Интервью Ю. П.Любимова В.М. [О «Риголетто» Верди ]

В.М. ...А что была за история с Груберовой в «Риго­летто»?

Ю.П. Это был скандал. Она не хотела на качелях качать­ся, пинала ногами, кричала. И поэтому у меня было там со звездами столкновение, и поэтому я пресс-конференцию собирал, и это вылилось в грандиозный скандал: кто же победит — звезды или я. Я на пресс-конференции сказал:

— Я понимаю ваше желание слушать прекрасные голо­са, но тогда, пожалуйста, вы и слушайте, тогда я не нужен совершенно, мне нечего тут делать; пусть они оденут кос­тюмы — костюмы есть — и будет концерт в костюмах и все будут хлопать.

Но тогда знаменитый композитор Берио, он был дирек­тором «Маджо музыкале» во Флоренции, и он умолял: «Меня убьют итальянцы! Ты что? С ума сошел?»

— Юрий, Юрий, ни в коем случае, ты должен сделать  спектакль.

Но все-таки Груберова пела, правда, она привез­ ла партнера очень плохого. А знаменитый куда-то исчез. Там была какая-то борьба, опять я попал в какую-то теат­ральную ситуацию—у меня какая-то способность влипать, как у мухи. Дирижер Синополис был боссом в смысле за­писи звезд на диск, и это столкнулось с интересами кого- то, и поэтому он ушел из этого спектакля. До этого он очень любезно хотел, чтоб я ставил. Но я попал в разгар скандала –он ушел, новый не пришел дирижер. Поэтому я там варился. От этого дикого скандала звезды вместо Гинополиса мне объявили войну, что не так я это делаю,  -уго не Верди.

этим очень долго занимались все газеты. Только землетрясение в Неаполе отодвинуло нас на вторую страницу. А до этого только «будет «Риголетто» — «не будет «Риго­летто», вынужден буду я уйти или уйдет Груберова или Каппучилли, — всех опрашивали, кто «за»... Это была коррида. Я на корриде, к сожалению, не был, но вот я увидел модель корриды на театре. Забавно.

Один знаменитый певец (Каппучилли), который всю жизнь поет это, вошел и сразу так театрально изобразил из себя волнение, поправил пышную прическу, посмотрел, уже на сцене находясь, окинул взором оформление и сказал:

— Это не Верди!

Я сижу в зале. Все смотрят, как я буду реагировать. Я говорю:

— Петро, вы что, теперь дизайнером работаете?

Он так:

- Я тебя не понял — а мы знакомы были.

Я говорю:

— Ты ставишь оценку художнику. Ты все-таки опоздал. Ты будешь работать или не будешь работать? Говори. Если будешь, давай репетировать, а если не будешь, то зачем ты время занимаешь?

А все смотрят, кто кого.

— Нет-нет, ля воро, ля воро... - то есть работать!.. Рабо­тать!..

И потом началось. Вот тут я и убедился, что он не знает вступления, потому что он не вышел там, где я его просил. Значит, не услышал. Я удивился, второй раз — он опять не слышит. Там очень короткая прелюдия и потом идет тема проклятия Монтерона, и я говорю:

— Как ты услышишь эту тему, иди вперед по мизансце­не.

Раз играют — он не идет, второй раз — не идет. И я убедил ся, что он только свою партию знает ... Я бы не поверил раньше. Только после многолетней работы в опере я по­нял, какие там чудеса бывают — почище всех оперных анекдотов.

В.М. А какой там был визуальный ряд?

Ю.П. Там был весь оперный мир. Там была комната Джильды, ее охранял Дон Кихот, а внизу стоял Санчо Пансо. Был Борис Годунов, была Кармен.

В. М. Это куклы были?

Ю.П. Куклы, куклы. И, по-моему, даже была кукла Герцог на стене всего двора был портрет Герцога. То есть то, за что Верди ругали: как он может показать такого ничтожного Герцога — ведь опера провалилась, вы же знаете ее исто­рию. То есть я еще подчеркивал деспотизм этого господи­на. Помимо безнравственности, еще и диктаторские за­машки этого господина. Поэтому там были даже какие-то фигуры злодейские. Царь Борис был.

В. М. А более новых не было типа Гитлера?

Ю.П. Был,  был кто-то. По-моему, был Мао Цзедун и Гит­лер.

В. М. И как они работали?

 Ю.П. Ну, они работали соответственно. Когда она соблаз­няла и Герцог шел с дочерью убийцы... то она появлялась из-за Кармен. То есть все это обыгрывалось, конечно, этот мир оперных фигур. Был большой скандал.

В. М. Но они это место не поняли, наверно, совер­шенно.

Ю.П. Поняли. Они же шалят вовсю. Это как раз они пе­реносят легко. В опере позволяется. Там вообще очень свободно к этому относятся. Ну и обругают. Там уже на это никто не обращает внимания. Ну и обругали. Наоборот, такой скандал - все было продано.

В. М. Очень интересная была рецензия на «Риго­летто» в «<нрзб> Тimes», фантастическая по сво­ей глупости, что господин Любимов недостаточно бережно относится к своим певцам, заставляя их перемещаться по сцене в разных направлениях вме­ сто того, чтоб они сохраняли силы для того, что­ бы, петь.

Ю.П. Замечательная фраза. Нет, а эта мадам, которая кри­чала, Груберова, когда она пела и с последней нотой улетала к себе в комнату на качелях — так было сделано — она улетала с высокой нотой и после этого хор вступал: «Тише, тише....» — когда ее похищают, то ей публика овацию устроила и все равно она была недовольна.

В. М. Но она просто не могла выйти поклониться оттуда, наверно.

Ю.П. А, может, это ее расстроило. Но финал был хороший: приехал Лоуренс Оливье туда, во Флоренцию. Его спросили: что он хочет посмотреть.

— А что у вас есть?

— А вот тут есть спектакль — Любимов ставил. Но это скандальная такая постановка.

— Вот - вот, вот я и пойду посмотрю.

И вот он пришел слушать. И потом они что-то начали перед ним говорить, мол «да, вот мы тоже с ним не согласны»... А он сказал:

— Вы странные люди, мне очень понравилось, вы что не поняли ничего? Он замечательно все придумал и сделал весьма любопытно и интересно.

Ему нравился мой театр.