Елена Саран. Маска и душа доктора Чехова. Театр на Таганке. 20.03.2011

Юрий Любимов — о постановке нового спектакля

На сцене Таганки — хрестоматийный, на первый взгляд, Антон Павлович — слегка сутулый, сдержанно покашливающий интеллигент в пенсне, котелке, галошах, к которым он обращается, конечно же, «многоуважаемые», медная табличка «Доктор Чехов» — она будет в точности такой, как у А. П. Но этот внешне столь узнаваемый персонаж вдруг произносит фразу, которая в его устах звучит неожиданно: «Читайте Библию! Балбесы!», а затем провозглашает: «Помни, совершенным творением Бога является человеческая душа — нравственная архитектура»…

«Личность Чехова, его биография, его жизнь — вот что привлекло меня, в первую очередь, к созданию этого спектакля, — так объясняет Юрий Любимов свое новое обращение к Чехову. — Каким он был? Каковы были его основные жизненные сюжеты? Я выбрал то, что показалось наиболее интересным мне, и сконцентрировал на этих темах внимание.
Что еще кажется мне очень важным — то, что Чехов — доктор, хотя сам он переживал, что мало сделал для медицины. А доктор ставит диагноз. Диагноз стране, в которой он живет, диагноз обществу.
Я не мог миновать его поездки на Сахалин, в одно из самых больных, неблагополучных мест, место ссыльных, каторжных. Это было воистину подвижническое предприятие, где он в одиночку осуществил перепись населения всего острова.
Если вернуться к личности — очень важны черты, на первый взгляд, незначительные, которые помогают многое понять о человеке. И то, как, по каким причинам, они формируются. Например, Чехов берег абсолютно все, бумаги и бумажки, письма, заметки, счета, он ничего не выкидывал, все собирал, даже нумеровал. Просто как некий идеальный чиновник. Конечно, большой отпечаток на его характер наложило тяжелое детство. Та же бедность… Вспомнить хотя бы такую картинку: они с братьями идут с рынка, Антон несет гуся и потихоньку щиплет его, чтобы он кричал и все знали, что Чеховы тоже едят мясо, хотя бы по воскресеньям.
Все семейство бедствовало, и писать-то Чехов начал, только чтобы как-то заработать. Он не думал становиться писателем. Талант его, тогда еще Антоши Чехонте, увидели рано, все — и издатели, и писатели, тот же Лесков, „помазавший его на писание, как Самуил помазал Давида“. И все твердили, что надо развивать дар Божий, а не размениваться на пустяки. Но этими „пустяками“ он зарабатывал на жизнь — себе и своим близким».

Действие в спектакле уходит за пределы земной жизни Антона Павловича, среди его героев — те современники Чехова, которые стали свидетелями революции и послереволюционных событий — Бунин, Горький, Шаляпин…
«Шаляпин, — отмечает Юрий Любимов — весьма значительное действующее лицо. Это ведь действительно была очень крупная фигура, сверхрусская, мощная, и в то же время — малообразованный человек среди людей другого культурного уровня. Проводником же в это время, в то будущее, которое, кстати, предрекал Чехов, стал для меня Всеволод Мейерхольд, первый исполнитель роли Треплева в чеховской „Чайке“. Есть некая трагическая перекличка судеб актера и героя, им сыгранного, — сын Раневской кончает жизнь самоубийством, мы слышим этот выстрел в конце чеховской комедии, а Мейерхольд, который станет известным театральным режиссером-новатором, будет расстрелян под занавес основного вала сталинских репрессий — в 1940».

В коридорах Таганки сейчас раздается то раскатистый бас Шаляпина, исполняющего романс Глинки и ухающего «Дубинушку», то хор, отсылающий напрямую к греческой трагедии и тут же - к пасхальному православному канону, то голос генералиссимуса Сталина, то вдруг байроновский Каин развязно-капризно ответит что-нибудь нашему общему праотцу Адаму… А чтобы услышать голос Чехова, надо прислушаться. Потому что доктор Чехов говорит негромко.