову на руки и заплакал. Собеседник с грустью посмотрел и ушел.

Картина 28-ая

Проход императрицы Евсевеи по саду со свитой девушек, вдали евнух.

Картина 29-ая

Юлиан очнулся от своей мучительной задумчивости, услышав приближающиеся шаги. По саду совершала прогулку императрица, окруженная девушками-прислужницами. Она остановилась возле Юлиана. Он приветствовал ее глубоким поклоном. Она с улыбкой глядела на него, затем, положив ему на плечо руку, спросила:

– Юлиан, почему ты бежишь от радости и от людей? Мне кажется, что ты боишься даже меня, я же всегда думала, что мы можем быть друзьми.
 
Юлиан припал к ее руке, упав на колени; она погладила ему голову.

– Прости, императрица. Мне тяжело здесь при дворе. Помоги мне уехать отсюда.
[В этой «надписи» много правки, на полях знак вопроса. – А.К., А.П.]

Евсевия ободрила Юлиана и с теми же девушками и с загадочным взглядом оставила его. Вдали евнух следит за ними, стараясь уловить каждое слово, каждое движение.

Картина 30-ая

Покои Констанция. Он с кем-либо из придворных. С низким поклоном входит евнух. Отпустив придворного, Констанций выслушивает евнуха. Тот, озираясь по сторонам, нашептывает:

– Благочестивый Кесарь. Только что супруга твоя беседовала с Юлианом. 

[На полях напротив «надписи» знак вопроса. – А.К., А.П.]
Констанций схватился за ручку кресла, что-то спросил еще евнуха, почти на ухо — тот отрицательно кивнул головой и с низким поклоном поспешил выйти исполнить приказание Кесаря.

Картина 31-ая

Сад. Юлиан один. Его зовут к императору. Его испуг за свою жизнь. С робостью идет.

Картина 32-ая

Тот же покой Констанция. Юлиана впускает приближенный императора. Юлиан робко входит. По знаку императора приближенный уходит. Они остаются с глазу на глаз. Констанций смотрит на Юлиана, тот, опустив голову, покорно ждет.

– О чем ты только что говорил с Императрицей в саду? Какие еще у тебя тайны, которые ты доверяешь Императрице?

Юлиан упал на колени. В это время вошла Императрица.

– Кесарь, Юлиан просит отпустить его в Афины чтобы изучить греческую мудрость. Я только что обещала ему в саду просить за него перед тобой, великий Кесарь. Отпусти его с миром. 

Юлиан смиренным взглядом смотрел на Императора. Пауза. Констанций еще раз посмотрел на Императрицу, та взглядом еще раз просила за Юлиана. Констанций опустил руку на голову Юлиана и разрешил уехать. Юлиан радостно и облегченно вздохнул, поцеловал руку Императора, простился и ушел.

Картина 33-я

Море. Идет трирема на парусах. Юлиан на корме. Его радость. Заход солнца.

Конец II части.

[Часть третья]

Картина 34-ая 

Скитаясь по городам Малой Азии, Юлиан вращался среди выдающихся греческих мудрецов, большую часть времени проводил за книгами. 

Комната Юлиана в Эфесе. Юлиан занимается. Входит поэт, старик Публий, и сообщает Юлиану:

– Большая новость, Юлиан! Возвратился великий жрец Максим. Сходи к нему, он многое тебе откроет.

Юлиан радостно выслушивает Публия, благодарит его, оба выходят.

Картина 35-ая

Ровно в полночь, в предверьи большой залы мистерии.
Юлиан сложил одежду послушника, и мистотоги — жрецы, посвящающие в таинства, – облекли его в хитон иерофантов из волокон чистого египетского папируса; в руки дали ему пальмовую ветвь; ноги остались босыми. Ему предложили идти.

Картина 36-ая

Низкий длинный зал. Двойной ряд столбов из орихалка — зеленоватой меди – поддерживал своды; каждый столб изображал двух перевившихся змей; у колонны стояли курильницы на тонких, высоких ножках; огненные языки трепетали, и клубы благого дыма наполняли залу. Юлиан проходит через зал в его конец. В дальнем конце слабо мерцали два золотых крылатых ассирийских быка; они поддерживали великолепный престол; на нем восседал, подобный богу, в длинном черном одеянии, затканном золотом, облитом потоками смарагдов и карбункулов, сам великий иерофан — Максим Ефеский. Юлиана усадили на мягкие подушки. Максим дал знак — все ушли. Максим приблизился к Юлиану, провел несколько раз рукой по его голове. Юлиан почувствовал приятную слабость в теле, веки опустились; Максим указал Юлиану в глубину, где стоял орихалковый треножник. С него подымался клубами белый дым. Максим обратился к Юлиану:

– Хочешь видеть древнего Титана?

Юлиан кивнул головой в знак согласия и с неподвижным бледным лицом устремил взгляд на дым.

Картина 37-ая

Ему показались тучи, снежные горы, огромное тело: ноги и руки были прикованы обручами к скале; он метался от боли, скованный цепями.

– Юлиан, освободи меня, закованного смиренными, кроткими, прощающими врагам из трусости, рабами. Освободи меня.

Тучи дыма, поднявшиеся из треножника, закрыли все дымом…

Максим:

– Юлиан, хочешь видеть отверженного?

Юлиан кивнул головой.

Картина 38-ая

В белом дыме появились слабые очертания головы и двух исполинских крыльев; перья висели поникшие, как ветки плакучей ивы. Постепенно перед Юлианом вырисовывался образ сатаны, затем изгнание его и его сообщников.

Картина 39-ая

Когда Юлиан очнулся, голова его кружилась. Ему показалось, что все это он видел во сне.
Максим:

– Дерзай, Юлиан, и ты будешь больше всех, рожденных женами на земле…

Пророчество Максима очень волнует Юлиана, он дрожит… и уходит.

Картина 40-ая

Вблизи Афины. На берегу моря сидит, задумавшись, Юлиан с книгой в руках. К нему подходит худенький, маленький поэт Публий и спрашивает:

– Юлиан, хочешь увидеть живую богиню? Если любишь красоту – пойдем…

Юлиан почувствовал любопытство и пошел.

Картина 41-ая

Проход Юлиана и Публия берегом моря.

Картина 42-ая

Проход Юлиана и Публия рощей тропических растений.

Картина 43-я

Во двор выходили двери крытых мраморных покоев, служивших некогда аудиториями для афинских мудрецов и ораторов. Из-за колонны виднелся продолговатый четырехугольник под открытым небом, усыпанный песком, служивший для игры в мяч и метания диска. В нескольких шагах от Юлиана стояла девушка, совершенно голая. Она держала медный диск в руках. Юлиан замер от восторга. Девушка отступила на несколько шагов, наклонилась и выставила левую ногу, заведя правую руку с диском, сильным движением размахнулась и высоко подбросила медный круг. Двенадцатилетняя девочка Мирра в блестящей тунике и старая рабыня египтянка Мэроэ захлопали в ладоши, хваля удар…. Затем она взяла у Мирры изогнутый лук, достала из колчана длинную оперенную стрелу и стала метиться в черный круг (служивший целью) на противоположном конце Эфэбзона. Стрела ударила в цель, потом другая, третья. Юлиан был в восхищении от этой любительницы древних игр.
Публий:

– Ведь это все когда-то было, Юлиан. В Древней Греции спартанские девушки выходили на палестру обнаженные, гордые перед своим народом. Они были как дети, как боги. И подумать, что этого никогда больше не будет, не повторится на земле эта свобода, и чистота, и радость жизни…

Юлиан опустил голову на грудь, тяжело вздохнул, и они вышли.

Картина 44-ая

Дружба Юлиана с языческими мудрецами отдаляла его от христианства все больше и больше. 

Комната Юлиана. Юлиан среди мудрецов. Почетное место занимает Максим. Один из присутствующих обращается с речью к Максиму, указывая на Юлиана. Максим останавливает его жестом, перейдя к Юлиану, говорит, обращая внимание всех на Юлиана, который в волнении слушает речь Максима:

– Твоя судьба говорит, что ты возродишь величие и красоту эллинской жизни. Клянись же нам хранить свято то, что даруют тебе вечные боги…

По мере произнесения речи мудрецы окружают Юлиана и Максима, по окончании речи Максима Юлиан, видя вопрошающие взгляды присутствующих, клянется.

Картина 45-ая

Лунная ночь. Дружеский ужин, недалеко от Пирея, на вилле Арсинои. Много друзей-аристократов ее воспитателя Гортензия. Столы завалены яствами. Входят Юлиан и Публий. Гортензий уступил Юлиану почетное место. Юлиан ищет глазами Арсиною и встречает ее в дверях. Через широко открытые ставни падает лунный свет на мозаичный, блестевший как зеркало пол, на живопись стен (изображавшей сонного Эндимиона под лаской луны), на древнеафинский пеплум из мягкой серебристой шерсти Арсинои. Оба смотрели друг на друга, оба улыбались, зная, что их улыбки никто не замечает. Потом она вошла и с простой улыбкой всех приветствовала. Она села возле Юлиана. Танцовщицы танцуют. Пауза. Танцы.
Потом пригласила его пойти к морю. Они ушли.
Душа Юлиана и душа Арсинои.

Картина 46-ая

а) Проход Юлиана и Арсинои кипарисовой аллеей.

б) Берегом моря.
в) Полукруглая скамья. Над нею Артемида – охотница, в короткой тунике, с полумесяцем в кудрях, с луком и колчаном, с двумя остромордными псами, освященная луной.
Они сели. Вдали холм Акрополя с едва белевшими столбами Парфенона…. Арсиноя указала рукой на эту красоту.

– Отчего мне кажется порой, что ты лицемеришь, Юлиан, что эта черная одежда не пристала тебе?

Юлиан встал, отошел, оглянулся во все стороны, как будто его могли видеть и слышать доносчики. Затем он возвратился к ней, и, наклонившись к уху Арсинои, зашептал быстро, как в бреду, с искаженным страданием и ненавистью лицом:

– Хочу сказать и не умею, слишком долго молчал. Ненавидеть врага своего так, как я ненавижу императора, и прощать, пресмыкаться у ног его по-смиренному, выпрашивать милости: «Еще годок жизни рабу твоему монаху Юлиану…» Как это подло… О, если бы у меня была власть, воздали бы все Кесарево – Кесарю.
 
Он поднял голову, глаза сверкнули злобой, лицо озарилось, точно помолодело.
Арсиноя обернула к нему свое лицо и посмотрела ему прямо в глаза … Юлиан побледнел – отвернулся … Внезапным движением, закинув прекрасные, голые руки, Арсиноя обвила его шею, привлекла к себе сильно и близко…

– Я люблю одиноких и гордых орлов больше, чем белых лебедей…

Голова Юлиана закружилась. К его губам приблизились губы Арсинои, и они слились в поцелуе.

Картина 47-ая

По настояниям императрицы Евсевии, которая действовала вопреки планам придворной партии, Констанций решился возвратить Юлиану то положение, на которой он имел право по рождению. 

Тронный зал. Почетная стража – палатины (золотые шлемы и золотые панцири) – стоят по обе стороны. Придворные и воины наполняют весь зал. Раздался трубный звук, и вошел Констанций, за ним Юлиан.
Констанций взошел на трон, Юлиан приблизился к ступеням трона. Трон увешан сверху донизу победоносными лохмотьями древних знамен и медными римскими орлами.
Император придает каждому своему шагу и движению напыщенную торжественность.
Констанций, обращаясь к Юлиану, стоящему на коленях:

– Наш возлюбленный брат, Юлиан, Цезарь Галл во зло употребил свою власть. Ему было уже мало высокого положения цезаря, и мы его казнили. Приветствуем в твоем лице Цезаря Юлиана и в качестве такового отправляем в Галлию для усмирения германцев.–

Констанций облек Юлиана священною цезарской порфирою. 
Всех охватил восторг. Раздались крики:

– Да здравствует цезарь Юлиан.

Цезарь ответил им улыбкой.
Каждый из легионеров ударял медным щитом по колену, что было знаком радости.

Конец III части

[Часть четвертая]

Картина 48-ая

Когда воля императора возвеличила Юлиана в сан Цезаря и ему было поручено усмирение германцев в Галлии, он не имел никакого опыта в военном искусстве. Но, принадлежа к числу щедро одаренных натур, он быстро знакомился с делом и был ему полезен. 

Лагерь Юлиана. У его палатки военный совет. Юлиан постановил:

а) Лупицин с копьеметателями обойдет Хнодомара с севера.

в) Флоренций с преторианцами и конница пойдет навстречу Хнодомару.

с) Север со старыми легионами оттеснит варваров к реке…

[Пункты «а», «в» и «с» объединены скобкой, на полях помета: «Отдельные надписи». – А.К., А.П.]

Каждый из полководцев, выслушав приказ Юлиана, отходит к стороне, уступая место другому.

Картина 49-ая

Ставка германского короля — исполина Хнодомара. Жертвоприношение пред боем. 

Хнодомар грозит содрать кожу с живого Юлиана, если он ему попадется.

Описание варваров.
У некоторых громадные голые спины были покрыты медвежьими шкурами, а вместо шлема над косматой головой возвышалась открытая пасть зверя с белыми клыками. У других над касками торчали рога оленей и быков. Рыжие волосы связывались узлом на макушке и ниспадали сзади на шею огромным чубом или косой, похожей на гриву. Белые усы на красных лицах висели двумя длинными концами. Копья у некоторых с наконечниками из рыбьей кости, у некоторых топоры.

Картина 50-ая

Лагерь Юлиана.
К палатке Юлиана прискакал всадник с докладом. Начальник стражи его выслушивает. Входит в палатку, затем выходит и впускает гонца.

Картина 51-ая

Палатка Юлиана. Входит гонец и извещает, что 

– Варвары и их король Хнодомар стоят у Аргенторота. 

Юлиан торопит полководцев, те выходят.

Картина 52-ая

Лагерь. Военные рога, медная труба; значки с именами когорт, пурпурные драконы, римские медные орлы. Пехота, кавалерия, секироносцы, примопиларии. Движение войск. Выходит Юлиан, воодушевляет войска речью. Ударяет щитом о [нрзб] – знак радости.

Картина 53-я

Сражение под Страсбургом в 357 г. 

Юлиан на холме со свитой и стражей наблюдает. Вдали идет битва (внизу). Гонец сообщает Юлиану, что конница Флоренция попятилась. Юлиан схватил знамя, воодушевил императорскую гвардию речью и ринулся вперед вниз, за ним все с криком:

– Не выдадим Рима и Цезаря. Умрем за Юлиана…

Картина 54-ая

Река. Варвары-германцы на лошадях и без бросаются в реку. На берегу идет бой. Немцы хотят переплыть на другой берег.

Картина 55-ая

Заросли камыша. Хнодомар со спутником прячется. Римляне пускают туда тучу стрел. Раненый спутник выдает Хнодомара. Их забирают и ведут к Юлиану.

Картина 56-ая

Юлиан на холме, окруженный, как ореолом, лучами заходящего солнца. К нему приводят идущего нервными шагами варвара – германского короля Хнодомара. Он тяжело дышит, тучный, бледный, потный; становится на колени перед Юлианом со связанными за спиной руками, как бы моля о пощаде. Юлиан кладет свою руку на его косматую рыжую голову:

– Обещаю сохранить тебе жизнь и отправляю пленником к Императору. 

Войска приветствуют Юлиана.

Картина 57-ая

После долгого похода победоносный Цезарь возвратился на зимние квартиры в излюбленный им маленький городок Лютецию – Париж.

Юлиан вошел в кабинет. Здесь было сыро и холодно. В огромном очаге горел огонь. Юлиан снял доспехи и стал греться у огня. Ему подали несколько писем… он их просмотрел. Отпустил всех, остался один, задумался… Потом вздрогнул, встал.

Юлиану захотелось увидеть жену Елену, которую Император насильно выдал за него. Он ее не любил, несмотря на то, что со дня свадьбы прошло более года, почти не видел и не знал ее. 

Он решил ее увидать и пошел.

Картина 58-ая

Выданная насильно замуж, Елена считала себя погибшей, так как дала обет целомудрия, но потом, видя, что Юлиан не требует супружеских ласк, успокоилась и стала жить во дворце как монахиня. 

Слабо освещенная келья. Перед алтарем и большим крестом стоит на коленях Елена, закутанная с ног до головы в черные христианские одежды. Юлиан вошел не постучавшись. Он подошел к ней, закрывая рукой пламя лампады, и некоторое время смотрел молча. Злая и странная усмешка искривила его губы. Погруженная в молитву, Елена его не замечала. Он ее окликнул. Она вскрикнула и обернулась…

– Все молишься?

– Да, молюсь и за тебя, боголюбивейший Цезарь…

Юлиан устремил долгий, пристальный взгляд на крест, Евангелие, аналой… Затем на Елену и встретился с ясными невинными глазами. Юлиан положил на плечо ей свою руку, усмехнулся, наклонился и, прежде чем она успела опомниться, поцеловал ее в губы.
Она вскочила, бросилась в противоположный угол кельи, закрыла лицо руками, потом отвела их медленно и, взглянув на него глазами, обезумевшими от страха, дрожа, как пойманная птица, прижалась к стене. 
Злость овладела Юлианом. Он подошел к двери, запер ее на ключ, возвратился к жене.

– Брат мой, этого не должно быть. Я дала обет богу, я думала, что ты…

Юлиан расхохотался.

– Невеста Римского Цезаря не может быть Невестой Христовой…

[Против этой «надписи» помета на полях – «для заграницы». – А.К., А.П.]

Продолжая смеяться, он продолжал покрывать шею ее поцелуями. Она сопротивлялась, отталкивала его, молила:

– Сжалься, сжалься, брат мой…

Душа Юлиана не испытывала еще такого упоения. Он стал срывать ее одежды.

Картина 59-ая

Юлиан освободил Галлию от варваров и превратился в грозного победителя. Констанций решил избавиться от него хитростью. 

Опочивальня Констанция. Деценций, Синтула и придворные. Император подписывает бумагу, ее отдают Деценцию. Констанций отдает ему и трибуну Синтуле приказания – те уходят. Вместе с придворными возмущается и Констанций.

Картина 60-ая

Дворец Юлиана в Лютеции. У него идет пир. Вечер.

– Приехал посол Императора трибун Деценций. 

Юлиан велит его впустить. Входит Денеций со свитой, слугами и подарками. Подходит к Юлиану, приветствует его, подносит дары, затем письмо императора. Юлиан, восторженный, читает:

«Ввиду того, что великое дело умиротворения Галлии доведено Цезарем Юлианом до счастливого конца, Император предписывает ему распустить войска и возвратиться в Рим».  

Юлиан прочел и изменился в лице. Он подошел к Денецию и спросил:

– Ты знаешь, что тут написано?

Денеций дал понять, что знает.

Юлиан сообразил свою гибель. Император решил его обессилить, отняв у него лучшие легионы, и потом, обезоруженному, как Галлу, нанести последний удар.

Военачальники недоумевают, обращаются с вопросами к Юлиану, видя его расстроенным... Юлиан передает им письмо Императора. Они прочли. Общее недоумение. Новость для всех ошеломляющая... Юлиан, обращаясь к полководцам:

– Вот как благодарит Император за усмирение Галлии.

Слова эти были порохом, который только что подожгли. Полководцы возбужденно обсуждают, Деценций бросился к ним уговаривать. Юлиан ушел.

Картина 61-ая

Юлиан входит в комнату (декорация № 57). Он один со своими переживаниями…

Картина 61а

Высокая башня дворца. Персидский маг, в остроконечной войлочной тиаре, наблюдает звезды. Юлиан с лампадой в руках по узкой лестнице поднимается и обращается с вопросом к персу.

– Юлиан, радуйся. Эта ночь решит твою судьбу…

Стал указывать Юлиану на небо.

Картина 62-ая

Совет военачальников с Деценцием. Их возмущение.

Картина 63-я

Длинное здание казарм. На дворе стояли крытые полотнами повозки с огромными колесами для солдатских жен и детей. 

Волнение, охватившее военачальников, передалось и солдатам.

Юлиан предостерегал Деценция, указывая на опасность бунтов среди легионов, состоявших из варваров, которые скорее согласились бы умереть, чем покинуть родину. Деценций не обратил внимания. Жены и дети приняли участие также. Деценций со своими начальниками из свиты, которые приехали с ним, находится среди солдат. Военачальники кричат, отдают распоряжения…

Картина 64-ая

Юлиан с персом в той же башне. Входит кто-либо из придворных и говорит:

– Твоя супруга, Цезарь, умирает и желает видеть тебя перед смертью. 

Юлиан отсылает его, говоря, что:

– Только не сейчас… Потом.

Посланный уходит.
Юлиан устремил свой взор на небо. Там падает одна звезда, другая… Это его приводит в восторг.
Перс:

– Дерзай, иначе будет поздно.

Юлиан смотрит вниз, там сильное волнение среди солдат…

Картина 65-ая

Совет военачальников Юлиана без Деценция... Бурные речи и жесты по поводу приказа Императора…

Картина 66-ая

Двор. Казармы. Бунт солдат. Прибежал солдат в разорванной одежде с обезумевшим лицом и крикнул:

– Бегите во дворец. Юлиана зарезали.

Слова эти упали как искра в солому. Давно тлевшее пламя бунта — вспыхнуло. Лица озверели. Никто ничего не понимал и не слушал. Все кричали:

– Такого вождя предали. Бей посланных Императором! Долой Констанция! 

Толпа хлынула вперед с факелами.

Картина 67-ая

Юлиан в башне, наблюдая эту картину, восторженный, восклицает:

– Вот чего я ждал. Теперь иду. Все кончено. Жребий брошен. 

Юлиан в цезарском палудаментуме, в броне, со шлемом и мечом побежал вниз.

Картина 68-ая

Солдаты с шумом ворвались в атриум и приблизились к входным дверям дворца. В это время двери открылись, и Юлиан предстал перед войском с торжественно ясным лицом. Все сомнения исчезли: в действии воля его окрепла; никогда еще в жизни он не испытывал такой внутренней силы, ясности духа и трезвости. Толпа это сразу почувствовала. Бледное лицо его казалось царственным и страшным. Слышался рев толпы:

– Да здравствует император Юлиан.

– Долой Констанция.

Багровый свет факелов освещал их лица. Юлиан дал знак, и все притихли. Юлиан искусно разыграл свою роль.

– Мои храбрые воины. Вы провозглашаете меня императором, но Цезарь скорее умрет, чем изменит… 

Солдаты схватили его за руки, насильно отняли меч, некоторые пали к его ногам, обнимали их со слезами и прикасались к своей груди обнаженным острием меча. Седые ветераны, стоя на коленях, целовали его руки.

– Умрем за тебя. Сжалься. Будь нашим Августом. Будь императором. 

Воодушевление и крики становились все восторженнее. Юлиан был покорен. На его глаза навернулись искренние слезы. Он тихо произнес:

– Да будет воля войска. Я ваш на жизнь и смерть. 

Энтузиазм охватывает всех присутствующих. Знаменосец легиона Петулантов, сармат Арагарий, снял с шеи медную чешуйчатую цепь, присвоенную его званию, подал ее.
Юлиан два раза обернул ее вокруг головы: эта цепь сделала его Римским Августом.
Арагарий подставил ему круглый щит, и сотни рук подняли Императора.

– Да здравствует Император Юлиан, Август Божественный. 

Свет факелов озаряет восторженные лица воинов.

Конец IV части

[Часть пятая]

Картина 69-ая

Неожиданная смерть Констанция предотвратила междоусобную распрю. Юлиан вступил в Константинополь как прямой и законный наследник римских императоров. 

Триумфальный въезд Юлиана в Константинополь. На площади толпы народа восторженно приветствуют молодого императора. 
Триумфальная золотая колесница запряжена четверкой белых лошадей. На ней стоит Юлиан. В одной руке Юлиан держит скипетр из слоновой кости, украшенный сверху золотым орлом; в другой руке — лавровая ветка, в пышной одежде триумфатора (пурпурная, расшитая золотыми пальмовыми ветками туника и в пурпурной, украшенной золотыми звездами, тоге, в золоченой обуви, увенчанный лавровым венком).

Порядок шествия таков:

1) Во главе шествия правительственные должностные лица и сенат.
2) Музыканты.
3) Везут добычу и изображения покоренных городов, стран и т. п.
4) Жрецы.
5) Юноши в праздничных одеждах ведут белых быков для жертвоприношения.
6) Ликторы с пучками прутьев, обвитых лавровыми венками.
7) Музыканты и певцы, воспевающие победителя.
8) Колесница триумфатора.
9) Солдаты в лавровых венках со всеми знаками отличия.

Картина 70-ая

Зал заседаний в императорском дворце.
В глубине открытый вход. Впереди на возвышении восседает Юлиан, окруженный придворными: судьи, риторы, поэты, софисты сидят на низеньких сидениях пониже Императора. У входа стража.
Юлиан занимается государственными делами. Между порфировых столбов крытого входа видно море (или сад). Юлиан садится за круглый мраморный стол, заваленный папирусными и пергаментными свитками.
Скорописцы, наклонив головы, пишут египетскими тростниками (перьями). Лица чиновников усталые. Немного поодаль группа придворных беседует. Сойдя с возвышения, Юлиан диктует:

– Не позволять жрецам пить в кабаках, заниматься унизительными промыслами. Устроить ежегодную раздачу пособий бедным. Стыдно лишать эллинов пособий, когда у иудеев нет вовсе нищих, а галилеяне кормят и своих, и наших. Галилеян надо победить милосердием во имя Богов. 

Юлиан обвел всех испытующим взглядом. 
На лицах не было того, чего он искал… некоторые молчат, некоторые льстят. Входит с докладом полководец Невита. Юлиан его выслушивает и просит впустить. Сам садится на возвышение. Входит Невита, за ним входят восточные послы, сопровождаемые рабами, которые несут различные дары (ковры, седла, мечи, копья, щиты, луки, стрелы) Полководец Невита, обращаясь к Юлиану:

– Милостивейший Император. Воздерживаясь оскорблять слух твой нестройными звуками варварских языков, послы восточных властителей просят меня заявить тебе, что, кладя у ног твоих сии дары, просят, как величайшей милости, твоей дружбы. 

Юлиан принимает дары, просит позаботиться о чужеземцах.

Картина 71-ая

Улица: афиши, указы Юлиана. Народ: язычники и христиане – читают:

«Возвещаю вам, греки и римляне, что, желая восстановить мир всего мира, я всей душой возвращаюсь к учению и обрядам, которые были священны для наших предков. Но я не потерплю, чтобы христиане подвергались каким-либо гонениям и обидам. Всем гражданам предоставляется в выборе религии полная свобода. Поздравляю всех, кто последует за мною». 

Прочитавшие оживленно обсуждают, обмениваются мнениями.

Картина 72-ая

Бытовая сценка в кабаках среди простолюдинов, которые растерялись, не зная, кому молиться, чтобы не попасть в немилость, потому что жестокое обращение, которому подвергаются все теперь, кто носит имя христианина, уже вызвало не один случай отпадения от веры.
Один из опьяневших, старичок обращается к соседнему столику, где идет возбужденный разговор, и говорит:

– Научите, благодетели, теперь опять язычество в моде. Как же быть? Сам не разберу, что я и что со мной.

Кто из слушателей смеется, кто продолжает развивать мысль старика.

Картина 76-я

Показать Памву в пустыне. Знает от ученика о притеснении и уходит.

Картина 70-я

Отшельник Памва, живший в пустыне, узнав от учеников, что христиан притесняет Антихрист император Юлиан, покинул свое жилище и пришел укрепить ослабевших в вере. 

Он взошел на площадку из мрамора, остановился у подножия светильников, обвел вокруг себя рукой, указывая на языческие статуи, храмы, дворцы:

– Не останется камня на камне, вспыхнет огонь и пожрет весь мир. Все олимпийские боги погибнут от громов Всевышнего... Се страшный суд… 

На грубых лицах бродяг и чернорабочих выражалось торжество слабых над сильными, благоговение к словам старца. Из-за угла появилась римская стража, во главе с префектом Самострием Секундой (горбатый нос, голая голова, спокойный добрый взгляд). В осанке благородство обращения. Он велел толпе разойтись. Чернь заволновалась. Легионеры обнажили мечи.
Старец Памва застучал посохом о плиты мрамора и закричал:

– Здравствуй, храброе сатанинское воинство. Вспомнили, должно быть, старину, когда вы нас жгли, а мы за вас Богу молились. 

Легионеры подняли мечи. Перфект их остановил движением руки. Все взоры были обращены на Памву, никто не заметил, как быстро подошел, окруженный несколькими спутниками, в костюме и хламиде философа Юлиан к перфекту Самострию и громким голосом, как военачальник, произнес:

– Разогнать толпу, схватить мятежников…

Картина 74-ая

Юлиан устроил вакхическое шествие в честь бога Диониса.

Юлиан стоит на колеснице, запряженной двумя белыми конями; в одной руке золотой тирс, увенчанный кедровой шишкой; в другой – чаша, обвитая плющом. Рядом с колесницей шли вакханки, они пели, ударяя в тимпаны, потрясая зажженными факелами. Юноши с приставленными ко лбу козлиными рогами фавнов наливали в чаши вино из кувшинов. Толкая друг друга, они, смеясь, проливали вино на голые плечи вакханок. На осле ехал толстобрюхий старик, изображавший Силена…
Порядок шествия:

1)    Впереди флейтисты и арфисты.
2)    Пьяные мужики, часть которых одета фавнами и сатирами, пляшут под музыку.
3)    В середине шествия – Юлиан, одетый Дионисом, в накинутой на плече шкуре пантеры, в виноградном венке.
4)    Его окружают полунагие, нарумяненные женщины и юноши, плясуны и скоморохи. Некоторые несут амфоры и чаши, другие бьют в тимпаны и, кривляясь и выделывая дикие прыжки, подвигаются вперед.
5)    Толпа глядит вслед в немом изумлении.

Картина 75-ая

Жертвоприношение.
По данному Юлианом знаку прислужники снимают покрывало с камня, который оказывается жертвенником. У подножия его – амфора с вином, сосуд с маслом, вязанка с хворостом и прочие принадлежности.
Толпа в немом изумлении наблюдает за Юлианом, который сам делает все приготовления к жертвоприношению.

Первый план. Юлиан льет вино на жертвенник, подняв руки кверху:

– Дорогой моему сердцу долг я сегодня выполню, воздавая хвалу вам, бессмертные боги.

Общий план. Юлиан оборачивается лицом к толпе. Большинство зрителей-христиан понемногу расходятся еще во время жертвоприношения: остается небольшая кучка, в которой слышится слабое одобрение, смешанное с хихиканьем и шепотом недоумения. Юлиан возмущен и быстро уходит, не отвечая на приветствие.

Картина 74-ая

Разочарованная языческой жизнью, Арсиноя поняла, как любить умирающую сестру Мирру – христианку. 

На загородной вилле, у открытого окна, выходившего на море, лежала на постели Мирра и умирала (угасала). У постели сестра ее Арсиноя и их друг Ювентин. Мирра пристально смотрела на сестру и улыбалась светлой улыбкой.
Арсиноя разрыдалась, обняла сестру и поклялась:

– Верю, Мирра, хочу и буду верить. Пойду в пустыню вместо тебя и, если есть Бог, мы будем вместе всегда.

Мирра слушала сестру с радостным выражением лица, глубоко вздохнула и закрыла глаза.

Картина 75-ая

Ежегодно в честь бога Аполлона устраивались священные торжества. Юлиан решил посетить это пышное празднество. 

Священная роща бога Аполлона. Появляется Юлиан и удивляется пустынностью: ни богомольцев, ни жрецов, ни фимиамов – никаких приготовлений к празднеству.
Юлиан нагоняет пьяненького старика в запачканной и залатанной одежде. Лицо добродушное, лукавое. В руках корзина, в ней жертвенный гусь.
Юлиан:

– Где верховный жрец? Где народ?

Старик поставил корзину и сокрушенно поделился с Юлианом, что

– Жрец – я, народ – ты. Последнее время люди забыли богов. Все монахи отняли, и никто не пришел к празднеству. 

И предложил принести жертву вместе, указав на гуся в корзине (приподняв крышку).
Юлиан и жрец пошли к храму.

Картина 76-ая

Они вошли в храм Аполлона. Изваяние Аполлона Дафнийского возвышалось посреди храма. 
Юлиан совершил жертву, молился и плакал.

– Благодарю тебя за то, что я проклят и отвержен, как и ты, за то, что я один живу и один умираю, как и ты. В поруганном храме, осмеянный людьми, дай мне соединиться с тобой, дай умереть в тебе… Там, где молится чернь, Бога нет. 

Слезы текли по щекам Юлиана…

Картина 77-ая

Бурная, дождливая ночь. К одинокой развалине на берегу моря подъехал всадник. Некогда это укрепление служило сторожевой башней, теперь остались груды развалин. Возле – маленькая хижина. Привязав коня, Юлиан постучал в низенькую дверцу, вделанную в скале. Ему отворили. Юлиан вошел.

Картина 78-ая

Полуобвалившиеся своды. Отдав Юлиану лампаду и ключ, она направила его к тринадцатой келье. Тускло горевший факел осветил ему лицо.

В верхнем проходе направо – тринадцатая келья.

Юлиан вышел. Старуха осталась.

Картина 79-ая

Выйдя из хижины, Юлиан отошел между скал и скрылся в расщелине. Потайной ход в подземелье. Лестница, высеченная в скале. Юлиан стал взбираться.

Картина 81-ая

Келья, освещенная алебастровым ночником.
У черного креста на низеньком ложе с белоснежными покровами, в темной монашеской тунике спит Арсиноя. Юлиан притаил дыхание…

Видение…

Перед глазами Юлиана сверкнула гордая фигура Арсинои, облитая солнечным светом, какой он ее впервые увидел, мечущей диск на палестре…

Потом он ее окликнул.
Девушка взглянула на него спокойно, но после, словно опомнившись, вздрогнула, провела по лицу рукой. Юлиан подошел к ней.

– Зачем ты терзаешь себя? Правда ли, что ты веришь в него, Арсиноя? В лице твоем прежняя гордость и сила. Сердце так не изменяется. Пойдем со мной – и завтра ты будешь супругой римского императора, владычицей мира…

Глаза Юлиана сверкнули; он бросился перед ней на колени, насильно привлек ее к своей груди. Арсиноя с жалостью взглянула на него.

– Бедный Юлиан, ты сам не знаешь, куда идешь и на кого надеешься. Боги твои мертвецы. От этой заразы я бегу. Ты погибаешь, запоздалый эллин. Я не могу тебе ничем помочь. 

Юлиан чувствовал тяжелое утомление. Лицо его покрылось мертвенной бледностью. Он делал страшные усилия, чтобы казаться спокойным, но каждое слово Арсинои проникало до самой глубины его сердца и ранило. Он поднял голову с усилием, как будто преодолевая неимоверную тяжесть, и произнес:

– Ты неправа, Арсиноя. Силы рока ведут меня. Если суждено мне умереть слишком рано, я знаю, смерть моя будет прекрасной. Прощай.

Юлиан ушел.

Картина 83-я

Ущелье в горах. Дорога у леса или спуск с холма. Отряд солдат ведет закованных христиан.

Картина 84-ая

Христиане, гонимые Юлианом, продолжали совершать моления, скрываясь в пещерах и катакомбах.

Подземные галереи в катакомбах. По бокам доски заделанных гробов в камни. В углублениях лампады и амфоры. Алтарем служит плита под сводом. Много молящихся в белых и темных одеждах. Вдруг врываются войны, посланные разыскать тайные убежища христиан. Христиане в ужасе. Часть бежит по темным ходам, часть солдаты уводят.

Картина 86-ая

Пожар и разрушение храма Аполлона. Тихие аллеи кишат. Чернь ломает ветки. На лицах восторг. Балки, сваи, бревна – все пылает, летит; вокруг дым, пыль от ломающейся штукатурки. Деревья освещаются, как исполинские факелы.

Картина 82

Рабочий зал Юлиана. Он ведет беседу с Самострием. Входит Арибазий и не сразу сообщает о пожаре храма:

– Милостивейший Император, жестокое обращение, которому подвергается теперь каждый, кто носит имя христианина, сделало то, что старый храм Аполлона горит. 

Юлиан задрожал от злобы:

– Галилеяне! 

Бросился к окну, отдернул занавеску и видит зарево пожара (макет). В изнеможении прислоняется на минуту к стене, но быстро оправляется и кричит:

– Галилеяне употребили милость нашу во зло. Отныне мы запрещаем им сборища, моления и постройку храмов. И пока еще, милостью богов, я – император, пусть не дерзают ослушаться меня галилеяне. 

Отдает приказания вошедшим трибунам, те уходят.

Картина 85-ая

Лунная ночь. После пожара. Развалины храма Аполлона. Поверженные колонны и статуи. Входит одинокий Юлиан и застывает на развалинах.

Видение Христа…

Как Иуде по Катарбинскому.

Конец V части

[Часть шестая]

Картина 86-ая

Император Юлиан, веря в свою счастливую звезду и в свое назначение покорить весь мир, решил объявить войну персам как одному из сильнейших врагов. 
В этой будущей борьбе он усматривал не только венец личной славы, но и торжество олимпийских богов над христианством. 

Флот в 1.200 кораблей спущен к Евфрату. Юлиан во главе 65.000 легионеров быстрыми переходами подошел к персидской границе. 

У последней римской крепости. Дикая, гористая местность. Глубокое ущелье отделяет возвышенность на переднем плане, от скал на заднем плане. Юлиан в боевых доспехах стоит на краю горы. Возле него полководцы и военачальники. Проходят небольшие отряды. Один из гадателей, обращаясь к Юлиану:

– Великий император, знамения предостерегают тебя переступать в этом году границы твоего государства. 

Юлиан:

– Знамения советуют мне покорить всю землю, по которой я пройду, тогда я не переступлю границ своего государства. 

Кругом одобрительные возгласы. Юлиан прогоняет жрецов.

Картина 87-ая

Дикая, холмистая, поросшая лесом, местность. Переход Юлиана и войск.

Картина 88-ая

Победоносное войско Юлиана, несмотря на трудности похода, приближалось к южной столице Персии Ктезифлену. 

Берег реки. С криком «Победа!» солдаты весело и легко переправляются на другой берег реки. Впереди их Юлиан.

Картина 92-ая

Река. Переход через речонку Юлиана и войск.

Картина 95-ая

Легко, со смехом и восторгом, любящее Юлиана войско переправилось на другой берег. Показать берег реки. С криками «Победа» солдаты переправляются на противоположный берег реки. Впереди их Юлиан.

Картина 94-ая

Военный Совет. Шатер Юлиана.
Юлиан решил переправить войска через бурный Тигр, на другой берег, несмотря на возражения полководцев. Юлиан никого не слушал.

– Сколько бы мы ни ждали, река не сделается менее широкой, берега менее крутыми, а войско персов с каждым днем увеличивается. Если бы я слушал ваших советов, мы бы до сих пор сидели бы у себя дома… 

Полководцы вышли от него в смятении.

Картина 89-ая

Штурм персидской крепости «Перизабор». 
Персы с высоты неприступных башен и стен, увешанных толстыми шершавыми покровами из козьего меха для защиты от ударов осадных машин, издевались над врагами.
Римляне поджигают один из волосяных покровов на стене и, пользуясь замешательством персов, осадной машиной-тараном (сотни рук), с дружным криком, раскачивая бревно, пробивают брешь в стене крепости, врываются через нее с победным криком. У персов паника, бегство. У римлян торжество.

Картина 90

Лагерь.

Благодарственная жертва Юлиана богу войны Арею. 

У пылающего жертвенника веселый Юлиан, придворные, военачальники, солдаты: только авгуры-жрецы, приходящие один за другим, сохраняют зловещую угрюмость. Запыхавшись, вбегает один из жрецов и с ужасом на лице заявляет, что

– Все 10 жертвенных быков от неизвестной причины пали. 

Ропот ужаса послышался среди солдат. Это было страшное знамение. Юлиан отменил жертвоприношение. Авгуры злорадствовали. Юлиан подошел к жертвеннику и изо всей силу толкнул его ногой, жертвенник покачнулся, но не упал. Толпа заволновалась. Трибун Самострий кинулся к императору, но Юлиан его отстранил и опрокинул жертвенник. Угли рассыпались, огонь потух, но дым еще обильнее клубился. Раздался ропот в толпе, Юлиан поднял руки к небу и воскликнул громким голосом:

– Клянусь вечной радостью, заключенной здесь, в моем сердце, я отрекаюсь от вас, как вы от меня отреклись, покидаю вас, как вы меня покинули, бессильные боги. Я один против вас, олимпийские призраки…

Седой авгур подошел к нему и начал его усовещевать. Смятение в войсках становилось опасным. Все указывали на опрокинутый жертвенник и в суеверном ужасе кричали:

– Кощунство, чего смотрят жрецы?

Юлиан направился к своей палатке, покачнулся, готовый упасть, его поддержал Орибазий и повел в шатер.

Картина 91-ая

Неестественное напряжение воли, в котором провел Юлиан последние месяцы, сильно повлияло на его здоровье. 

Ночь. Шатер Юлиана. Он лежит на львиной шкуре, закрыв глаза, сжимая голову руками. Входит осторожно врач Орибазий, предлагает ему освежающий напиток. Юлиан отказывается и просит оставить его в покое. Орибазий уходит. Юлиан не знал, спал или бодрствовал. Мелькнули картины детства перед его глазами.

Видение А

Спальня в Мацеллуме. Ночь. Он лежит на своей постели, старая Лабда рассказывает ему сказки, он засыпает.

Видение В

Картина, когда Скудило ворвался в комнату, стоит на пороге спальной и жадно смотрит на Юлиана, а он сжимает кинжал, готовый броситься на врага…

Видение С

Из картины 4 первой части. Видение убийства отца Юлиана. 
Из картины 5 первой части. Подвал гробницы. Прислуга прячет Юлиана ребенка.

Юлиан очнулся и вспомнил, что он – римский император, что он в глубине Персии. Юлиан вздрогнул, озноб пробежал по его телу. Вошел слуга и доложил, что

– Прибыл полководец Аринфей.

Юлиан выпил кубок вина и вышел из шатра, вздохнув с облегчением.

Картина 92-ая

Лагерь. Юлиан у своего шатра. Стража.
Зовут Аринфея. Тот подходит и робко сообщает:

– Надежды на помощь войск, посланных тобою на север, нет. Есть слухи об измене и предательство того, кому ты вверил 30.000 легионеров. 

Окружающие их полководцы возбужденно обсуждают слова Аринфея. Докладывают о персе-перебежчике. Его приводят. Перс распростерся перед Юлианом и поцеловал землю. Это был урод: бритая голова, с отрезанными ушами, с вырванными ноздрями, напоминает мертвый череп; глаза сверкают умом и решимостью. На нем драгоценная одежда из огненного щелка; его сопровождают двое рабов.

– О владыка Вселенной. Оклеветанный перед своим царем, изуродованный пыткой, я пришел к тебе, чтобы отомстить ему. Пойдем со мной, через 20 дней вся Персия в твоих руках до самой Индии.

Сердце Юлиана билось, у него перехватило дыхание от радости. Перс целовал его ноги, рабы также пали ниц.

– Будь свободен как ветер. Сожги корабли. Пусть они не достанутся врагам, а войско твое увеличится солдатами, приставленными к флоту. Будь бесстрашен до конца. 

Юлиан вздрогнул, схватил перса за горло, занес перед ним короткий меч. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Перс себя не выдал, и Юлиан вложил меч в ножны.

– Уведите и не спускайте глаз с него.

Перса увели. Веселье у Юлиана в душе росло и подымалось как буря. С улыбкой приложил он руку к сердцу. Так сильно оно билось. Голова кружилась. Дрожь пробегала по телу. Юлиан, обращаясь к своим военачальникам:

– Жребий брошен. Друзья мои, во всей природе есть ли что-нибудь божественней воли человеческой? Есть ли что-нибудь сильнее этих слов: я так хочу? Больше чем когда-либо чувствую тайну судьбы моей. 

Юлиан вошел в свой шатер.

Картина 93-я

Шатер Юлиана. Входит Юлиан, за ним слуга… Он отдает приказание, слуга уходит. Юлиан один; входит полководец Виктор, слепо преданный старик; Юлиан вручил ему золотой перстень со своей печатью, написал на клочке папируса несколько строк начальнику флота.

Юлиан отдал приказание сжечь флот.

Виктор, по своему обыкновению, ничему не удивляясь и ничего не возражая, молча поцеловал край императорской одежды и пошел исполнить приказания Императора. Юлиан снял доспехи, уселся за стол, на котором были разбросаны пергаментные свитки и стал писать.

Любимой ночной работой Юлиана был начатый в походе философский труд «Против галилеян». 

Он стал перечитывать рукопись и поправлять. Медная лампада, подвешенная посередине, освещает только стол Юлиана.

Картина 94-ая

а) Лагерь Юлиана. Стража у шатра. Не спят некоторые полководцы. Видя какой-то дым, обсуждают; приближаются к шатру Юлиана. Наконец ясно видят, что это пожар флота…

в) Макет пожар флота.

с) У шатра Юлиана. Возбужденные полководцы решают войти к Юлиану в палатку.

Картина 95-ая

Шатер. Юлиан продолжает писать. Врываются полководцы и извещают Юлиана об ужасе, постигшем флот.

Юлиан:

– Я решил утром идти в глубину Персии, чтобы захватить царя Соломона врасплох. Предвидя ваше благоразумие, я отрезал путь к нашему отступлению и приказал сжечь флот – повеление мое исполняется. 

Полководцы с ужасом слушают и смотрят на Юлиана, как на сумасшедшего. Вбегает один из воинов, бросается к ногам Юлиана:

– Кесарь. Да помилуют нас боги, перс-перебежчик убежал. Его слуги только что в пытке сознались, что он предал тебя в руки персов. 

Юлиан в ужасе схватился за голову, затем отдал приказание погасить пожар. Все бросились из палатки.

Картина 96-ая

Макет пожара в полном разгаре.

Картина 97-ая

Рассвет. У шатра Юлиана. Он и полководцы. Подъезжает верхом Невита и сообщает:

– Лучшие конные отряды неприятеля уже показались. Мой Император, я отдал приказ выступать. 

Юлиан одобрительно качает головой. Трубы грянули, знамена заколыхались. Промчались мимо Юлиана несколько всадников. Проходят отряды солдат. Юлиан обратился ко всем с речью:

– Друзья мои, помните: судьбы мира в наших руках. Мы восстанавливаем древнее величие нашей империи. Будьте готовы на все: нам нет возврата. Я буду первым в ваших отрядах. 

Юлиан вынул меч, указывая войску вдаль.

Солдаты, подняв и сдвинув щиты, воскликнули:

– Слава Кесарю – Победителю.

Римские знамена и значки всколыхнулись.
Войска двинулись. Лицо Юлиана сияло радостью и это передалось войску. Полководец Виктор вынес Юлиану медную броню (панцирь). Юлиан молча отстранил рукой. Старик опустился на колени, подымая броню:

– Кесарь, одень. Не искушай судьбы. Сжалься над рабом твоим. Битва будет опасной. 

Юлиан взял круглый щит. Остался в легкой шелковой тунике, перекинул вьющийся пурпур хламиды через плечо, вскочил на коня и помчался, сверкая на солнце бэотийским шлемом с высоким золоченым гребнем, помчался навстречу восходящему солнцу. Виктор и другие помчались вслед за Императором.

Картина 98-ая

Юлиан ждал встречи с персами как чуда, зная, что победа поправит все, даст ему такую славу и силу, что галилеяне признают себя пораженными. 

а) Идет бой. (Снять несколько отдельных сцен).

в) К Юлиану, окруженному свитой, прискакал с докладом воин. Юлиан выслушал и помчался. За ним Виктор и 2—3 всадника…

с) Знаменитый отряд персидской конницы-клибонарии. Покрытые с ног до головы гибкой стальной чешуей. Ранить из можно было только сквозь узкие щели забралов. Все всадники были связаны, спаяны друг с другом звеньями громадной цепи.

д) Юлиан увлекся преследованием персидских всадников. С ними было несколько телохранителей и Виктор. Юлиан мчался с поднятым мечом, как бы один гнал всех персов. Впереди мчится отряд сарацин. Один из наездников обернулся, указал товарищам на Юлиана. Все обернулись и, не останавливая коней, вскочили на ноги, в своих белых длинных одеждах, с поднятыми над головами копьями. Юлиан увидел их смуглые разбойничьи лица. Один из них прицелился, соскалил зубы и с радостным криком метнул копье. Оно вонзилось Юлиану в живот у печени. Юлиан ухватился за копье, думая, что рана не тяжелая, и решил его выдернуть, но громко вскрикнул от боли, когда хотел вытащить, закинув голову, и упал на руки телохранителей.

Картина 99-ая

Лагерь. Юлиана вносят в палатку.

Картина 99а

Победа над персами была одержана, но дорогой ценой. 

Шатер Юлиана. 

На походной постели лежит Юлиан. Врач Орибазий делает перевязку. Виктор взглядом спросил Орибазия, есть ли надежда. Тот грустно покачал головой.
После перевязки Юлиан вздохнул, открыл глаза, с удивлением посмотрел на окружающих, как бы пробудясь от сна. Сквозь открытый полог шатра видно движение войска. Юлиан поднимается с постели, лицо его исказилось от боли. Орибазий кинулся помочь. Он оттолкнул и потребовал щит и меч. Виктор ему подал. Юлиан взял, шатаясь, сделал шаг по направлению к выходу, уронил меч и щит и упал на руки к Орибазию.

Картина 100-ая

Несмотря на победу, войско не было радостно.
Никто не спал; ждали известий из императорской палатки.

Лагерь Юлиана. У входа в палатку Юлиана толпятся военачальники, приближенные, солдаты. 
Многие, стоя у потухающих костров и опираясь одной рукой на длинные копья, дремали в изнеможении.

Картина 101-ая

Кругом знамена.
Рассвет… Шатер Юлиана. Несмотря на совет Орибазия, что Юлиану нужен покой, он захотел увидеть свое непобедимое войско. Откинули завесу у шатра. Восходящее солнце ударило Юлиана в лицо. Он оживился. Его постель придвинули к самому выходу. Юлиан обратился к своему войску с речью:

– Друзья мои, мой час, быть может, ранний, пришел, но, видите, я радуюсь, как верный должник, возвращая природе жизнь. В те дни, когда, всеми гонимый, ожидал я смерти в Мацеллуме, и потом, на вершине величия, под пурпуром римского кесаря, стремился я к высоким целям. Если же не исполнил всего, что хотел, не забывайте, люди, что делами земными управляют силы рока. Расскажите врагам и друзьям моим, как умирают эллины… 

Юлиан умолк, все опустились на колени. Многие плакали. Солнце стало подниматься и освещать палатку сильнее… Умирающий Юлиан простер к лучам солнца руки, затем встал, хотел как бы пойти навстречу солнцу, но ослабел, упал на руки Виктора и со словами:

– Ты победил, галилеянин… 

Конвульсивно содрогнулся в руках Виктора…… Голова, руки повисли – Юлиан умер. Восход солнца

КОНЕЦ
Архив В.П. Касьянова.

2. Либретто (вариант из программы к фильму)

Юлиан был племянником Константина Великого и происходил от Юлия-Констанция, погибшего по смерти Константина Великого во время военного бунта; мать же потерял на первом году своей жизни. Юлиан получил хорошее воспитание, которым руководил язычник Мародоний, сумевший направить восприимчивые способности мальчика на изучение классических писателей и древней философии. Епископ Евсевий наблюдал за ним и руководил его христианским религиозным образованием. 
Очень выразительными чертами отмечаются в характере Юлиана разнообразные и широкие познания, почерпнутые в изучении древних писателей и глубокая начитанность в книгах священного писания, чем он искусно пользовался в своей борьбе против христианства. 
Между тем, бездетного императора Констанция озаботила мысль о приемнике. Так как из прямого потомства Константина Великого в живых остались лишь два двоюродных брата Констанция, Галл и Юлиан, то император возвратил их из ссылки и, возводя Галла в сан цезаря, женил его на своей сестре Константине и назначил ему управление Антиохией. Но Галл не умел справиться с новым поколением и наделал много ошибок, возбудив против себя подозрения в неверности императору. Галл был вызван Констанцием для оправдания и на дороге убит. Теперь снова выступил вопрос о преемстве власти. 
Юлиан в это время путешествовал по городам Малой Азии, проводя время в беседах с выдающимися греческими мудрецами. Знакомство же и дружба с знаменитым жрецом элевзинских мистерий философом Максимом произвели на Юлиана глубокое и решительное влияние. 
По настоянию императрицы Евсевии, Констанций возвратил Юлиану то положение, на которое он имел право по рождению и, объявив его цезарем, поручил ему чрезвычайно важную в политическом и военном отношении миссию – управление провинцией Галлией. Через несколько дней после этого Юлиана женили на сестре Констанция Елене, и с небольшим военным отрядом отправился он к месту своего назначения.
Юлиан произвел в Галлии пять лет и обнаружил такие блестящие военные дарования и достиг столь важных успехов в воинах с германцами, что Галлия была совершенно очищена от неприятелей.
Успехи Юлиана не могли не возвысить его авторитет и привлекли к нему горячие симпатии войска и народа. Констанций в особенности был недоволен усиливающейся популярностью героя-цезаря, «доблести Юлиана жгли Констанция», говорит историк Марцелин. 
Приготовляясь к походу в Персию, Констанций потребовал от Юлиана части его лучших и испытанных легионов. Это требование цезарь принял как знак недоверия в себе, потому что без войска он не мог держаться в Галлии; кроме того, Галльские войска с большим неудовольствием приняли известие о походе на Восток. При этих условиях произошел в Лютеции (Париж), где жил тогда цезарь, военный бунт и провозглашение Юлиана императором. Известия о происшедшем в Париже дошли до Констанция, он не нашел возможным признать совершившийся факт и войти в согласие с Юлианом. Произошла междоусобная война, но неожиданная смерть Констанция предотвратила ее. Юлиан вступил в Константинополь как прямой и законный наследник римских императоров. 
Чрезвычайная краткость времени управления Юлиана империей не позволила довести до конца ни одного из предприятий, как-то: разнообразные меры законодательные, административные, литературно-политические, обширные приготовления к персидской войне и победоносный поход Юлиана через Тигр и Евфрат, где он и получил смертельную рану в битвах с персами близь Ктезифона, но уже самая громадность всех этих предприятий говорит за то, что в Юлиане история имеет дело с недюжинным человеком. Юлиан принадлежит к числу таких исторических личностей, которые погибают в бесплодной борьбе за отжившую старину. Две противоположности духовной жизни, две личности – мечтателя и практика, идеалиста и реалиста, верующего и скептика, сознающего свое призвание и заблуждающегося в нем, – две души воплощены в одном человеке. 
К моменту вступления Юлиана на престол в 361 году по Р. Х., языческая религия шла к упадку, а христианская церковь имела все средства вполне окрепнуть и утвердиться в империи. И, тем не менее, Юлиан задумал вернуть историю назад, возвратив римский мир снова к языческому культу. Юлиан чувствовал призвание к необычной творческой деятельности, сознавая себя подобным Моисею, Александру Македонскому и другим пророкам и вождям человечества. 
Будучи убежден, что истинная причина создавшегося социального распада заключается в христианстве, Юлиан богохульственно сбрасывает с себя ризу христианской религии и восстанавливает язычество. 
Но, несмотря на его изумительную настойчивость, нравственную дисциплину, высокую образованность, обаятельные качества его души, предпринятая на себя задача была неосуществима, и самая авантюра его религиозной реформы заканчивается трагически. Народ с тупым равнодушием присутствовал при пышных жертвоприношениях олимпийским божествам. 
Христианства Юлиан не отодвинул ни на шаг назад, а только сам заслужил прозвание «Отступника», да, кроме того, навлек на христиан множество притеснений и гонений со стороны бесчисленного чиновничества, думающего угодить этим императору Юлиану. 
Спасаясь от гонителей, христиане уходили в безлюдные места, пещеры, подземелья, там жили и отправляли свое богослужение. 
Как воин, полководец, администратор и человек, Юлиан умел показывать воинам пример храбрости, умел обуздать германские племена, восстановить значение римской силы и приобрести всеобщую любовь и уважение.
Двухлетнее правительство Юлиана прошло в непрерывной, неугомонной деятельности. Император спешил, как будто предчувствуя, что ему отмерено мало времени. В сутки уделял он на сон лишь часов 5; за обедом, исключая официальных приемов, не любил оставаться долго, довольствуясь самой скромной пищей. До развлечений также не был большим охотником. Женщин скорее избегал, нежели искал. Тщательно вникал во все судебные процессы и являлся непреклонным судей. Его беспристрастный суд выразился в словах, сказанных им однажды какому-то обвинителю, который не мог поддержать своей жалобы достаточными данными: «Как же подвергнуть обвиняемого показанию, если твоей жалобе не достает ясных доказательств? Как же невинный будет уверен в своей безопасности, если он будет думать, что его могут осудить без основания?» И вот, когда Юлиану в близком будущем представлялись трофеи Персии и Индии, на берегу реки Тигра, в генеральном сражении с персами победа была на стороне римлян; но победа стоила дорого: сам виновник ее, император Юлиан, пал, сражаясь в передовых рядах и последними словами, сорвавшимися с уст умирающего героя, было признание: «Ты победил, Галилеянин!»
[Программа к фильму «Смерть богов» («Юлиан Отступник»)] // Архив В.П. Касьянова.

3. Либретто (журнальный вариант)

Константин Великий еще при жизни своей разделил управление Римской империи между тремя сыновьями и двумя племянниками. Но умер Константин Великий, и приемники его немедленно принялись подкапываться друг под друга и, наконец, схватились за оружие. Особенную жестокость проявил в этом отношении второй сын Константина Великого – Констанций. Не желая делить власть, он подговорил легионы и, перешагнув через одиннадцать трупов своих близких, вступил на трон императоров. Одной из жертв пал также отец Юлиана и Галла. Малолетнего Юлиана и его старшего брата Галла Констанций пощадил и заточил в крепости Мацеллум в Каппадокии. Придворная челядь, надеясь выслужиться, днем и ночью следила за царственными детьми, попавшими в немилость. Сплетнями, подозрениям и доносам не было конца. Дети жили, но жили под вечным страхом смерти. 
Благодаря тому, что воспитанием Юлиана руководили и христиане, и язычники, с самого детства в душу Юлиана заложен раскол. Это раздвоение личности Юлиана впоследствии и является главным препятствием во всей его деятельности. Его духовный воспитатель монах Евтропий, подозревавший в своем воспитаннике «тайную строптивость ума», не умел найти верный путь, чтобы поселить в душе умного и чуткого, не по-детски развитого ребенка зерно, которое в будущем распустилось бы в пышный цветок. Наоборот, он всевозможными лишениями невольно отталкивал Юлиана от красоты христианской религии в то время, как другой наставник, язычник Мардоний, преклонявшийся перед красотами древнего мира, именно нашел путь к сердцу ребенка, любившего больше всего на свете красоту. Приближенные к императору знали, что император ненавидит Юлиана и Галла, желая выслужиться перед ним, доходили до того, что на свой риск пробовали покушаться на их жизнь. Неоднократно Мардонию приходилось хитростью спасать детей. 
Прошло много лет. Констанций приблизил обоих братьев ко двору. Юлиан, с детства живший среди врагов, научился в совершенстве носить маску смирения. Император назначил Галла цезарем Антиохии, а Юлиан при дворе продолжал духовное образование и готовился постричься в монахи, борясь с сомнением, которое все больше охватывало его. Императрица Евсевия помогла ему удалиться от двора под предлогом изучения языческой мудрости, дабы Юлиан, вооруженный этими знаниями, мог их же оружием бороться с язычниками. Путешествуя по городам Греции, он проводил время в беседах с выдающимися греческими мудрецами. Знакомство же и дружба с знаменитым жрецом–философом Максимом произвели на Юлиана глубокой и решительное влияние. 
В окрестностях Афин жила с сестрой богатая девушка язычница Арсиноя, с которой познакомился Юлиан, и, найдя в ней единомышленницу в созерцании красоты древнего мира, быстро сдружился с нею. Арсиноя, богато одаренная натура, художница, убежденная язычница, сомневалась в искренности веры Юлиана в Христа, и, наконец, после частых встреч и долгих бесед, Юлиан открыл ей, что верит в языческих богов. Дружба же с языческими мудрецами еще больше удаляла Юлиана от христианства, хотя он продолжал носить ту же маску христианского смирения. Тем временем доносы на произвол цезаря Галла и его жены Константины (сестры Констанция) сделали свое дело, и Констанци вызвал к себе Галла, якобы для оправдания. Галл не мог оправдаться, ибо по поручению Констанция был убит во время своего путешествия ко двору. Узнав о смерти брата, Юлиан подумал: «Теперь очередь за мной».
Между тем бездетного императора Константина озабочивала мысль о преемнике. По настоянию императрицы Евсевии, Констанций возвратил Юлиану то положение, на какое он имел право по рождению и, объявив его цезарем, поручил ему чрезвычайно важную в политическом отношении миссию – управление провинцией Галлией. Через несколько дней после этого Юлиана женили на сестре Констанция Елене, которую Юлиан не любил, и он с небольшим отрядом отправился к месту своего назначения. 
Юлиан провел в Галлии пять лет и обнаружил такие блестящие военные дарования и достиг столь важных успехов в воинах с германцами, что Галлия была совершенно очищена от неприятеля.
Успехи Юлиана не могли не возвысить его авторитета и привлекли к нему горячие симпатии войск и народа. Констанций был недоволен усиливающейся популярностью героя цезаря и решил избавиться от него. Он посылает ему приказ распустить войска и вернуться ко двору. Юлиан понимает хитрость Констанця, показывает приказ военачальникам и удаляется к звездочету узнать свое судьбу. Верные своему полководцу войска, возмущенные поступком Констанция, провозглашают Юлиана своим императором. Юлиан, опасаясь дурных последствий, но в душе восхищенный, колеблется и притворно отказывается, но сознавая, что без армии, своей защиты, ему не миновать участи Галла, решается на отчаянный шаг и соглашается. Провозглашение его императором совпадает со смертью Елены, в чем Юлиан усматривает дурной признак.
Констанций, не желая делиться властью, решает идти на Юлиана войной, но неожиданная смерть его упрощает дальнейший ход событий, и Юлиан вступает на престол, как законный и желанный император.

К моменту вступления Юлиана на престол в 361 г. по Р. Х., языческая религия шла к упадку, а христианская церковь имела все средства вполне окрепнуть и утвердиться в империи. Теи не менее, Юлиан задумал вернуть историю назад, возвратив римский мир снова к язычеству. Он богохульственно сбрасывает с себя ризу христианской религии и восстанавливает язычество.  
Но, несмотря на изумительную настойчивость, эта задача была неосуществима, и самая авантюра его религиозной реформы оканчивается трагически. 
Христианства Юлиан не отодвинул ни на шаг назад, а только сам заслужил прозвание «Отступника», и, кроме того, навлек на христиан множество притеснений и гонений со стороны бесчисленного чиновничества, думавшего угодить этим императору Юлиану. 
Спасаясь от гонителей, христиане уходили в безлюдные места, пещеры, там жили и отправляли свое богослужение.
Юлиан вспоминает Арсиною и, узнав, что она сделалась христианкой, хочет ее видеть. Он предлагает ей стать его женой и вернуться к прежней вере, но она отвергает его и указывает ему на его религиозные заблуждения. 
Пожары языческих храмов, виновниками которых Юлиан считает христиан, еще больше озлобляют его против них и гонения усиливаются. Веря в свое назначение покорить весь мир, и тем самым восстановить язычество, Юлиан предпринимает поход против персов, считая их одним их сильнейших врагов. И вот, когда Юлиану в близком будущем представились трофеи Персии и Индии – в генеральном сражении с персами – римляне победили, но победа стоила дорого: сам виновник ее, император Юлиан, пал, сражаясь в передовых рядах. Считая свою смерть победой христианства над язычеством, умирающий Юлиан восклицает: «ТЫ ПОБЕДИЛ ГАЛИЛЕЯНИН».
Новые ленты // Кине-журнал. 1916. №23—24. С. 157—158.