Антон Андреев. Спектакль «Вишневый сад» Адольфа Шапиро: мои ключи к пониманию

Когда я только начал смотреть спектакль, то подумал, что он будет немного скучен и однообразен: долгие диалоги, минимализм, хорошо известный сюжет. Но, сам не замечая этого, я постепенно погрузился в ритм постановки, увидел всю глубину трагедии героев. Возможность попасть в «метроном» спектакля, привыкнуть к его медитативности и долгим сценам я до этого видел только у Римаса Туминаса, которого невозможно понять, смотря «на бегу», в которого надо вглядеться и задышать в его ритме.

О «Вишневом саде» написано много работ, он стал настоящим символом последнего поколения дворян России и жизни при царе, но эта постановка выполнила сложнейшую задачу, расставив в тексте новые акценты. Теперь каждый раз, сталкиваясь с литературным оригиналом, я буду вспоминать, какие детали в нем выделил Шапиро. Мне бы хотелось строить свой анализ не как линейное повествование, а как поиск «ключей» к пониманию спектакля, как подчеркивание его необычных смысловых поинтов и тем.

С самого начала в «Вишневом саде» есть мотив струны, вернее, струнных. Это не только знаменитая «лопнувшая струна», но и еврейский оркестр: символ свадеб и похорон в Российской Империи. Исполнители появляются в сцене известий о продаже сада, но сидят спиной к зрителю, ведь являются не героями, а символами своего времени. Каждый раз при появлении Раневской музыка струнного оркестра усиливается и придает ее положению еще больший трагизм. Лопахин, сам не осознавший, что купил сад, борясь с головокружением, под внезапно зациклившуюся скрипичную мелодию вновь проживает торги. А Фирс говорит свою финальную реплику «недотепа» под последнюю ноту. В спектакле много тишины, беззвучных сцен и затянувшихся пауз, и это придает печальным еврейским мелодиям еще больший контраст, усиливая их действие на зрителя в ключевых сценах.

Через всю постановку проходит тема пустоты. Герои находятся в условном пространстве с минимумом декораций. Иногда это дом, а иногда сад, обозначенный в финале лишь белыми светящимися полотнами. Для Чехова очень важен образ старой усадьбы как портала в прошлое Раневской и Гаева, но они будто бы смотрят на стены, когда устремляют взгляд в зрительный зал – пространство «четвертой стены» театра, черной пустоты, где для находящихся на сцене не существует мира.

Исключительность Раневской и Гаева. Мне показалось, что Рената Литвинова и Сергей Дрейден выстраивают свои образы так, что между ними существует особая связь, незаметная другим людям, даже Ане. Они много говорят жестами и подолгу смотрят друг другу в глаза, и зритель вспоминает, что они, в отличие от молодых обитателей усадьбы, помнили ее счастливые времена. О Ренате Литвиновой режиссер говорил, что видит в ней «существо», как бы надмирное создание с иной природой, не относящееся ни к одной эпохе.

Еще одна особенность постановки – вневременной контекст. «Вишневый сад» насыщен символами эпохи, но у Шапиро подчеркнута сторона текста, не имеющая привязки ко времени. Например, Лопахин одет довольно современно, такого человека можно бы было увидеть в Камергерском переулке и не обратить внимание на костюм. Но разговор даже не о внешнем виде, Ермолая Алексеевича из спектакля можно бы было встретить сегодня и не узнать в нем чужака по образу мыслей и по взгляду на то, что можно разрушить, чтобы потом жить комфортно.

Огромную роль в «Вишневом саде» играют жесты. У рук каждого первостепенного персонажа есть свой пластический рисунок: Раневская нервно цепляется за собственные пальцы, а ее брат закусывает ладонь, когда понимает, что говорил глупости. Лопахин же через руки рассказывает всю историю покупки сада, активно жестикулируя, показывает его размеры: пока прошлые хозяева заламывают и выкручивают себе пальцы, он своими крестьянскими ладонями вот-вот возьмет топор.

Сад как данность. Интересная мысль Шапиро, которая до этого не приходила в голову: в пьесе нет рассказа о том, кто построил сад и сколько ему лет, он будто бы был с времен сотворения мира, и его уничтожение будет означать для героев прощание с тем, что казалось незыблемым. Как говорил режиссер, вишня – неказистое дерево, оно преображается только в короткий период цветения, который сложно уловить.

Но и в персонажах есть неуловимость сегодняшнего дня: они находятся на разрыве между ушедшим вчера и пугающим завтра. Некоторые из них стоят на грани жизни, часто говоря о смерти: Раневская произносит: «…я не переживу такой радости», а Фирс то и дело готовится умереть, увидав хозяйку на прощание.

Старый слуга как образ конца помещичьей жизни стоит в пьесе особняком, что только усиливается в спектакле. Когда все герои уехали, а Раневская и Гаев оказываются за занавесом, зрители начали хлопать, будто спектакль кончился. Но ведь многие читали пьесу. И они в этих аплодисментах тоже забыли Фирса. Он выходит на авансцену в наступившей тишине и готовится умереть прямо перед залом – вот настоящая точка трагедии. Существует даже монопьеса Вадима Ливанова «Смерть Фирса», где есть реплика: «…если именно Фирс в конце умирает, то и пьеса про него».

Мотив неумелости и потерянности в жизни героев решается в деталях и звуках: проект Лопахина Раневская берет вверх ногами, и сама не догадывается перевернуть, при его приходе бьется блюдце, а ключи новому хозяину бросают на пол с громким звуком. Герои много сидят, будто все время испытывая слабость, и, конечно, говорят о чем угодно, будучи эскапистами. Так, Раневская просит Петю «сделайте что-нибудь, говорите», подменяя понятия «говорить» и «действовать», и в постановке довольно много мизансцен, где другой режиссер ввел бы больше перемещений героев.

Еще одна важнейшая тема спектакля – предчувствие гибели. Почти никто не решается смотреть правде в глаза, но при этом понимает, что жизнь, какой ее знали, кончилась. Смотря на балаганные фокусы Шарлотты, герои пытаются думать о чем-то другом, в день решения о продаже сада Гаев шепчет что-то про анчоусы и керчинские сельди. Много слов о чем угодно, кроме дела.

Из образов «Вишневого сада» Шапиро мне бы хотелось отметить Варю (Янина Колесниченко). Она получилась похожа на княжну Марью в «Войне и мире» Туминаса: такая же деятельная и живущая для других, бесконечно добродетельная и по-своему обреченная. Это очень глубокий образ настоящей христианки, которая своим кротким взглядом, может быть, одна способна видеть истинное положение вещей.

Итак, спектакль Шапиро «Вишневый сад» – на первый взгляд, довольно классическое и не ищущее новых смыслов произведение, но если стараться всмотреться в него, то чеховская струна рвется уже не на сцене или в книге, а в собственном сердце.