Интервью Ю. Медведева. Беседовала Е. Абелюк

ЕС и А: Расскажите, когда Вы попали к Любимову.

ЮМ : Шел домой из метро и столкнулся лбом со столбом. Поднял глаза и увидел бумажку: объявляется набор в театральную студию при Московском университете. Студия Марка Розовского [студенческий театр при МГУ "Наш дом", создан Марком Розовским совместно с Ильей Рутбергом и Альбертом Аксельродом,1958-1969]. Пришел в театр, это была предтеча Таганки. Все, начиная с Райкина [М.Розовский: “"Наш дом" открывал Райкин. Мы на него молились, а он нас потом защищал перед парткомами всю жизнь” (М.Райкина. Москва закулисная - 2. Тайна. Мистика. Любовь. М.: Вагриус, 2001)] и кончая младшими, – все были в этой истории. Студия – на сцене бывшей церкви Святой Татьяны. Я пришел туда к ним, ни в чем дурном не был замечен в школе. За неделю до этого увидел по телеку Марсо [Марсель Марсо— великий французский актёр-мим]. Реакция моя была предсказуема: я обалдел, увидев, что такое можно делать и понял, что это мое. Поэтому собирался недолго и пришел в ту студию. Люди были располагающие к общению. Многие были организаторами КВН. Там был Ян Кандрор [Ян Кандрор — впоследствии стал учёным-химиком, д.хим.н., переводчик ], мой школьный приятель, который жил в одном подъезде со мной. Сидел тихо у него за шкафом и слушал все это. Для меня это были перлы. Настолько неожиданно. Обстановка в Палестине.

ЕС и А: Где за шкафом вы сидели?

ЮМ: Дома у Яна. Обычный трёп на всякие темы, в том числе о войне 68-го года [речь о так называемой “шестидневной войне” между Израилем, с одной стороны, и Египтом, Сирией, Иорданией, Ираком и Алжиром, с другой, произошедшей не в 1968, а в 1967 году и продолжавшейся с 5 по 10 июня; завершилась победой Израиля; в СССР вызвала новую волну антисемитизма].

ЕС и А: мы говорим о 69-м.

ЮМ: О театре узнал случайно. Я играл в футбол и хоккей.

ЕС и А: сколько Вам было тогда лет?

ЮМ: Я родился в 1941 году в Новосибирске.

Те ребята казались мне небожителями. У них юмор был потрясающий. У меня с юмором тоже всегда все было в порядке. Мне уютно было с их юмором.
Я появился на просмотре, пришел. Спектакль был «Прислушайтесь время» [ "Прислушайтесь, время" – публицистический, с элементами сатиры, спектакль театра "Наш дом"]. И я прислушался к этому времени. Они дали мне задание изобразить жилой дом. Сижу в строительной люльке и протираю окна в квартирах. Поднимаюсь наверх и вижу то, чего не должен видеть, в том числе всякую интимную жизнь, секс, например. И я показываю, что я вижу. Мне никто не подсказывал этот ход. Я их внимание захватил, они смеялись. Спросили, буду ли я ходить к ним, я ответил, что буду, конечно. Время такое было, что не все разделяли мои воззрения. Отец мой был замминистра машиностроения СССР, правда, немножко пораньше. Он не разделял мои представления о том, как вести себя надо. В общении мы ладили, но здесь не понимали друг друга.

ЕС и А: в каких спектаклях у Розовского Вы участвовали?

ЮМ: «Прислушайтесь, время», Саша Филиппенко там был, Хазанов был там. Там были две девочки: Варя Невская и Рита Крючкова. Мы готовили спектакль, и я узнал, что они поступили в цирковое училище. И я тоже туда попал. А до этого я учился в Куйбышеве, в Авиационном Институте.

Гагарина запустили в 1961… Я был в это время в училище. Занимался там спортом, вел себя нормально. Отца всю жизнь гоняли по Союзу. И я с ним ездил. С большим уважением к нему отношусь. Дошел до замминистра. Я ему помешал. Оказался в «Группе Доверия» (диссидентская группа в Москве) [Группа за установление доверия между СССР и США— пацифистская диссидентская организация, созданная в СССР в 1982-м. Просуществовала до 1989 года]. Из Куйбышева я попал в Бауманку.

Семен Фарада – Синяя Борода был со мной в одной студии. Он тоже учился в Бауманке и ходил в нашу студию, там мы с ним и познакомились, по училищу я его не знал. Из Бауманского училища перешел в Цирковое училище. Все за меня решили, что я по стопам отца пойду, вся моя родня была рада [иронично]

Вечером после рабочего дня ходили на танцы в Дом офицеров. Там девушка была, хотел защитить ее, у одного из восьми был нож, заходим в туалет. И тут он спрашивает: «Ты киппер (вратарь) в Локомотиве?». А я им и был, утром играл у них в хоккей. Меня узнали и отпустили.

ЕС и Я: в каком это было городе?

ЮМ: Куйбышев, Самара. А цирковое училище было в Москве. Я пришел с девчонками. Показали меня Лепперт (?). Я ему понравился. Пришел к директору, ему тоже понравился. Он сказал, что если к концу семестра сдам все дисциплины (был февраль), то буду студентом. Там было все просто. У меня баланс хороший, я ходил по проволоке, которая была натянута вдоль манежа. История театра, история искусства, танец, пантомима… Все сдал. Скучно не было. И времени не было ни на что. Я поступил, естественно. Летом я попал в ЦСК, спортивный клуб армии. Там тоже неплохо получалось. После это я попал на просмотр… Сначала Авиационный, потом Цирковое училище, а потом был такой эпизод. Играем на трубе, кручу сальто, на лошади езжу… интересно было. Леппер рекомендовал меня Александру Маркьяновичу [Александр Маркьянович Волошин -директор училища циркового и эстрадного искусства] посмотреть. У меня все получалось, я был очень удачливый ребенок. Проволока невысокая, 1 метр, но я ходил без опахала и с пятки, а не с носка (как по земле ходят). Приходит однажды импозантный человек в шляпе и спрашивает, не хотел бы я по проволоке ходить серьезно. Попросил показать упражнения. Я говорю, что не собираюсь. Я считал, что себя уже показал мимом в спектакле «Прислушайтесь, время» [ А.Вилькин: “Мы с Юрой Медведевым в романтической финальной сцене, идущей контрапунктом к острым «антимещанским» вещам, показывали лентами дорогу и боялись запутаться. Две ленты держал Юра и две ленты я. И мы ползали, нагибаясь, друг под другом, изображая движение железных дорог… Сейчас это кажется наивным, но вспоминать это сладостно, настолько мы верили в то, что делаем” – Н.Богатырёва. Окна «Нашего дома». История эстрадной студии МГУ. «НАШ ДОМ» (1958-1969 гг.). Кн. I. М., 2006] . А это был Сергей Андреевич Каштелян. Он отвечал за акробатику и клоунаду. В это время появилась Аида [Аида Артуровна Чернова — актриса, работавшая в жанре пантомимы, автор пантомим, хореограф ]. А я уже ей сказал, что в театр поступил. Аида тоже была в студии у Розовского, там мы с ней и познакомились. Когда мне сказали, что это Каштелян, я побежал за ним бегом и согласился. Каштелян был у Юрия Петровича. Уже шел спектакль «Десять дней, которые потрясли мир» [в этом спектакле Юрия Любимова (1964) С. Каштелян ставил пантомимы].Судьба моя была решена. Я увидел впервые эту атмосферу. Все эти люди…

ЕС и А: А какая была атмосфера?

ЮМ: Я увидел «Доброго человека из Сезуана» [цитирует зонг про барабаны]. Ну и всё. Оказался я у Любимова.

ЕС и А: А в «Десяти днях, которые потрясли мир» Вы тоже играли?

ЮМ: Куда я денусь-то.

ЕС и А: А в каких пантомимах?

[ЮМ показывает фотографии…]

ЕС и А: очень выразительные фото. Расскажите еще про жизнь в театре.

ЮМ [показывает фото].Был в Америке на встрече с Войновичем. Я один не предал (?). Собрание… Годовщина… 25 или 30 лет. Надо вспомнить. Мы собрались утром рано, обсудить, как мы будем вести себя. Отношения были у ЮП с Анатолием Эфросом своеобразные. Они съели обоих сразу, он не должен был это делать. Я сказал Вене Смехову, что я не смогу выдержать это дело и просто уйду. До дома вечером не дошел. Зашел к Нине Крейтнер, искусствовед, вела наши шоу [со временем Нина Георгиевна Крейтнер будет также известна тем, что сохранит архив А.Галича. См. также ее книгу “Заклинание добра и зла. Александр Галич — о его творчестве жизни и судьбе”: Антология, М.: Прогресс, 1992].

Я провел у нее всю ночь, сочиняли, что я должен сказать. К утру я созрел.

Пришел и сказал: «Мы странно подходим к нашему Юбилею. Зина Славина в сумасшедшем доме. Владимир Высоцкий в могиле. Юрия Петровича с нами нет. Нам приводят нового режиссёра. Спектакли, на которые мы возлагали надежды, не идут. Вот те 5 пунктов, с которыми мы подходим к нашему Юбилею. Мы могли бы жить спокойно, приглашая режиссеров и борясь одновременно за Юрия Петровича. Там было под 30 наименований спектаклей. Мы не дети, должны были понимать, что нам придется выбирать. Я для себя уже выбрал. Дупак виноват, конечно [Николай Лукьянович Дупак —актёр театра и кино, в течение 25 лет директор Театра на Таганке. “Дупак узнал о назначении Эфроса главным режиссёром «Таганки» вместе со всеми — ни начальство, ни сам Эфрос не сочли, видимо, необходимым предварительно переговорить с Дупаком. Но, в отличие от труппы, приготовившей Эфросу, приехавшему в театр в сопровождении чиновников, весьма «горячую» встречу, директор встретил всех прибывших весьма ровно и учтиво. Трудно сказать, что творилось у Николая Лукьяновича на душе — об этом знает только он сам, — но рискну предположить, что рассуждал он тогда примерно как тот оптимист из старого анекдота, который на реплику пессимиста о том, что хуже некуда, жизнеутверждающе замечает: «Хуже? Будет!». Поскольку назначение главрежа уже состоялось, а факты, как известно, вещь упрямая, — директор предполагал не обострять ситуацию дальше, а действовать в условиях изменившихся обстоятельств”]. Я бы не стал. Речи читать не мое было призвание. Я вышел, вцепился в плечо Димке Щербакову. Но я вышел, все сказал и сел. Такое ощущение, что стоишь, и ждешь на полотне железной дороги, а на тебя поезд движется. На другой день я рано утром просыпаюсь. Звонок. Держитесь. Висит приказ о Вашем увольнении из театра. Пришел на репетицию – действительно, приказ. Формально Дупак издал приказ. Анатолий Васильевич тут же вызвал к себе: «Вы же понимаете, Юра, что не от нас это исходит». Я это понимал. Первые два дня был в шоке. Не знал, как себя вести. Компания Шевцов, Гарик Антимоний… Они порекомендовали пару адвокатов. Я пошел к одному из них, Левинсу. Он расспросил, сказал, что я могу быть спокойным, они проиграли. Начали суд. Я ходил по посольствам.

На их приказ я издал свой приказ: «Смысл моей работы – общение с моим непосредственным начальством. Общение с людьми, которых я не уважаю, для меня невозможно». [Повесил этот текст рядом с приказом об увольнении].

ЕС и А: А кто-то еще так выступил?

ЮМ: Маша Полицеймака и Жукова тоже выступили: «Как вы могли?». Со слезой. Эфросу. На этом всё.

Чернобыль был, я ходил на все демонстрации, подписи… Это же были годы 81… Путч, нет это через 10 лет…

ЕС и А: А Вас восстановили по суду?

ЮМ: да, но смысл был в том, что я сам ушел, а не они меня «ушли»

ЕС и А: Как вел себя Дупак?

ЮМ: Я его боялся больше всего, потому что он мог сказать, а оратор то я никакой. Я боялся, что он не даст мне слова, но дал.

ЕС и А: Что было, когда Юрий Петрович вернулся?

ЮМ: Я был в аэропорту. Он был настороженный, глаз напряженный. Там было телевидение. Я стоял в толпе, он меня увидел. В кадре видно, как обмякло его лицо: «Юрааа...» Не могу спокойно это вспоминать.

ЕС и А: Вы в театр возвращались?

ЮМ: мы начали с Аидой делать спектакль «Работа есть работа».

ЕС и А: Это то же самое, что и «Дочь, отец и гитарист»?

ЮМ: Да. Была пауза, я не работал в театре.

ЕС и А: Расскажите о работе с Аидой Черновой.

ЮМ: Если бы не она, ничего бы у меня не было. Конечно, у нее голова светлая. «Павшие и живые» - пантомима великолепная была у нас. Это она предложила ее. Самой идеи мне было достаточно, чтобы ее воплотить. В этом мне, пожалуй, равных не было.

ЕС и А: Идеи ее пантомим вы помните?

ЮМ: «Это не должно повториться» – военная пантомима в спектакле «Павшие и живые», а потом я вставил ее в свой спектакль «Работа есть работа».

В другой день Коля Губенко вызывает меня… Там она себя не совсем правильно повела. Но об этом не стоит говорить… У меня денег не было. Иногда мне предлагали от Общества знания лекции. Там познакомился со многими. Ролан Быков, Олег Венедиктов… Много людей, которых знают по всему Союзу. Нам предложили поехать в Ленинград. А у меня там родня жила. И за неделю до отъезда радист мне говорит, что я не еду. Говорит, что Аида не будет со мной работать. Я занимался с ее партнером… В общем, я вел себя порядочно, мне кажется. Но все это ерунда. Мы вместе работали. И там такие моменты были...

В спектакле «Прислушайтесь время». Человека толкают на сцену, он летит из-за кулисы. Рутберг ?? Разовский предложил «Историю лошади сделать». [изображает] «А что я мог сделать один?». Вылетает практически вся труппа. И все – будто из одного целого сваренная субстанция. И вся колонна со стягами, плакатами повторяет: «А что я мог сделать один?». Этот спектакль вышел. Меня выталкивали из-за кулис. Потом она приходила ко мне, и мы помирились и вместе работали.

Записали Анна Масленова и Евгения Абелюк