О. Дзюбинская. «В лучших традициях»

«Советское искусство». 19 января 1952 года

В 1932 году в театре им. Вахтангова состоялась премьера пьесы М. Горького «Егор Булычов и другие». Созданный в тесном контакте с автором, этот спектакль явился этапным не только для вахтанговцев, но и для всего советского театрального искусства.

Прошло почти двадцать лет ― и вот снова перед нами разрез булычовского дома, маленькие, тесные комнаты с низкими потолком, ступеньки крутой, покрытой узорчатой дорожкой лестницы, ведущей на второй этаж и выше, к чердачному окну, куда в последнем акте стремительно вбежит Шура, чтобы лучше видеть революционную демонстрацию.

Спектакль, как и в 1932 году, поставлен Б. Захавой; он идет в прежних, лишь чуть подновленных декорациях покойного В. Дмитриева; многие роли исполняются теми же актерами, что и двадцать лет назад.

Однако не простым копированием старого спектакля предстает сегодняшний «Булычов». Это новая творческая встреча театра с Горьким, основанная на дальнейшем развитии того лучшего, что было в прежней постановке, на усилении революционной темы спектакля.

Роль Егора Булычова исполняет в новом спектакле С. Лукьянов. Он никогда не видел Булычова-Щукина и тем более не задавался целью скопировать классический образ щукинского Булычова. Но, следуя по пути глубокого изучения произведения Горького, воспринимая судьбу горьковского героя со страстностью советского художника, новый исполнитель роли закономерно и органично пришел к щукинскому пониманию образа.

Многое роднит сегодняшнего Булычова с неповторимым созданием Б. В. Щукина. Булычов Лукьянова, как и щукинский образ, ― чужой в своей среде, живет «не на той улице». Он не мирится с болезнью, не сдается, всеми силами цепляется за жизнь. Сохранились в сегодняшнем спектакле и булычовское озорство, его рвущееся наружу бунтарство, совпадают контуры, совпадает основной рисунок роли. И в то же время появились иные оттенки, характерные для творческой индивидуальности нового исполнителя, появились новые краски, обусловленные тем новым и современным, что внес в спектакль коллектив вахтанговцев.

В Булычове-Лукьянове сильна народная струя, ощутима кровь отца-плотогона, неодолима тяга к простым людям ― Лаптеву, Глафире, Трубачу, Донату. Поэтому так органично в исполнение Лукьяновым роли вошли задушевные русские песни.

Песня приходит к нему в самые трудные минуты, она для него ― как лекарство, утоляющее боль. Вот после крупного разговора со Звонцовым, когда Булычов остался в столовой один, начался внезапный приступ болезни. Булычов превозмогает себя но боль усиливается, и, корчась от нечеловеческой муки, он опускается на пол и тяжело стонет. Кажется, что он борется с сильным, временами одолевающим его противником, но не поддается, сопротивляется что есть силы. И вот неожиданно стон Булычова переходит в песню ― протяжную, грустную песню. Выпрямившись во весь рост, хотя боль все еще не утихла, Булычов продолжает мотив, с улыбкой человека, преодолевшего большие трудности.

«Не на той улице я живу! В чужие люди попал, лет тридцать все с чужими», ― эти слова Булычова, определяющие идейное содержание образа, созданного Лукьяновым, явились отправной точкой в режиссерском решении спектакля.

В сегодняшнем спектакле появились новые черты во взаимоотношениях Булычова с Шурой. У Булычова-Лукьянова очень большая тяга к Шуре. Он по-особенному нежен и внимателен к дочери, часто и подолгу смотрит ей в глаза, как бы желая узнать, о чем она думает. Булычов тянется к Шуре, как к человеку нового, молодого поколения, которому уже и теперь многое понятнее и яснее, чем ему, прожившему свой век «не на той улице».

Показывал особенную близость в отношениях Булычова к Шуре, а также к Глафире, режиссер Б. Захава в то же тремя увеличил водораздел между Булычевым, с одной стороны, и Звонцовым, Достигаевым, Павлином. Меланией, Ксенией — с другой. Расстояние между Булычовым и людьми, прожившими с ним бок о бок долгие годы, увеличивается от акта к акту. Ослабевают родственные связи, крепнут связи деловые, коммерческие. Все бесцеремоннее ведут себя в булычовском доме зачастившие в гости Достигаевы, все увереннее чувствуют себя в роли хозяев супруги Звонцовы, все активнее действует Мелания.

Все более и более объединяются па почве общих коммерческих интересов эти чуждые Булычеву люди. Пользуясь его болезнью, они наседают на него со всех сторон, теснят, не давая опомниться, желая ускорить затянувшийся конец.

Спектакль 1932 года открывался прологом; на авансцене герои пьесы читали выдержки из газет, повествующие о военных и политических событиях кануна Октября. Постановщик стремился сразу же ввести зрителя в атмосферу эпохи.

Отказавшись от пролога, театр пошел по пути углубленного раскрытия политической темы, темы революции, через образы действующих лиц. Четче и определеннее даны характеристики Лаптева, Тятина, Шуры, горячее становятся споры в гостиной Булычова, накаленнее страсти, разгорающиеся вокруг Якова Лаптева.

Появление большевика Лаптева на сцене уже подготовлено тем нескрываемым интересом, который по-разному проявляют к нему члены семьи Булычева. Существенно, что каждый раз, лишь только заходит разговор о Лаптеве, Булычов-Лукьянов становится особенно настороженным, внимательным к словам собеседника. Его тянет к Лаптеву. Он бы наверняка и сам съездил к нему в лес в эти дни потолковать, если бы не болезнь. Поэтому так резко обрывает Булычов-Лукьянов каждого, кто осмеливается в его присутствии неуважительно говорить об этом человеке; он даже выходит из себя, взрывается, когда Звонцов приходит с доносом на Якова.

Образ Якова Лаптева, созданный молодым актером М. Ульяновым, — большая удача спектакля. Молодой, крепкий, коренастый человек с широкой белозубой улыбкой и смеющимися глазами, таков Яков-Ульянов. Многое роднит его с другим горьковским героем — машинистом Нилом: неиссякаемый запас энергии, увлеченность жизнью и борьбой, умение все делать ладно, быстро, красиво.

Огромная забота о людях чувствуется в его простых и убедительных словах, когда он просит Глафиру помочь голодающим товарищам. В разговоре с Шурой Лаптев-Ульянов еле сдерживает рвущуюся наружу радость, понимая, что Шура, наконец, проснулась, не может оставаться в стороне, тянется к большому, настоящему делу.

В судьбе Шуры Лаптеву принадлежит особое место — это тонко и последовательно раскрывают в спектакле режиссер и исполнительница роли Шуры Г. Пашкова.

Шура Пашковой — умная, дерзкая, озорная, и вместе с тем это глубоко задумавшийся о жизни человек. Ей хочется знать правду о людях, которые ее окружают, о жизни, которая бурлит за окнами ее дома.

У отца Шура узнает, как не надо жить, но с вопросом о том, что делать, она обращается к Лаптеву. Окончилась непродолжительная беседа с Лаптевым, но Шура-Пашкова не перестает жить там, что только что услышала.

К ней пришли гости — Антонина и Алексей Достигаевы. Сцена молодежи строится на резком противопоставлении здоровой, цельной натуры Шуры Булычовой болезненному надлому, духовной ущербности Антонины (арт. А. Казанская), опустошенности и цинизму Алексея (арт. В. Русланов). Антонина читает вслух мрачные декадентские стихи, Алексей пьет вино и поет под гитару романсы. А Шура, уютно устроившись на постели с ногами, погрузилась в свои мысли, как бы выключившись из общей атмосферы. Словно продолжая начатый с Лаптевым разговор, она задает прямые, требующие столь же прямого ответа вопросы Тятину. Над кроватью Шуры висит скромный портрет Пушкина — эта тонко найденная деталь оформления лишний раз свидетельствует о различии, существующем между дочерью Булычова с ее ясным и красивым духовным миром и молодыми Достигаевыми, «никчемушными, купеческими детьми», отравленными ядом декадентской поэзии и бульварных романов.

В известной степени союзником Шуры является Тятин. В спектакле очень верно определено место Тятина среди остальных горьковских героев. У Тятина-Ю. Любимова круглое добродушное лицо, непослушная шевелюра, дешевенькие очки в железной оправе, чуть виноватая улыбка. Чудаковатость Тятина-Любимова сразу же вызывает добродушный смех. И уже с самого начала актер дает понять, что его Тятин ничего общего не имеют с компанией Звонцовых и Достигаевых.

Тятин-Любимов почти все время погружен в чтение, его не оторвешь от газеты. Он по-настоящему взволнован происходящими в стране событиями, хотя еще не очень хорошо в них разбирается. Верится, что, поборов в себе робость и нерешительность, Тятин сможет быть полезным и нужным в дни революционных событий.

А события уже закипают, революция началась! Это ощущаешь на всем протяжении спектакля, ощущаешь даже через эпизодических его персонажей.

Вот Мокроусов — представитель смертельно перепуганной, перетрусившей полиции: крадучись, бочком появляется он в дверях, напялив поверх мундира штатское пальто с чужого плеча. В 1932 году артист Б. Шухмин играл Мокроусова наглым, развязным, самовлюбленным полицейским — теперь рисунок роли диаметрально изменен в связи с новым, сегодняшним прочтением горьковской пьесы.

Таким образом, через предельно яркое раскрытие конфликта, происходящего в доме Булычова, театр сумел показать те события, которые совершаются за окнами булычовского дома.

Участники спектакля — представители различных актерских поколений вахтанговцев. Рядом с незабываемыми горьковскими образами, созданными участниками первой постановки «Булычова»: Н. Русиновой (Игуменья), Е. Алексеевой (Глафира), В. Кольцовым (Трубач), Е. Попсовой (Зобунова), В. Эйховым (Донат), мы видим в сегодняшнем спектакле первые большие творческие работы молодых актеров Л. Пашковой (Варвара), В. Русланова (Алексей), М. Дадыко (Павлин). Исполнительница роли Варвары в первой постановке, Д. Андреева сегодня с блеском играет Ксению, добившись сочетания предельной правдивости с острой сценической выразительностью.

К сожалению, фигуры Звонцова (Л. Шихматов) и Достигаева (Н. Пажитнов) оказались в спектакле менее значительными, чем те опасные, цепкие, увертливые враги, которых нарисовал в своей пьесе М. Горький.

Замечательно звучит горьковское слово в спектакле, что свидетельствует о большой требовательности, проявленной режиссером и исполнителями в работе над произведением Горького, о высокой речевой культуре вахтанговцев.

Спектакль «Егор Булычов и другие», поставленный в лучших традициях вахтанговцев, — большая победа режиссера Б. Захавы и всего коллектива театра.