Заметка 1. Календарные либретто

Александра Захарова, Анна Ковалова, Арина Раннева

От календарной кинодраматургии в современном кино остался, пожалуй, только жанр рождественского (новогоднего) фильма. До революции календарный кинематограф был гораздо разнообразнее: помимо святочных фильмов, выходили пасхальные, был отмечен и случай выпуска фильма к Масленице. Это связано не только с тем, что в быту дореволюционной России эти праздники играли большую роль, чем теперь, но и с особенностями системы кинопроизводства и проката. Программу в кинотеатрах в 1910-е гг. было принято менять дважды в неделю, желающие соответствовать этим темпам кинофабриканты выпускали фильмы очень быстро и легко могли привязать съемки к нужной дате.

Святки. «Ты помнишь ли…»

Фильм режиссера П.И. Чардынина «Ты помнишь ли…», выпущенный в 1914 г. фирмой А. Ханжонкова, – яркий образец святочного жанра в раннем кинематографе. Главная героиня изменяет мужу с молодым любовником, но в рождественскую ночь осознает свою ошибку и решает вернуться к семье. Однако уже поздно: муж, не выдержав горя, покончил с собой. Здесь сохраняется ключевой для святочной традиции мотив чуда: под звон праздничных колоколов Елена внезапно принимает решение вернуться к мужу и маленькой дочери. В остальном же сюжет вполне характерен для русского кинематографа середины 1910-х гг.: измена, грехопадение, самоубийство – все строится на наиболее распространенных мотивах. Рождественское чудо помогает вписать фильм в контекст праздничной традиции, но не меняет стандартную схему развития сюжета.

Еще одна особенность этого либретто – явная отсылка к роману Л.Н. Толстого «Анна Каренина», он был очень востребован ранним кинематографом и экранизировался не однажды. Речь идет о сцене, в которой Елена выходит из поезда на заснеженную станцию. Старый муж, молодой любовник, оставленный ребенок, поездка героини из Москвы в Петербург, снежная буря – все эти детали напоминают о ключевом эпизоде «Анны Карениной». Таким образом, фильм связан не только с традицией святочного рассказа, но и с русским литературным каноном. Возможно, именно поэтому «Ты помнишь ли…» был отмечен газетой «Утро России» как значительное кинопроизведение.

Либретто:

Безумно любит свою молодую жену стареющий писатель Лев Нальский – сердце его принадлежит только ей и малютке дочери Нетти. Вся жизнь его посвящена этим двум существам, и вне их для него нет ни радости, ни привлекательности в жизни… Однако, он по временам, останавливаясь взглядом на дышащем молодостью личике жены, ловит себя на мысли, что он слишком стар для нее… Елена Нальская со смехом отвергает его предположение до тех пор, пока на одном из вечеров она не встречается со скрипачом Яроном… Ярон несколько лет назад учился в консерватории вместе с Еленой, ухаживал за ней… было что-то похожее на сильное увлечение… Но с его внезапным отъездом заграницу все сгладилось… стерлось… Елена, неопытная молодая девушка, приняла предложение Нальского… стала его женой… тут родилась дочь… казалось, Елена совсем забыла о своем романе в дни юности. Но тут внезапно встают перед ней все детали этих красивых молодых страничек ее жизни… Ярон, видя Елену, сверкающую молодостью и красотой, увлекается ею, как прежде и… под звуки романса Блейхмана «Ты помнишь ли»… Елена вновь переживает все то, что заставляло тогда биться ее сердце… Нальский видит внезапную перемену жены… несказанно страдает, но он слишком благороден и слишком любит Елену, чтобы хоть звуком, хоть словом нарушить ее настроение… Когда Елена ночью возвращается от Ярона, полная того яркого счастья, которое дает радость взаимной любви, Нальский не делает ей ни одного вопроса, не осыпает ее упреками… нет… он только дает ей дорогу… дает дорогу молодости и красоте… Нальский ясно понимает, что отныне для него прошли дни счастья, и считает себя не в праве преграждать путь к счастью Елены. Елена уезжает накануне Рождества, вызванная письмом Ярона, ожидающего ее в Петрограде. Нетти остается с отцом в святую рождественскую ночь. Ребенок, не понимая всей трагедии происшедшего, радуется, как всегда, елке и празднику, но внезапно смолкает и прижимается к отцу. «Что с тобой, Нетти?» – спрашивает он. «Без мамочки скучно», – шепчет в ответ девочка. И соединенные одним чувством великой любви к той, которая оставила их, Нальской и Нетти под звук рождественских колоколов произносят слова молитвы за нее… А тем временем Елена, вся во власти охватившего ее чувства, мчится навстречу ярким, неизбывным радостям… Разразившаяся накануне сильная снежная буря замела все железнодорожные пути… Едва проехав несколько десятков верст, поезд принужден остановиться на маленькой станции, пока расчищается путь. Елена выходит на платформу и с нетерпением прохаживается в ожидании минуты, когда будет пущен вновь поезд. Начальник станции любезно приглашает ее зайти к ним погреться. Елена принимает его приглашение, и вот она в скромной столовой, где царит веселый, простой, безыскусный смех гостей и ребятишек, зажигающих рождественскую елку. Но вот звучит колокол в соседней деревне… благоговейно преклоняют головы все присутствующие. «С праздником», – говорит хозяин дома и любовно принимает в объятия ребятишек и молодую жену. Вид этого простого, безыскусного, чистого счастья так действует на Елену, что она как бы перерождается. Куда она стремится… К какому миражу… Разве смела она оставить мужа и ребенка… А ведь и она могла бы в эту святую ночь быть такой же счастливой, как этот пожилой человек и его молодая жена. Напряженное состояние Елены достигает своего апогея: бедная женщина разражается рыданиями. Чуткое женское сердце жены начальника станции и без объяснений поняло, в чем дело. Нежно и ласково она утешает Елену, ничего не спрашивая, ни о чем не допытываясь… и под влиянием этой тихой ласки Елена успокаивается и принимает твердое решение вернуться. «Путь расчищен, можно ехать дальше»,– объявляет вошедший начальник станции, но Елена сквозь слезы, улыбаясь, качает головой; нет, она не поедет дальше, она вернется домой. Почти с рассветом Елена подъезжает к своему дому. Примиренная, просветлевшая и как-то по-новому любящая мужа и Нетти входит она в темный кабинет мужа, где он полулежит в кресле при свете догорающего камина. «Заснул бедный», – шепчет Елена; сейчас она поцелуем разбудит его. Елена наклоняется к нему, но сейчас же отскакивает… Только слабое дыхание вырывается из его груди. На полу темнеет револьвер… Машинально поднимает его Елена, кладет на стол и, все еще объятая ужасом, замечает письмо… Это прощальный привет Нальского его старухе матери. Из этих дышащих такой беззаветной любовью к Елене строк она узнает, что даже на пороге смерти Нальский боялся упреком оскорбить ее.

Новые ленты // Сине-Фоно. 1915. № 6-7. С. 68.

Масленица. «Вражья сила» 

В год тридцатилетия со дня смерти А.Н. Островского (1823–1886 гг.) на экран вышло несколько экранизаций его пьес, в их числе был и «масленичный» фильм В.К. Висковского «Вражья сила». В каталоге «Художественные фильмы дореволюционной России» Вен. Вишневского первоисточником этого фильма значится пьеса «На бойком месте», однако ошибку нетрудно исправить: в основу картины легла «народная драма» «Не так живи, как хочется» и опера А.Н. Серова «Вражья сила», благодаря которой фильм получил не только своё название, но и некоторые детали сюжета, идущие вразрез с текстом пьесы. Но если либретто более ранней экранизации – «Вражей силы» (1911, реж. А.Я. Алексеев) – механически копирует оперный сюжет, то здесь речь идет о его интерпретации, причем достаточно вольной. Так, прозревший в пьесе Пётр, который уже у Серова превратился в терзаемого «вражьими силами» и муками совести женоубийцу, на экране предстал лишь как муж-изменщик, коварный соблазнитель. Поместив в центр фильма любовную интригу и узнаваемых экранных персонажей, Висковский переводит Островского на язык кинематографа середины 1910-х гг.

Либретто 1916 г. сохраняет важные «масленичные» особенности пьесы и оперы: матримониальная тема, мотив пьяных гуляний, когда позволено то, что не разрешается в обычное время, сюжет о нечистой, «вражьей», силе, которая в масленичную неделю имеет особую власть. В либретто, правда, не нашло отражения связанное с Прощеным воскресеньем финальное раскаяние и прощение, исчезла и важная для Масленицы родительская тема. Однако дата выпуска (16 февраля – в 1916 г. масленичная неделя), альтернативное название фильма («Широкая масленица»), а также стилизованное под речь сказителя либретто подчёркивают его календарный характер.

Либретто:

На горе себе привез молодой купеческий сынок приятеля к зазнобушке своей – Грушеньке. Сердцу не закажешь: любила одного, полюбила другого… И ушел Вася с Еремкой, непутевым пьяницей кузнецом, который рад чужому горю: авось удастся выманить у молодого купчика на водку. А Петру по сердцу пришлась Груня, и сказался он холостым, чтобы добиться своего, сулил на Красной Горке свадьбу справить. Видит жена его, Даша, не в себе ее муж, неласков да злобен – и понять не может причины. А тут приятель Петра, Васенька, подвернулся. Не трудно было у хмельного Васи всю правду выпытать. И бросилась Дарья к разлучнице и раскрыла ей всю правду. Широкая масленица на дворе, последние деньки отгулять осталось… Подкатил к своей крале купец Петр с подарками, всех готов задарить. Зовет Грушеньку с подругами кататься. А в Грушеньке перемена… Не подступиться к ней, а как притчу про женатого парня рассказала, так и понял Петр, что ей про него вся правда известна. Загулял честной народ, – веселье да радость, – у одного Петра злоба на сердце. А уж около него кружит, наживы ищет Еремка-пропойца… И Еремке рад купец: может он научит его, наставит… И наставил Еремка купца, научил делу лихому: «Овдоветь, купец, надо». Заманил Еремка Дашеньку к кабаку: «Мужа твоего, – говорит, –  в драке убили». И поверила она, побежала с Еремкой к Петру… Вихри злые нашептали Петру дело лихое совершить, напрасной жертвой погибла Дашенька, жена купеческая…

Новые ленты // Сине-Фоно. 1916. №8. С 91.

Пасха. «Пасхальный визитер» 

Количество известных нам пасхальных дореволюционных фильмов невелико: фильмография Вишневского насчитывает не более десятка таких картин. Среди них – комедия Кая Гансена «Пасхальный визитер». Главный герой фильма, пытаясь по случаю Пасхи нанести, в соответствии с принятым порядком, 118 визитов, сильно напивается, устраивает пьяный дебош и заканчивает праздник в полицейском участке. Этот незатейливый сюжет напоминает популярные в 1910-е гг. фарсовые комедии о Глупышкине – чудаке, которого на любом поприще преследуют бесконечные неудачи. С другой стороны, в этой истории можно увидеть влияние русского сатирического календарного рассказа рубежа веков, в котором празднование Рождества или Пасхи изображается как нечто фальшивое и чуждое подлинной религиозности. Например, в рассказе Н.А. Лейкина «Первый день Пасхи» (1879) речь также идет о формальных пасхальных визитах, которые нужны лишь для того, чтобы наесться и напиться вдоволь.

Либретто примечательно своей необычной формой: комическая история о визитере подается как отчет из судебного протокола. Канцелярский стиль здесь пародируется довольно остроумно, что видно уже по оксюморонному подзаголовку – «из пасхальных протоколов».

Далее сообщается, – уже от лица кинематографической фирмы, – что похождения пасхального визитера были засняты на пленку с натуры. Вряд ли в фильме фигурировал кинооператор, однако идея сломать четвертую стену хотя бы в рамках либретто все равно интересна.

Либретто:

(Из пасхальных протоколов). Приводим выдержку из похищенного нами протокола – апреля 6-го дня 1914 года. Ко мне в полицейский участок доставлен сего числа некий именующий себя гражданином, а на самом деле визитер, вместе с автомобилем, шофером и каким-то неизвестным лицом. По дознании выяснилось, что оный визитер был отпущен женой для совершения 118 установленных для обывателей визитов, но, не совершив даже 18, был приведен в состояние невменяемости жидкостью, именуемой им, оным обывателем, алкоголем, а по дознании установлено, что это была обыкновенная 40 % водка, отпущенная ренсковым погребом № 107 Платонова. Все дебоширства, караемые 38 и 42 ст. ст. Уст. о Нак. нал. Мир. Суд. постановил записать в настоящий протокол. К сему имею честь присовокупить, что лица неизвестного звания, с неизвестной машиной, оказавшейся по заключению вверенного мне дворника съемочным аппаратом Бр. Пате № 42, производили с оного обывателя кинематографические съемки, но своевременно скрылись, а потому по инструкции о мерах к пресечению совершения преступлений доношу о сем по инстанциям. Оного околотка вышеписанной части надзиратель (подпись неразборчива). Сообщаем г. Надзирателю, что оные съемки в оном околотке и оным аппаратом производились нами и что он может «дебоширства, в оном протоколе изложенные» просмотреть в любом из кинематографов Европейской и Азиатской России и в прочих местностях, где демонстрирование картин разрешено начальством. Т/д. К. Гансен и К˚.