Александра Андреева. Как соединить театр Гинкаса с Достоевским?

Театр – это долгий разговор о жизни в её разных проявлениях, законах, правилах. Что есть отдельный человек для всей этой жизни как для отдельной субстанции, которая вершит судьбы? Имеет ли право человек устанавливать свои правила или навсегда обречён подчиняться и ломать себя? Кама Гинкас уверен, что в этом вопросе и есть сама жизнь:«Это проверить себя. Это проверить возможность бессмертия, желание полета. Это есть в человеке, если он человек. Человек не человек до тех пор … пока у него нет желания проверить себя». И в этой связи, к примеру преступник великого романа Достоевского, Родион Раскольников, и есть тот самый человек, наполненный жизнью, проверяющий себя преступлением. Только где та грань, за которой жизнь больше не позволяет играть и удаляет игрока с поля боя? Об этом и рассуждает режиссёр в своём спектакле «К.И. из Преступления», представляя зрителю существующую на этой грани Катерину Ивановну.

Но почему именно она? Почему именно второстепенная героиня, а не сам Родион Раскольников, чьи попытки проверить себя, постоять на грани жизни и смерти оказываются в центре событий всего романа? Для этого есть несколько причин: во-первых, Кама Гинкас уже использовал отдельного Раскольникова в предыдущих постановках, а во-вторых, мне кажется, что это подчёркивает, что судьба хоть сколько-нибудь маленького человека важна и интересна, ведь внутри каждого кроется целая вселенная.

Весь спектакль описывает трагичную жизнь одной женщины, не принимающей правила игры. Некоторые критики несмотря на участие в нём детей, более того, и самих зрителей, с которыми героиня периодически ведёт диалог, называют это моноспектаклем. Наверное потому, что вся концентрация трагичности обрушивается на одного персонажа – все зрители, все участники процесса втянуты в буквальном смысле в жизнь одного только человека. Закрытая будто в клетке в тесном кругу зрителей в и без того маленьком пространстве надрывающаяся Оксана Мысина в образе самой К.И. недоумевает: «Я понять не могу. Чего вы стоите? Заходите живо!». Она открывает дверь в белую, почти пустую комнату, впуская всех не только на поминки собственного мужа, но и в свою истерзанную, опустошённую душу, в свой мир. К слову, действие настолько сконцентрировано на судьбе, психологии одного персонажа, что никакие декорации здесь практически и не нужны – необходим лишь белый лист, на фоне которого отчётливо видно все «внутренности».

Смерть мужа является спусковым крючком всех описанных событий. Нет, конечно, и до этого К.И., как и описано в самом произведении Ф.М. Достоевского, вела борьбу за свою справедливость, она неумолимо всегда искала её. «Господи, да неужели же нет на свете справедливости? Нет, есть на свете суд, и правда есть, и я сыщу» - уговаривает себя героиня. Только теперь вести борьбу гораздо сложнее – она потеряла свою опору, потеряла человека, только существование которого давало ей хотя бы надежду на тыл. В рассказе К.И. иногда путала первого и второго супруга, это не удивляет, ведь важен здесь для неё не сам Семён Захарович Мармеладов, а именно факт существования некоего мужа. Это будто давало ей ощущение, что кто-то нужный рядом, кто-то в этой жизни должен её понимать. А ведь это всё, что важно для Катерины Ивановны, и для всех людей – хотя бы надежда на понимание. Всё, что у неё есть, чем она живёт и бредит - её собственное видение жизни и справедливости, которого она ни за что не меняла ни при каких обстоятельствах. Даже после смерти мужа она не теряет свою уверенность, не ломается – она уходит, бьётся наверх, в другую дверь, в надежде достучаться до справедливости. Достучалась ли она? Нашла ли единомышленников? После сценического «зтм» каждому остаётся самому разгадать эту загадку. Известно одно – как «Бог из машины» в конце появляется лестница, которая призвана решить проблему героини.

Откуда в ней такая решимость, которая не даёт прогнуть свои убеждения? Как огромный робот из инсталляции “Can’t help myself” китайских художников Сунь Юань и Пэн Юй безуспешно пытается убрать лужу крови, так и К.И. мечется в жалких попытках собрать разрушившийся мир. Создаётся ощущение, что она пытается остаться в прошлом, там, где она дочь полковника, воспитанница благородного дворянского института. Она тщательно старается показать, что благородность её никуда не исчезла: героиня играет на скрипке, учит старшую дочь разговаривать на французском и считает, что все они «благородное семейство», доведённое до нищеты. Женщина настолько живёт в своём прошлом и не желает меняться, что внутри навсегда остаётся изнеженным ребёнком, у которого отобрали желаемое. Здесь нет злости на мир, скорее Катерина Ивановна часто обижается как ребёнок, толкая окружающих, гавкая, в истерике падая на пол. Она не принимает такого расклада, убеждая себя, что она сходит с ума от чахотки, а не от несостыковки построенного в голове мира и реальности. Возникает вопрос: а может это просто проявление силы русского человека, чей удел – трагичная судьба? Может К.И. – просто очередная доведенная до отчаяния русская женщина? «Как пойду я на быструю речку, сяду я да на крут бережок…» - звучит мотив русской народной песни.

С момента постановки (1994 год) до того времени, когда снимали версию, которую я анализирую (2003 год), спектакль был воспроизведён множество раз в различных странах. Неким следствием является использование актрисой разных языков – нет, это не специально отыгранный сценарий. Это то, как чувствует сама актриса, как проживает это вместе со своей героиней – они обе ведут друг друга на протяжении всего спектакля. На момент игры они живут вместе в одной Оксане. Именно поэтому постановка выглядит такой живой, настоящей. Конечно, близкая дистанция, элементы иммерсивного театра помогают актрисе найти особый контакт со зрителем. Но сама душа Катерины Ивановны, которую Оксана впустила в себя – это что-то почти мистическое, это и есть секрет успеха.

Просто ли соединить такой театр с Достоевским? Кажется, современный зритель такой глубокий анализ по «кускам» воспринимает гораздо легче, чем большое произведение с разными сюжетными линиями, за которыми нетрудно потерять менталитет и психологию героев. Постановка Камы Гинкаса живая, реалистичная, настоящая – в этом и была задача Оксаны Мысиной – увлечь зрителя в судьбу главной героини. Актриса не играет вовсе, а вправду страдает, живёт, бьётся, поёт и в конце концов засыпает «мёртвым сном».

И вот весь мой поток сознания как сумасшедший бред Катерины Ивановны обрушился на читателя. Но по-другому после такого спектакля сложно выразить противоречивые эмоции. Это противостояние всего всему: жизни - смерти, игры - реальности, чёрного - белому, смеха - слёзам. И в то же время как органично и чувственно это противостояние! Это и есть жизнь.

Майнор «Театр с нуля», 2 курс. Преп. Татьяна Левченко