Елизавета Бархатова. «Дайте до детства плацкартный билет…»

Где-то есть город, тихий, как сон,

Пылью тягучей по грудь занесен.

В медленной речке вода, как стекло.

Где-то есть город, в котором тепло.

Когда я смотрела «Лес», я испытывала ощущение, как будто действительно побывала в городе детства: у бабушки в гостях или за просмотром фильмов с мамой. Интересно, что песня эта звучит в постановке, когда Несчастливцев говорит вовсе не о прошлом, а о романтическом будущем, уговаривая «сестру» Аксюшу стать актрисой и отправиться скитаться по стране вместе с ним. Эдакая мечта о лучшей жизни, основанная на идеализации давно ушедшего прошлого. Мечта, в которой будто застряла наша страна после развала СССР.

Кирилл Семёнович приблизил события комедии Островского к зрителям 2000-х на целый век. Теперь Гурмыжская хранит деньги на сберкнижке, а интерьер её дома состоит из фотообоев, хрустальных люстр, советских кресел и радиолы. Лес Раисы Павловны — настоящее «женское царство», режиссёр даже соседей-помещиков сделал соседками-сплетницами. Мужчины здесь ценятся на вес золота, и вовсе не глупая Гурмыжская готова отдать возлюбленному всё, закрыв глаза на его черты характера и поступки. Актёры Счастливцев и Несчастливцев встречаются в буфете поезда за кружками пива, а во время уличных разговоров на заднем плане кружат детские карусели. И при этом все происходит на фоне звучащих советских песен 60-70-х в исполнении детского хора в чёрной-белой одежде и с бантиками. 

Атмосфера спектакля — ностальгическая, причём не только для старших поколений, но и для зрителей. Интерьеры Гурмыжской кажутся родными, ведь они знакомы не только по любимым с детства советским фильмам, но и по квартирам бабушек и дедушек. А эти песни мы и сами хором напевали в школе, причём, что пугает, точно с такими же бантиками, в чёрных юбках и белых блузках. Советская «пуща» не отпускает и это десятилетие, эпоха всё ещё романтизируется и диктует свои правила и рамки. Именно поэтому очень сложно скептически взглянуть на окружение Раисы Павловны и, вторя словам Несчастливцева, крикнуть: «Дети крокодилов!» Их даже презирать не хочется, разве что пожалеть, а иногда и понять.

Персонаж Дмитрия Назарова, как мне показалось выбивается из всего спектакля. Он благородный, смелый, наивный, творческий и свободный. Несчастливцев как будто вообще из другого мира. Мог ли быть таким советский актёр — большой вопрос. Но, возможно, нам и не стоит воспринимать героя Назарова как потенциальную часть советской системы. Пусть это будет «персонаж-пришелец», который позволяет зрителю посмотреть на мир другими глазами. Что интересно, режиссёр и не сталкивает лбами жителей «Гурмыжской пущи» и Несчастливцева. Тут нет конфликта миров из «Горе от ума»: героя никто не объявляет сумасшедшим: его лишь снисходительно выталкивают из своего круга, не воспринимая как серьёзную угрозу привычному ходу вещей.

Что касается сценического пространства, то в нем столько мелочей, что сценографии можно посвятить отдельный большой текст. Окна и шкаф квартиры Гурмыжской легко становятся вагоном поезда и банкетным залом, а когда декорации поднимаются, сцена превращается в двор со скамейкой и детской площадкой. Двери шкафа периодически трансформируются в парадные, а каждый предмет интерьера неизменно напоминает об ушедшей эпохе. Лейтмотивом спектакля становится фраза «А не удавиться ли мне?», которая периодически неоном мигает то в поезде, то во время сна Раисы Павловны, то во дворе, заседая в голове так же, как она, по-видимости, засела в мыслях каждого из героев. 

Примечательны и детали: крылья, которые надевает Аксюша, напоминают то ли о Катерине из «Грозы», то ли о другом МХТовском «Лесе» Мейерхольда. К «Грозе» отсылает и Улита, декламируя монолог о губительной красоте. Несчастливцев зачитывает Бродского, а Пётр поёт Высоцкого, что позволяет лучше понять персонажей и передает колорит времени, столь ярко переданный режиссёром. Не забывая о том, что ставит комедию, Серебренников добавил в спектакль и советскую оранжевую комбинацию, которую видит Счастливцев, пытаясь обнажить ключницу, и гэг о возрасте героинь — Улита доказывает старушке, что старше её. Это звучит правдоподобно в оригинале и очень нелепо в постановке, учитывая даже визуально ощутимую разницу в возрасте актрис. Главная ироническая параллель, которую режиссёр проводит в «Лесе» к современным ему событиям появляется, конечно, в финальной речи Буланова. Правда, я родилась уже после инаугурации Путина, поэтому не могу быть уверенной, что это отсылка именно к ней. Тем не менее, я легко узнала ВВП, и эта сцена сразу сделала спектакль актуальным в политическом смысле и в 2020 году.

Кирилл Серебренников посвятил спектакль Мейерхольду. Я не видела этой постановки, но знаю, что она стала революционной для МХТ 20-х годов. Режиссёр внедрил балаганную «комедию дель арте» на строгие театральные подмостки, сделал театр народным зрелищем, прочёл комедию классика XIX века по-своему, позволяя себе смелые, оригинальные ходы, яркие костюмы и сцены, построенные на импровизации. Серебренников, безусловно, проводит параллель между спектаклями с помощью маленьких «фишек» — таких, как вышеупомянутые крылья Аксюши. Мне кажется, что само решение поставить на сцене МХТ «Лес» и перенести его действие в советские реалии — это уже дань памяти постановке Мейерхольда. Подобно великому режиссёру, Серебренников использовал нагромождение художественных приёмов и актуализировал происходящее на сцене для своего времени. Он даже сумел остаться актуальным в следующем десятилетии, а быть может, будет звучать злободневно и в 20-х годах — не знаю, ожидал ли он сам такого эффекта. 

Трёхчасовая постановка не может похвастаться лаконичностью и идеальной выверенностью приёмов, и построение сюжетной линии тоже вызывает много вопросов. Но от этого спектакль не становится некачественным или недодуманным, он просто, как карусель, кружит зрителя в своём мире, а потом с трудом отпускает с грустно-ироничным ностальгическим послевкусием.

Рецензия Елизаветы Бархатовой написана в рамках майнора «Театр с нуля» (Проектная лаборатория по изучению творчества Ю.П.Любимова и режиссерского театра XX - XXI вв. НИУ ВШЭ, преподаватель – Елена Леенсон)