Елизавета Бархатова. Сверхженщина за весь род женский

«Медея» Владислава Наставшева — это античность для людей с клиповым мышлением XXI века. Спектакль длится всего час. Режиссёр оставил в трагедии только самое важное и даже число персонажей сократил до четырёх взрослых и двух детей. Эпизоды сменяют друг друга благодаря затемнению сцены, как в кино, и смене подсветки, как будто зрители смотрят смонтированные видео, а не живую постановку.

В самом начале спектакля появляется хор. Это единственный элемент, который напоминает о том, что «Медея» — античная трагедия. Два мальчика — рассказчики и, по совместительству, дети Медеи и Ясона — пропевают отрывки из пьесы в переводе Бродского. Режиссёр сразу делает акцент именно на детоубийстве, выделяет из всех преступлений колдуньи самое страшное.

Сценография минималистична: на подиуме расположены два стула, а за атмосферу спектакля отвечает свет. Когда героиня в ярости, пространство подсвечивается алым: первый раз Медея гневается во время разговора с мужем, второй — убивая детей. Розовое освещение, которое ассоциируется с нежностью и любовью, сопровождает сцену притворного примирения с Ясоном, в которой колдунья молит пощадить сыновей и передаёт «разлучнице» заколдованные подарки. В остальное время сцена освещена небесными цветами: когда Медея страдает, его оттенок грозовой, пасмурный, а когда героиня совершает задуманное, пространство озаряется ясно-голубым. Героиня как будто бы и есть небо, божественный суд, который смотрит и безжалостно наказывает.

Стулья одновременно служат декорацией и реквизитом. Актриса на них изгибается всем телом, корчится, ползает и падает. А стул, который изначально принадлежал Ясону, словно сам становится героем. Героиня обращается к нему, толкает и пинает. Стул словно символизирует половину сердца Медеи, которую Ясон ей вернул. Декорацию – стул – по очереди пытаются занять все герои, но он так и остаётся пустым, ведь любовь умерла, и ничто не способно исцелить сердце женщины. 

Подобное использование предметов на сцене — «фишка» Наставшева: стоит только вспомнить «Митину любовь» [1] с деревянными штырями, на которых актёры проводят весь спектакль, или пирамиду из пластиковых стульев, куда герои поднимались в «Страхе» [2].

Стоит отметить отдельно игру Гуны Зарини, исполнительницы роли «Медеи». Актриса то двигается рывками, то словно «перетекает» по сцене. Зариня очень театрально выкрикивает реплики, настолько гротескно громко, что в одной из сцен даже падают прожекторы с потолка. Женщина одета в чёрную облегающую одежду, сверху — бархатная ткань. Волосы заплетены в причудливые косы, на лице — странные узоры. Медея ассоциируется внешностью, пластикой и повадками то ли со змеёй, то ли с птицей, а, может быть, и вовсе с неким магическим существом. На контрасте с ней все остальные актёры одеты повседневно по меркам современного зрителя: в чёрные джемпера, брюки и кожаные ботинки. Они произносят реплики естественно, спокойно двигаются. Медея — белая ворона, чужой, гротескный элемент среди них.

Весь спектакль строится на диалогах: ощущение, будто герои просто спорят и ссорятся у себя на кухне, сидя по разные стороны от обеденного стола. За всё время не происходит никаких действий, кроме убийства детей. Зал о происшедшем узнаёт только из слов героев или песни хора. Всё, что развлекает взор зрителя, – это визуальные фокусы и иллюзии, символизирующие магические способности Медеи. Сюжет античной трагедии изложен исключительно в разговорах сидящих друг напротив друга героев, и невольно возникает ассоциация с повседневными семейными ссорами, которые приводят к ненависти, разводам, бытовому насилию и детским психологическим травмам.

В финале спектакля Медея и Ясон больше не смотрят друг на друга. Они обращены лицом к небу, богам. У мужчины на руке кровь, ведь он стал причиной и непосредственным соучастником преступлений жены. Он ответственен за смерть детей и тоже будет наказан. «Ты язва!» — проклинает он жену. Медея растирает кровь с руки мужа по своим губам, и небо за спинами героев темнеет.

Женщина в трагедии действительно становится карой небесной для всех героев. Её поступки — больше, чем месть брошеной женщины. Это неравносильная схватка людей и сверхчеловека, о чём говорил и сам режиссёр Владислав Наставшев в одном из интервью. Ницшеанские идеи прослеживаются и в мизансценах: герои не в силах противостоять чарам Медеи. Креонт от её взгляда не может пошевелиться, Вестник теряет контроль над своими руками, а Ясон падает. Становится ясно, что женщину невозможно остановить ни уговорами, ни ссылкой в Афины, ни любовью. Она готова жертвовать всем ради кары и отмщения. А уж что это за месть — за себя или весь женский род — решает сам зритель.

Примечания

[1] Имеется в виду спектакль Владислава Наставшева «Митина любовь», поставленный в Гоголь-центре в 2013 году.

[2] «Страх» Л.Стрижака по Р.В.Фассбиндеру поставлен Владиславом Наставшевым в Гоголь-центре в 2013 году.

Преподаватель - Елена Леенсон