Татьяна Бачелис. Сказ о правдолюбце Кузькине

«Известия». 1989. 27 февраля

Премьера

СПЕКТАКЛЬ «Живой» по повести Бориса Можаева «Из жизни Федора Кузькина» [1] был поставлен и Театре на Таганке Юрием Любимовым в 1968 году. Что ж скрывать, вся театральная Москва ждала теперь этой премьеры с чувством тревоги и беспокойства. За Таганку боялись. Что-то будет сегодня с тем давнишним спектаклем, оставившим после себя дым легенды и горечь несостоявшегося, запрещенного шедевра? Не постарел ли он, каким он предстанет сегодня, в захватывающем всех нас вихре острейших публицистических бурь? 
Конечно, мы все годы держали в уме образ того далекого спектакля, пронзительного и прекрасного [2]. Спектакля о судьбах деревни, крестьянства. Но, думалось, как стремительно несется время, ведь спектакль - не книга, не фильм, спектакль «не снимешь с полки». И кроме того: подмостки ведь все укрупняют, поднимают, высвечивают, особенно под напором толпы. Ведь Таганка — театр, который всегда начинался с площади. Площадь с него и спросит. Любимов и его актеры вынуждены пройти и это испытание. Вынуждены? Или это их выбор? Доказать, что арестованный когда-то спектакль сыграют актеры, если они настоящие, живые, - здесь ведь кроется древнейшее преимущество искусства театра перед остальными видами творчества. 
В общем боязно было, надо сознаться. Сказать, что потом произошло сценическое чудо, было бы неточно. Дело не в чудесах гениальности, хотя и не без них, вероятно. Дело в той, что мы, люди площади, все еще многого о себе, о своем обществе, да и о своем театре не знаем. Выяснилось, что артисты Таганки все эти два десятилетия жили, держа в своем коллективном сознании тот несыгранный спектакль. Выяснилось, что и сегодня проблемы деревни стоят перед нашим социумом с не меньшей остротой. Что мы все еще кружимся вокруг крестьянина-труженика, словно он кукла какая, пугало в огороде... 
...Идет публика премьерная. На глазах площадная неуемная толпа превращается в госпожу публику. И не видит она, что на бедной пустой сцене именно и стоит какое-то бедняцкое, нищее, пугало. Пиджачишко накинут на дощечку с надписью: «Прудки» [3]. Кепка, рваное кашне. Стоит пугало, есть не просит. Но вот уселась публика. Свет затих. Балалаечный перебор слышится. И выходит из-за кулис Золотухин [4], идет боевым шагом вдоль задней стены театра, затем к центру, к пугалу. В руках у него синенькая книжка «Нового мира» [5]. Начинает сказывать нам сказ про Федора Кузькина. Снимает с пугала кашне, кепку, штаны напяливает, а сам в «Новый мир» заглядывает, под балалаечный перебор листает быстренько, вводит нас в курс. 
И спектакль начинается. Под плясовую музычку выплывают важно на сцену деревенские персонажи с тоненькими шестами-березками в руках. Втыкают каждый свою березку в заготовленный паз подмостков —и лес готов. На вершинах березок — домики, далее потом зажгутся огоньки, бурной ночью закачается пустой лес. Все готово к действию. И эти березки художника Давида Боровского [6], и достоверность типов, показываемых артистами, и балалаечный разнобой (диссонансы то есть) композитора Эдисона Денисова [7], и в центре наш герой, бывший солдат Отечественной, ныне колхозник, которому не плачено за трудодни. А детей у него пятеро, мал мала меньше... 
И действие начинается. 
Спектакль подвижный, легкий, невесомый. А толкует о неподъемном, о проблеме деревни, о горе, о нужде, о нелепостях темноты жизни беспаспортных колхозников, о хамском идиотизме целой иерархии начальничков, сидящих на шее народной. Почему же мы тогда, люди добрые, хохочем? Над чем смеемся? Ну, конечно же, над собой и смеемся, как заметил еще Гоголь. А вот почему, это вопрос эстетический. Смеемся, вот герой спектакля, Кузькин, в исполнении Золотухина очень похож и на Теркина [8], к на Иванушку-дурачка: терпелив, правдолюбив, вынослив и непобедим в своей шутливой и серьезной позиции. Смеемся, ибо режиссер нафантазировал лихую, великолепную стилистику, очень для театра необычную и изящную — нечто вроде театрального лубка [9]. Но без ярмарки ярких красок — бесцветный такой лубок, глухая деревенская жизнь. Тут ненавидят люто, пьют наповал, бранятся, дерутся, частушки поют наотмашь. Вот Кузькин рассказывает нам, как родятся у него дети: чмок жену Авдотью в щеку (Зинаида Славина [10]), и — готов ребятенок; еще чмок — еще один, споро, быстро, хорошо. Как в сказке. Или возьмите бригадира (В. Шаповалов [11]) на коне. В глубине сцены в сумерках лесной ночи появляется этакий сказочный генерал верхом. Детишки крутят конный хвост, а артист сдерживает норовистого конягу, орет на бедолаг-косарей, Кузькина и деда Филата, которые косят тайком от начальства ничейные луга. Сцена чисто фарсовая и опять же — лубочная. Оставим, однако, в покое стилистику. Суть драмы в том, как уже сказано, что труженик Кузькин, сколько ни трудись, прокормить семью не может, и вот он решает выйти из колхоза. И получить паспорт. Дабы иметь право заработать в другом месте я не быть сосланным в лагеря за тунеядство [12]. Такая вот абсурдная ситуация. Кузькина преследуют, исключают из колхоза. А мы, сегодняшние, думаем: вот оно, воплощенное в страшной человеческой реальности «торможение», враг всего нового, справедливого, гласного. Жестокость и бесчеловечность. Нет, не оставят правдолюбца в покое. Будет на него «дело» заведено в прокуратуре, судить будут Кузькина. И волшебный звонок спасет героя. Как в сказке. Но нам, зрителям, уже давно не смешно не до сказок. 
Постепенно, в развороте действия забываем мы и о лубочной начале, и о побасенках [13] легендарного Кузькина, столь обаятельно сказываемых нам артистом Золотухиным, отходят на второй план и частушки, балалаечное треньканье. О нет, к сожалению, не устарел этот спектакль. Речь идет в нем не больше и не меньше, как об ожесточенной борьбе тех, кто хочет жить за счет чужого труда и тех, кто умеет и хочет работать. Идет борьба за правовое государство. Мы учимся демократии. Мы очень далеки еще от этих понятий, без которых человеческое общество нормально существовать не может. 
Замечательно, органично, с юмором и серьезностью, с каким-то неповторимым артистизмом играет Валерий Золотухин, соединяя в своем лице и героя народных сказок, и человека современности. Под стать ему и Зинаида Славина в роли Авдотьи — многотерпеливой жены героя. Точно и беспощадно обрисованы каждым из артистов Таганки типы глухой деревеньки, по-гоголевски обрисованы. 
Форма спектакля, как всегда у Любимова, соединяет в себе лаконизм и подвижность. Два элемента формы доминируют в спектакле: заполняющие пространство сцены тонкие деревца (ходить и бегать между ними, как это делают артисты, чрезвычайно трудно, тут требуется виртуозность), и связанные меж собой в ряд стулья, которые время от времени спускаются с неба, из-под колосников. Стулья эти представительствуют от лица местных властей. Взвиваются вверх, вновь опускаются, разделяют сцену и зал надвое. Надежна сценическая форма. Но именно своей надежностью она требует от артистов особой свободы сценического существования. Такой свободой обладают артисты Таганки, воспитанные Юрием Любимовым. Москва увидела воистину живой и актуальный спектакль. 
 

Примечания:

[1] Борис Андреевич Можаев (1923 – 1996) – советский писатель и сценарист. В 1964-65-х гг. написал повесть «Из жизни Федора Кузькина» («Живой»).

[2] В 1968 году Юрий Любимов уже ставил повесть на сцене Таганки, однако спектакль был запрещен.

[3] Название деревни, в которой происходит основное действие сюжета повести.

[4] Валерий Сергеевич Золотухин (1941 – 2013) – советский и российский актер; один из ведущих актеров Театра на Таганке. С 2011 – 2013 гг. – художественный руководитель Театра на Таганке.

[5] «Новый журнал» - литературно-художественный журнал. Издается с 1925 года. С 1980-х издавал ранее запрещенные произведения (напр. «Доктор Живаго» Б. Пастернака, «Раковый корпус» и «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына). Характерная внешняя деталь журнала – синяя обложка.

[6] Давид Львович Боровский (1934 – 2006) – советский и российский театральный художник. В Театре на Таганке работал над более 20-ю спектаклями Ю. Любимова. 

[7] Эдисон Васильевич Денисов (1929 – 1996) – советский композитор. Работал над 7 спектаклями в Театре на Таганке.

[8] Василий Теркин – центральный герой поэмы «Василий Теркин» (1942) А. Т. Твардовского.

[9] Лубок – одна из форм изобразительного искусства, имеющая фольклорное происхождение. Для лубка характерны простота техники, лаконизм изобразительных средств (грубоватый штрих, яркая раскраска). Часто в лубке содержится развернутое повествование с пояснительными надписями и дополнительные к основному (поясняющие, дополняющие) изображения.

[10] Зинаида Анатольевна Славина (1940 – 2019) – ведущая актриса Театра на Таганке, участвовала в труппе с 1964 года. В 1993 З. Славина перешла в театр «Содружества актеров Таганки».

[11] Виталий Владимирович Шаповалов (1939 – 2017) – советский и российский актер; участник труппы Театра на Таганке (1968 – 2009).

[12] По законодательству СССР тунеядство считалось преступной деятельностью, заключавшееся в «длительном проживании совершеннолетнего трудоспособного лица на нетрудовые доходы с уклонением от общественно полезного труда».

[13] Побасёнка – короткий занимательный рассказ, анекдот; байка.

Статья подготовлена к публикации Екатериной Сальниковой, студенткой образовательной программы «Филология» НИУ ВШЭ.