Валентин Алексеев. «Была без радости любовь…»

Скоро из Парижа в Москву приедет выставка к столетию большого художника Марка Шагала: он возвращается домой, а с домом он не порывал никогда, ибо письменно устно, всем творчеством тянулся к Родине и судьбе ее постоянно.

Почти одновременно с первыми сообщениями о приближении этого события, промелькнувшими в мировой прессе, одна из самых известных самых антисоветских буржуазных газет Европы, парижская «Фигаро», опубликовала в марте письмо группы бывших советских граждан, решивших объединиться в так называемый интернационал Сопротивления [1]. Кому они сопротивляются? Перестройке в СССР, именно ей! Нe случайно письмо опубликовано под заголовком «Пусть Горбачев предоставит нам доказательства». С какой стати страна или ее руководители должны предоставлять доказательства если уж не кому попало, то, во всяком случае, людям, не имеющим с нами ничего общего в письме не сказано. Зато есть такое вот утверждение: «Нам стало известно, что советские представители вступали контакт с некоторыми видными деятелями культуры, живущими в эмиграции, предлагая им вернуться «домой», словно бы речь шла блудных детях, обещая, что «прошлое будет забыто»…» Так вот и сказано, включая иронически закавыченное слово «домой».

И вправду интересно, кого это там заманивают?

Начиная писать статью, я спросил у людей, причастных к разрешениям на эмиграцию из Советской страны и на иммиграцию в нее:

- Правда ли, что вы активно разыскиваете за рубежом видных деятелей культуры, уехавших из СССР, уговариваете их возвратиться, сулите златые горы?...

- Ложь, - ответили мне. - Мечтательная заграничная брехня. Ни внутри страны, вне ее никто никого не упрашивает. Особенно теперь. Одна из примет нашей перестройки именно в том, что каждый должен сделать собственный выбор. Да и зачем упрашивать, кого? Попросту на Западе сложилась категория бывших советских граждан, набивающих себе цену подобными разговорами. А между тем они с предельной ясностью сделали свой выбор, уехав, а мы - попрощавшись с ними...

Способность человека к определению географической точки на земном шаре, где будет ему лучше всего, чаще всего связана с необходимостью политического самоопределения. Нынче - время великой чёткости точного знания. Многие годы мы внушали сами себе и другим, что лишь моральный урод и бездарность может отказаться от мышления нашими с вами категориями, не принимать социализма и его норм. Все оказалось куда сложнее. И чужая - запрограммированная на вражду к нам - принципиальность подчеркивает великую необходимость наших с вами определённостей, чёткость духовного, идейного выбора. Что поделаешь, у нас немало врагов, в том числе врагов умных и ненавидящих нас от всей души. В период открытости, который мы отстаиваем и утверждаем, необходимая открытость, откровенность каждого с собою самим. И необходима откровенность с противниками. Новое мышление напоминает нам, что прошли времена, когда противоречия разрешались исключительно на полях военных сражений. Но война за души не утихает; есть в этой войне убитые, раненые, пленные и дезертиры.

…Очевидно, это не только мое личное мнение - человек должен иметь возможность наизаконнейшим путем осуществлять свое право на уход, на выезд из страны, которая ему не мила. Думаю, что и Советская страна не исключение этом смысле; соблюдая ее законы, немало людей за последний десяток лет покинули наш города и веси - в поисках другой судьбы, не похожей на складывавшуюся дома. Уехав, они ведут и чувствуют себя по-разному: одни привыкают, другие нет, одни просят о возвращении, другие растворяются в иностранных людских океанах.

Зарабатывают они на жизнь тоже по-разному, каждый поскорее старается уйти на круги своя, делать то, к чему привык дома, чем был жив. Поэтому пишут книги и пишут доносы, помогают друзьям и предают их, строят или разрушают дома - никто решающим образом не может перемениться, уйдя из недавнего своего дома взрослым, сформировавшимся человеком. Многие из тех, кто привык лгать дома, сочиняя или инсценируя революционные тексты вопреки собственным убеждениям, ищут применение так ярко развившемуся таланту - и подчас находят. Я, к примеру, воспринял как заведомую ложь попытки упомянутого письма поставить за образец Советской стране Южную Африку Сальвадор. Уж на таком-то уровне коньюнктурщины можно держаться на Западе, сформировавшись в качестве конъюнктурщика дома. И всё-таки обидно, что именно эти люди - мы ведь знали некоторых из них - ушли, стали противниками, а кое-кто и активным врагом. Это - как порез на душе: увидеть вчерашнего знакомца в чужом окопе.

Среди подписавших письмо в «Фигаро» есть люди, чьи имена в СССР мало кому известны. Думаю, что известными и не станут уже. Но есть несколько подписей узнаваемых, еще памятных. К примеру - Юрия Любимова, режиссера, немало сделавшего в советском театре, но затем предавшего этот театр, бросившего труппу в трудный момент ее судьбы; труппа трудно оживала и ожила уже без него.

Подписал письмо и Василий Аксенов. Жаль, что, начав на Западе с откровенно слабых сочинений (писателя без читателей, увы, не бывает) он ударился в наемное политиканство, причем до чёрного дна, до радио «Свобода»... А ведь был неплохим прозаиком. Кстати, он-то отлично знает - выбалтывая сегодня на бумаге и по радио все, что запомнил из разговоров с бывшими московскими приятелями, - что, будь на дворе тот самый тридцать проклятый год, многих бы передёргали по его наветам. Но времена не те. Да и страна не та. («Наш великий президент», - говорит Аксенов о Рейгане в февральском номере «Вашингтон пост». Есть у него ныне президент, к тому же «великий»...)

Как правы философы, сказавшие, что бытие определяет сознание! Как элементарно регулируются поступки тем, что научно зовётся «социальный фактор», а практически - тезисом эмигрантской экономической географии «Дальше ехать некуда» или простейшим до вульгарности «Кушать хочется…» A, честно говоря, если б позвали авторов письма в «Фигаро» домой - возвратились бы? Наверное, и вправду ни за что. Иначе нельзя объяснить, почему люди, выросшие у нас в стране и хорошо знающие её, так чудовищно и кощунственно лгут, говоря, к примеру, в «Фигаро» о школьниках наших, чью жизнь-де «можно только сравнить с дрессировкой гитлеровской молодёжи».

Понимаешь, насколько унижающей может быть чужая ложь. Причём обидно становится и за страну, и за себя, и за то, что жили среди нас небесталанные люди писали, ставили спектакли, а затем ушли насовсем, сделали именно такой выбор - от нас и против нас.

Всё изложенное - скорее комментарий к поступку, чем статья о конкретных персонах. Причём комментарий в журнале, пытающемся делать для перестройки всё, что возможно. Сейчас время выбора, и, наверное, естественно, что с такой определенностью выясняется, кто с нами, а кто против нас. Историчность сегодняшнего момента и в особенной серьезности разговора о грехе предательства. Подписавшие письмо в «Фигаро» откровенно отказываются быть с народом, родившим их, в сегодняшнее трудное честное время. Выбор сделан.

Человек имеет право на выбор; должен иметь. Когда я думаю, что вся история Советской страны — это история сделанных нами со всей определенностью выборов, то утверждение этого правила кажется мне одной из основ силы. Октябрь был выбором, подтверждённым огромным большинством населения восставшей страны. Выбор этот разделили далеко не все – и в этом тоже были закономерность справедливость. Из России ушли миллионы несогласнх с её новой судьбой - мало кто из них возвратился. Не приняв народной доли на крутом ее повороте, они растворились в заокеаньях и зарубежьях - будто ушли сквозь зеркало, в котором отразилось обновляющееся лицо страны.

Выбором были трудные пути обновления жизни - когда кроваво платили за каждую из побед, когда головокружение от успехов приводило порой к поражениям. Можно бы, да не стоит в таком разговоре, вспомнить о двадцатом партийном съезде, о том, как мы отстаивали правду свою, утверждали собственный выбор и ещё чётче поляризировали общество. Конъюнктурщикам становилось труднее и труднее, сегодня им вовсе невыносимо. Сегодня с нашим-то опытом знакомства с публикой сорта «чего изволите» - до чего же забавно слышать конъюнктурные вздохи из-за границы, от вчерашних правдолюбов-профессионалов, отряхнувшихся и оглядевшихся уже на свободе (на «Свободе»?).

И - несколькими словами - нельзя не напомнить (хотя бы потому, что в письме нас упрекают этой памятью) о величайшем из всенародных советских выборов - выигранной Великой Отечественной. И тогда, впрочем, не весь народ избрал путь победителей; были предавшие, были те, кто бежал, чтобы спастись, оправдать постыдность тогдашнего своего выбора.

Хоть есть даже памятники совершившим преступный выбор. В кладбищенской церкви на знаменитом подпарижском кладбище в Сан Женевьев де Буа установлено символическое надгробие с надписью: «Жертвам выдачи 1 июня 1945 года на Драйве и Ленце 37 генералам, 2605 офицерам и 29 тысячам казаков». Это были говорившие по-русски генералы и офицеры фашистской армии, во всяком случае, те, кто встал на сторону фашистов. Их выдали победителям - проигравшие должны были оплатить свой выбор.

Кладбище Сан Женевьев де Буа странно - там французские могилы перемешаны с русскими, а неподалеку от кладбищенской церкви русских могил побольше. На их надгробьях фамилии, многие из которых заметны и памятны: Урусов, Львов, Кшесинская, Юсупов, Рябушинский, Куракин, Лорис-Меликов, Лобанов-Ростовский. Высятся часовенки, памятнички: «Генералу Врангелю, чинам конницы конной артиллерии», «Генералу Корнилову и всем корниловцам», «Генералу Дроздовскому и всем дроздовцам». Счета покойным нет; иные из них лежат в, так сказать, братских могилах, кое-кто безымянно; земля в центре Франции дорога - чужая земля… В конце концов люди рождаются на единственной своей планете, уходят в неё и далеко не у каждого земля, по которой он делает первый шаг, похожа на землю, уходящую из-под ног в последний раз. Наверное, и это личное дело каждого, осуществлённое право на выбор: как распорядиться собственной жизнью и как отнестись к Родине. Но, кроме личного права выбора, имеющегося у каждого из нас, имеет немилосердное право выбора Родина, осуществляется непрестанный суд, которым жизнь определяет место любому из нас: в памяти ли, в реально ли существующем мире…

Время память четки до жестокости. Существует такое понятие, как продолжительность жизни, но существует ещё и продолжительность смерти, о чем не все помнят и не всегда. Возвращаются к нам уведенные из жизни насильственно и несправедливо поэты, художники, полководцы. Ведь самое страшное изгнание - это из народной души, а они ему никогда не подвергались. Зато так и не возвратились к нам те, кто, уходя, разорвал собственную связь с народной судьбой: даже если жизни их были долги, продолжительность смерти куда дольше - до Страшного суда, до бесконечности.

Мы возмужали именно в борьбе, в одолении противостояний народному выбору. К нам приходят. От нас уходят. Против нас борются, разделение здесь не только лишь, далеко не только по национальному признаку. Речь идет о принятии неприятии революционных изменений в судьбе народа - а нынешняя перестройка революционна, - о желании посвятить себя народному выбору или противостоять ему.

Очень жаль, что от нас уходили люди талантливые, репутациями и дарованиями расплатившиеся за тупиковость собственного выбора. И тем не менее всё это поучительно. Поучительна жизнь, поучительна смерть – в том числе смерть политическая и творческая.

[1] Текст письма помещён в газете «Московские новости» №13, март 1987 г.