Заметка 5. Мировая литература

Александра Захарова

Проблема перевода литературного текста на язык кино стала актуальной уже в 1900-е гг., и наиболее трудно было, вероятно, экранизировать литературу зарубежную, работать с «чужим» материалом.  Весьма часто либретто к фильмам по иностранным книгам представляют собой просто пересказы соответствующих художественных текстов. В этом случае, как правило, возникает эффект, который Н.М. Зоркая назвала «снижением» (Зоркая Н.М. На рубеже столетий. У истоков массового искусства в России 1900-1910 годов. М.: Наука, 1976. С. 99-110): структура первоисточника на экране разрушается и упрощается. 
В публикуемых либретто предпринята попытка дополнить искомый сюжет новым материалом, который призван отчасти сгладить эффект «снижения». Поиск этого нового материала велся сразу в нескольких направлениях.

«Портрет Дориана Грея» (1915): биография автора

Либретто легендарного фильма В.Э. Мейерхольда «Портрет Дориана Грея» (1915) начинается, вопреки первоисточнику, с ретроспекции и повествования о родителях главного героя и их несчастной любви. Еще один примечательный момент – апелляция к биографии автора первоисточника – прием, не характерный для ранней русской кинопрозы. В либретто Уайльд сопоставляется с героем своего романа, что соответствует идее, которую в романе сформулировал Бэзил Холлуорд: «Всякий портрет, написанный с любовью, – это, в сущности, портрет самого художника».

Либретто:

(Инсценировка романа Оскара Уайльда. По сценарию, в постановке и с участием режиссера Императорского Александринского театра В.Э. Мейерхольда).
Имя Оскара Уайльда принадлежит не только литературе и искусству – оно принадлежит также и истории, культурной истории человечества. Поэт не только писал талантливые стихи и романы, – он собственную жизнь сумел сделать поэмой. Поэма имела печальную развязку, но эта развязка явилась искуплением, очистившим от всего грязного и пошлого путь Оскара Уайльда к Голгофе, на которой умирала распятая красота.
Король жизни, – так называли О. Уайльда современники, - царственно прошел среди людей, оставив им в наследие кодекс красоты, источник острых мыслей и ярких оценок. В лице О. Уайльда завершился и окончательно сформировался тот «дэнди», которого воспел Барбэ д’Оревильи, рассказавший нам жизнь Джорджа Бреммеля.
В романе «Портрет Дориана Грея» О. Уайльд раскрывает перед нами мир людей, поставивших идеал красоты превыше всех прочих кумиров, которым поклонялось человечество. Поэт показал нам всю утонченность, изысканность, богатство, каких достигла европейская культура, – но его правдивость как художника не позволила ему пропеть этой культуре только хвалебный гимн. Он показал и обратную сторону медали – преступления, грязь, лицемерие и пороки жреца бездушной красоты и его роковой конец.

Дориан Грей принадлежал к высшему обществу Лондона. Это был дэнди в полном смысле слова. Внук и единственный наследник  богатого лорда Кельсо, он рано потерял мать, еще раньше – отца. Дочь лорда Кельсо, Маргарита, была красивой девушкой. Однажды она бежала из дома отца без гроша в кармане, влюбившись в молодого офицера пехотного полка. Офицер был убит на дуэли несколько месяцев спустя после свадьбы. Утверждали, что лорд Кельсо подговорил какого-то низкого авантюриста, чтобы тот оскорбил публично его зятя. Произошла дуэль, и офицер был убит. Дело замяли, но довольно долго лорд Кельсо ел свою котлетку в клубе один. Он взял к себе дочь, но передавали, что она не сказала больше с ним ни слова. Вскоре умерла, оставив своему отцу внука – Дориана. Воспитанный без ласки матери, юноша получил блестящее образование, впитал в себя все изыски и всю утонченность эпохи. Он появился в высшем свете, чтобы занять в нем одно из первых мест.
Знакомство Дориана с художником Бэзилем Холлуордом скоро перешло в дружбу. Художник полюбил прекрасного юношу, тот стал для него вдохновением в искусстве. И портрет, который он начал писать с Дориана, являлся не обычным произведением его кисти, а чем-то большим. Физическая красота Дориана и целомудренная чистота его души  слились на портрете в единый нерасторжимый символ. 
Взволнованный мыслью о старости, юный Дориан  воскликнул:
«Я стану стар, отвратителен, ужасен! А эта картина всегда останется молодой. Ах, если бы было наоборот! Если бы я мог оставаться вечно юным, а этот портрет мог стареть! За это я отдал бы все!»
И это восклицание было как бы формулой заклятья. Портрет магически стал верным изображением совести Дориана, а красота и юность не покидали много лет современного Фауста…
Дориан нашел себе нового друга в лице лорда Генри Уоттона, утонченного скептика, обладавшего острым умом и тонким вкусом. Его речи гипнотизировали юношу. Перед Дорианом открылся новый мир. Парадоксы лорда Генри стали жизненными канонами для Дориана.
Прекрасный юноша решил изведать все наслаждения, какие может ему дать весна жизни. Он беззаветно влюбляется в молодую актрису Сибиллу Вэн, которую случайно увидел на сцене маленького лондонского театра. Девушка полюбила «Прекрасного Принца» – так она называла Дориана. Но счастье продолжалось недолго. Она умела красиво изображать любовь, когда сердце не знало любви. Плененная страстью, она потеряла способность изображать красоту любви.
«Что вы без вашего искусства? Ничто!» – воскликнул Дориан и покинул девушку. Она не пережила этого и умерла в тот же вечер.
Это было первое преступление, первый грех Дориана, – и портрет верно отметил ущерб души Дориана: на портрете возле рта легла складка жестокости. Дориан заметил перемену и решил спрятать портрет в особой комнате наверху, ключ от которой всегда носил при себе. Отныне эта комната стала для него исповедальней, куда он прибегал всякий раз, совершив какой-нибудь дурной поступок. И каждый раз он находил изменения в портрете.
Так прошло восемнадцать лет. Дориан оставался таким же юным и прекрасным, как на заре своей жизни.
Никто не знал тайны его вечной юности, но многим было известно, что Дориан ведет дурной образ жизни. И вот однажды, перед своим отъездом в Париж, Дориана посетил художник Бэзил Холлуорд. Он хотел во что бы то ни стало взглянуть на свое детище, на свою работу, в которую вложил столько любви и труда.
Дориан согласился показать ему свой портрет, портрет прежнего чистого и целомудренного Дориана.
«Я вам покажу свою душу!»
И когда перед изумленным художником раскрылся весь ужас морального и скрытого физического разложения Дориана Грея, он пришел в ужас. Тщетно он уговаривал Дориана молиться, исправить порочную жизнь.
«Поздно!» – воскликнул Дориан. И в душе его вдруг вспыхнула острая ненависть к создателю этого магического рокового портрета.
И он убил художника.
При помощи своего старого знакомого-инженера, с которым его связывала какая-то позорная тайна, он уничтожил следы преступления.
Ничто в его жизни не изменилось, разве то, что на портрете рука обагрилась кровавым пятном.
В притоне курильщиков опиума судьба неожиданно столкнула его с братом загубленной им Сибиллы Вэн. Но Дориан счастливо избежал мести, обманул матроса своей молодостью. И лишь когда он исчез, знавшая тайну молодости Дориана одна из его жертв открыла глаза матросу. Тот стал преследовать Дориана, чтобы убить его.
Счастливый случай избавил Дориана от мстителя, на великосветской охоте случайно был убит прятавшийся в кустах неизвестный матрос. Дориан узнал в трупе Джима Вэна. 
Встреча с простой девушкой взволновала Дориана. Он не погубил ее, как губил других. Надежда, что чистое, хорошее чувство залечит раны больной совести, смоет кровь и следы преступлений с портрета, вспыхнула в душе Дориана.
Он едет в Лондон, чтобы взглянуть на портрет.
«Еще и лицемерие!» – с отчаянием воскликнул он, увидев новое выражение на своем портрете.
И он решил убить свою совесть. Но когда он ударил ножом по портрету, произошло чудо. Он убил не свою совесть, а себя. На портрете сиял своей молодостью и чистотой юный Дориан Грей, а возле портрета лежал мертвый отвратительный, безобразный старик, в котором с трудом можно было узнать прежнего Дориана Грея.

Новые ленты // Сине-Фоно. 1915. № 4. С. 103, 108.

«Любви сюрпризы тщетные…»: русские реалии и смена жанра

«Любви сюрпризы тщетные…» (1916) – экранизация рождественской новеллы О. Генри «Дары волхвов» (1906). Действие здесь перемещается из Нью-Йорка в Россию, и вместе со сменой места, в котором развивается сюжет, меняется и жанр произведения. Сентиментальная мелодрама превращается в комедию, как пишет В. Вишневский, в «изящную стилизованную “сказочку” из русской жизни прошлого века», а герои О. Генри становятся типизированными персонажами из русской классической литературы. Так, главный герой обретает профессию чиновника, что встраивает его в один ряд с «маленькими людьми» Гоголя, Достоевского и Чехова. Его жена называется Лизой –  важное для русской литературы имя, заставляющее вспомнить известную повесть Н.М. Карамзина. Трогательная история о большой любви и самопожертвовании в русской экранизации снижается до анекдота о «шутке судьбы» над «маленькими людьми». Вероятно, поэтому основополагающее событие произведения О. Генри – Рождество – в либретто заменяется на годовщину свадьбы «бедных людей», ведь интерпретация библейского сюжета, которой, по сути, и являются «Дары волхвов», в вышеуказанном комедийно-типизированном сюжете неуместна. 

Либретто:

Ах какие шутки иногда шутит судьба над бедными людьми!.. Чиновник Илюша очень дружно жил со своей женой Лизой, и все их богатство было – у него золотые часы, доставшиеся ему от деда, а у нее – «черных змей две косы, вплоть до самой земли»… Мечты маленьких людей всегда бывают маленькие, и Илюша не рисковал далеко уходить в мечтаниях: его заветным желанием была золотая цепочка для часов, а Лиза мечтала о цветных гребенках для пышных волос… И вот, накануне годовщины своей свадьбы молодые люди задумали исполнить желания друг друга… Тайно от жены Илюша продал часы и купил ей гребенки, а она продала парикмахеру свои длинные косы и купила золотую цепочку… И когда на другой день они встретились и поднесли друг другу подарки, горе их было велико!.. Любовь сыграла с ними дурную шутку!..

Новые ленты // Сине-Фоно. 1916. № 8. С. 91.

«Седьмая заповедь»: к «русским финалам» и религиозной теме

В основу либретто фильма «Седьмая заповедь» (1915) лег рассказ Ги де Мопассана «В порту» (1889) или созданная по его мотивам «Франсуаза» (1891) Л.Н. Толстого (на что указывает ошибка в фильмографии Вен. Вишневского, где источником называется «Франсуаза» Мопассана). Однако сюжет здесь полностью русифицирован. Это выражается не только в перенесении места действия в Россию и соответствующей смене имен героев, но и в изменении важных деталей сюжета.

В русской версии, как и в первоисточнике, центральным событием становится связь матроса с проституткой, которая – как герои понимают лишь после – оказывается его сестрой. У Мопассана роковое узнавание оборачивается горем и истерикой, в русском либретто все еще печальнее: герой кончает с собой, героиня сходит с ума. По-видимому, здесь дает о себе знать отмеченная Ю.Г. Цивьяном тенденция «русских финалов» (Цивьян Ю.Г. Несколько предварительных замечаний по поводу русского кино // Великий кинемо. Каталог сохранившихся игровых фильмов России 1908-1919. М.: НЛО, 2002. С. 8-9): дореволюционное кино тяготело к трагедии.

Для русского кинозрителя несколько адаптируется и идея произведения: мораль, заявленная уже у Толстого: «Все они кому-нибудь да сестры», – расширяется, и ошибка Петра представляется как нарушение «седьмой заповеди» («Не прелюбодействуй»). Таким образом, в либретто становится более ощутимой евангельская тематика, которая выносится в название фильма.

Либретто:

Не история падения, не «черная сказка о белых рабынях»  в этой картине захватит вас… Нет! Вы содрогнетесь от того ужаса, в какую бездну иногда может попасть человеческая душа вследствие рокового сцепления обстоятельств… Случайность в жизни создает нелепый, никому не нужный и, вместе с тем, страшный трагизм… И вот об этом повествует картина.
Мария Бубнова, молодая красивая девушка, оставшись после смерти родителей без всяких средств к существованию, поступает в мастерскую дамских платьев. Скромная нетребовательная девушка работает не покладая рук. Случаю было суждено, чтобы Марию увидела торговка живым товаром Клук, которой пришлась по вкусу красивая девушка. И вот с этой минуты участь Марии решена. За хорошее вознаграждение, предложенное госпожой Клук, Мария поступает к последней в качестве домашней портнихи. Но… «не очень много шили тут, и не в шитье была тут сила…» Первый бессознательный шаг сделан… Постепенно перед ногами Марии начинает разверзаться пропасть, готовая каждую минуту поглотить ее. Барон Миллер, завсегдатай в доме Клук, употребляет все усилия для того, чтобы овладеть девушкой. Однажды, уговорив Марию выпить чашку кофе в дружеской компании, Клук примешивает к кофе опьяняющий наркоз, и Мария становится жертвой жестокой авантюры. Назад возврата нет!.. Раз вступив на скользкий путь, Мария начинает падать по наклонной плоскости… Начинаются кутежи, «ночи безумные, ночи бессонные…» И в конце концов мы видим Марию на улице… Искусство любви превратилось в грязное ремесло. В одну из прогулок, застигнутая полицейской облавой, Мария попадает в участок, откуда она возвращается с «желтым билетом»... Безрадостная горькая жизнь «одной из многих» сталкивает Марию с сутенером, который истязает, эксплуатирует ее, посылая «на заработки». Дальше мы видим Марию в притоне. И вот тут-то разыгрывается жуткая драма, которая легла в основу замысла пьесы. Брат Марии, матрос Петр, после долгих лет скитания, к тому времени возвращается на родину. Получив у начальства разрешение повидаться с родственниками, он, к своему ужасу, узнает в родном городе печальные вести: отец умер, а сестра в адресном столе не записана. Чтобы забыться, Петр идет в кабак и здесь, в шумной компании, в угаре попойки, он топит свое горе. В этом же кабаке он встречает Марию. Безжалостный рок свершил свое гнусное дело — бросил в объятия брата и сестру… Утром, расплачиваясь с Марией, из нескольких случайно брошенных ею слов Петр узнает, что перед ним его сестра. Ужас Петра не поддается описанию. Все помутилось в нем… «Седьмая заповедь» нарушена!.. Сознавая, что после этого дальнейшее существование –  сплошная пытка – Петр кончает жизнь самоубийством. Мария же, потрясенная произошедшим, сходит с ума. Так было начертано неумолимой рукой Жизни на страницах Книги Судеб…

Новые ленты //Кине-журнал. 1915. №15-16. С. 137.