Ю. Любимов. Живой в дичающем мире. Беседу вела Надежда ГОРЛОВА

«Литературная газета». 4.06.2003

 1 июня — 80 лет со дня рождения Бориса Андреевича Можаева (1923 — 1996) — прозаика, драматурга и публициста, произведения которого обнародованы более чем в 50 книгах.
Роман-хроника «Мужики и бабы» окончательно закрепил за автором звание мастера деревенской прозы, хотя его творчество гораздо глубже (достаточно вспомнить хотя бы снятые по его сценариям фильмы «Хозяин тайги», «Пропажа свидетеля», «Из жизни Федора Кузькина» или поставленные по его пьесам спектакли «Как земля вертится», «Живой», «Полтора квадратных метра»). Биография Можаева (жил в деревне, окончил военное училище, работал на Дальнем Востоке) нашла отражение во многих его книгах от поэтических («Зори над океаном») до публицистических («Земля и руки», «Самостоятельность», «Запах мяты и хлеб насущный»). Роман «Мужики и бабы» в 1989 году был удостоен Государственной премии СССР. Роман «Изгой», своего рода продолжение «Мужиков и баб», остался незаконченным.

Руководитель Театра на Таганке Юрий Петрович ЛЮБИМОВ вспоминает, как общался с Борисом Можаевым, как ставил знаменитый спектакль «Живой. Из жизни Федора Кузькина» по произведению писателя. Его главный герой — крестьянин, ушедший из колхоза. Из-за щекотливости этой темы постановка была запрещена в 1968 году, премьера состоялась лишь в 89-м.

— Я пришел в гости к драматургу Николаю Эрдману, и он мне сказал: «Вы читали последний номер „Нового мира“? Обязательно прочтите „Из жизни Федора Кузькина“ Бориса Можаева!»

Прочитав повесть, я пригласил Можаева в театр, сказал, что хочу переложить ее для сцены. А Борис посмотрел на меня отстраненно: «По этой вещи хотят ставить спектакль во МХАТе… Тут описана жизнь простая, деревенская, а у вас же совсем другой театр!» Потом я узнал, что это ему Федор Абрамов сказал: «Ты туда не ходи, Любимов — городской человек, он про деревню не поймет». Я предложил Борису посмотреть какой-нибудь спектакль в нашем театре. После просмотра он с радостью согласился на постановку. И мы с ним стали делать сценический вариант — вместе с Борисом было очень легко работать. Потом и Федор Абрамов проникся тем, что я и про деревню понимаю, и на Таганке шли его «Деревянные кони».

У спектакля «Живой» была тяжелая судьба, но не хочется жаловаться. Сейчас, по прошествии времени, вспоминаются уже веселые моменты.

Как-то на репетиции присутствовала Екатерина Фурцева со своими помощниками. В спектакле есть замечательная сцена: Кузькину прислали провизии — райком выделил, а его многочисленным ребятишкам — фуражки. Кузькин примеряет фуражки детишкам и говорит: «А это уж ни к чему! По весне-то можно и без них обойтись. Лучше бы шапки положили». Тогда пролетает ангел (его играл Рамзес Джабраилов), сеет «манну небесную» — манную крупу из пакета — и говорит: «Зажрался ты, Кузькин!» Это очень не понравилось Фурцевой. Кончился первый акт, и она вышла, не стала дальше смотреть. После спектакля вызвала «ангела» Рамзеса: «Вот вы, выгляньте из-за кулис, несмотря на ваш странный наряд! Неужели вам не стыдно участвовать в этом безобразии?!» Он, напуганный, сказал: «Не стыдно…» Тут вскочил какой-то молодой чиновник и принялся, бесконечно повторяя стандартные механические фразы, горячо доказывать, что спектакль надо запретить. Вдруг Можаев заходил по главному проходу между рядами и бросил этому чиновнику: «Сядьте! Как вам не совестно! Такой молодой, и такое городите, чтоб только вас повысили! Позор какой!» И обратился к Фурцевой: «Товарищ министр! А вас не возмущает то, что говорит этот ваш малообразованный подчиненный? Вас не смущает, что вы учите меня, как писать, а режиссера — как ставить?!» Минуты полторы он читал им мораль, пока Фурцева не опомнилась. И подобное бывало не раз. Когда функционеры начинали кричать, он вставал и со словами: «В таком тоне разговор прекращаю! Честь имею» — уходил. Дверь закрывал спокойно, не хлопнув. Военный инженер, офицер, человек чести.

После этого случая с Фурцевой нас, конечно, проработали, спектакль закрыли и меня в очередной раз выгнали из театра.

Через несколько лет, когда повесть Можаева уже признали классикой, Борис стал членом худсовета театра, мы снова хотели поставить «Живого». В очередной раз приехал на репетицию очередной министр культуры. Сказал: «Частушки нехорошие!» А частушек в спектакле много. Борис был в чем-то наивен, пообещал министру: «Частушки заменим, частушек народ очень много сочиняет!» Радовался: «Видишь — прошло! Я припрятал 500 рублей, вот мы в театре повеселимся после всех этих мучений!» Не тут-то было. Министр оказался вдумчивый. Поначалу сделали 90 замечаний по спектаклю, а потом вообще удушили.

Когда я вернулся в театр по приглашению уже правительства Горбачева, то сразу эту пьесу восстановил. Многие мне говорили: «Зачем? Давай новенькое!» Мы ж как помешанные — все нам надо «чего-то новенькое», а что, сами не знаем. Пьеса шла долго и имела успех. В ней прекрасно играли В. Золотухин (Кузькин), З. Славина, И. Бортник, В. Шаповалов, С. Фарада, А. Граббе Сейчас спектакль не идет, зрители не хотят про «колхоз». Мир дичает. Может, ему надоест дичать. Тогда «Живого» Можаева возобновим.

Думаю, Бориса будут читать всегда. Он очень много знал, русскую литературу цитировал наизусть страницами. Я бывал у Бориса дома, мы дружили. Он любил землю, семью. Как раньше говорили: «Положительный герой!» Так вот, глубоко положительный герой Борис Можаев.