«ВМЕСТЕ, А НЕ ВРОЗЬ!» Статья Т. Чеботаревской

«Советская культура», г. Москва, 3 сентября 1959

Большие и ответственные задачи решает наше искусство. Оно призвано, указывает Н. С. Хрущев, "... глубоко и правдиво показывать рождение подвигов, раскрывать духовный мир нашего современника, его чувства, думы и стремления" [1]. Есть один, хорошо проверенный путь в нашем искусстве, который всегда приводил к успеху и драматургов, и деятелей театра. Об этом стоит поговорить.

ДРУЖБА

Дружба для писателя и театра — какой это большой и действенный стимул для появления сценического произведения высокого идейного звучания, яркого по форме, сильного по своему воздействию на зрителя! Содружество это — в подлинном единомыслии создателя пьесы и создателей спектаклей, в их общей одержимости идеей, одухотворяющей произведение, в увлечении одним и тем же кругом жизненных наблюдений, в пристрастии к схожей творческой манере.

Многие спектакли минувшего сезона, посвящённые людям сегодняшнего дня, были результатом такого художественного единения.

Событием в театральной жизни оказалась «Битва в пути» на сцене Театра им. Моссовета [2]. Здесь в серебристо-серых сценических сукнах течёт настоящая, живая жизнь. Здесь думают люди, оценивают самое направление нашей действительности. Театр вслед за Галиной Николаевой действительно решал для себя, а не только для зрителей вопросы подлинной важности.

Спектакль этот не был случайным. Он ощутимо продолжал линию «Далей неоглядных» — по постановке вопроса, по художественной манере [3]. Сейчас театр репетирует пьесу Н. Вирты «Летом небо высокое» [4]. Думается, она — в тех же традициях.

Недавно Театр имени Ленинского комсомола показал спектакль «Огонь твоей души» [5]. Далеко не все совершенно в пьесе А. Араксманяна. Крепок и отчётлив в ней, пожалуй, лишь первый акт, а дальше появляются чуждые произведению ноты мелодраматизма, излишней чувствительности. Но режиссёр Р. Капланян удивительно точно, с увлечением прочитал ее, зримо вскрыв крепкие корни рабочей семьи, о которой идёт повествование, умело и четко расставив акценты. Мало того, следуя за автором, театр в какой-то мере расширяет разговор драматурга о событиях нашей жизни.

Такое же единство в спектакле совсем иного жанра, в обаятельной, сердечной и веселой «Стряпухе» на сцене Театра имени Евг. Вахтангова [6].

Да разве их перечислишь — все спектакли, где проявилась подлинная дружба, единство семейных и художественных устремлений писателей и художников сцены! Спектакли эти утверждают и развивают старую и славную традицию советского театрального искусства. Всем известно, как создавался первый советский спектакль на сцене Художественного театра — «Бронепоезд 14-69», родившийся из повести Вс.Иванова [7].

На поприще совместной работы над пьесами и сейчас есть несомненные успехи.

Театр должен иметь своих авторов, которые вместе с ним говорили бы с народом о жизни. Особенно это важно, когда речь идёт о современной теме. Но всегда ли это бывает?

Многие творческие коллективы годами сохраняют дружбу со «своим» писателем, ставя последовательно его пьесы. И писатели ценят такие взаимоотношения. Но бывает и иначе. Недавно один столичный режиссёр совершил своеобразное турне с пьесой молодого и, вероятно, способного драматурга. Он читал ее последовательно в нескольких театрах, не задумываясь о различии их творческих манер, художественных почерков.

Двум крупнейшим театрам Москвы «сватал» свою инсценировку «Василия Теркина» и артист Теодор Лондон [8].

Да разве только эти пьесы гуляли из театра в театр в поисках пристанища!

СВОЁ

Отсутствие подлинного идейно-творческого контакта проявляется не только в том, что писатель идёт в «случайный» театр, а театр ставит «случайную» пьесу. Раскрывается оно порой и в своём собственном понимании, прочтении пьесы режиссурой. Глядишь — и не узнаешь пьесу. Хорошо, если смещается только ее форма или меняется лишь жанр, а идея, мысль, во имя которой она написана, остаются неизменными.

Б. Равенских по-своему прочитал пьесу А. Корнейчука [9], превратив комедию, в которой главную прелесть составлял сочный и простой народный юмор, в произведение откровенно публицистическое. Веришь, что Равенских вёл свое «переосмысление» не во имя того, чтобы лишний раз заявить о себе, а в заботе о мысли пьесы.

Хуже, когда подобные «переосмысления», проистекающие от недоверия театра к писателю или продиктованные стремлением режиссуры к «самодемонстрации», приводят к прямому искажению содержания мысли пьесы. Поручил, скажем, Московский драматический театр постановку пьесы К. Финна «Беспокойное наследство» двум студентам ГИТИС [10]. Что же стало первой заботой молодых режиссеров? Переделать пьесу.

«Беспокойное наследство» кроили и перекраивали. Режиссура с самого начала не поверила в серьёзность мысли произведения, П. Фоменко и Ф. Бермана не взволновала живая и трогательная, пусть не очень крупно решенная, но все же существующая в нем тема зримой преемственности труда и забот поколений. Все делалось, чтобы эту тему скрыть, убрать, спрятать. В ход пошли песни, пляски, моряки-конферансье и морячки-джазовые певуньи...

К счастью, в окончательной редакции постановки многое ликвидировано. Спектакль получил возможное приближение к пьесе. Но сколько лишнего труда, сколько усилий всего коллектива! А почему? Подвело опять-таки стремление ставить спектакль помимо пьесы, вопреки ей.

СПАСАЯ ПЬЕСУ

Есть и другая сторона этого неуважения к драматургии — постановка заведомо плохих пьес. Берет талантливый режиссёр пьесу слабую. И... спасает ее. Есть даже целый арсенал «спасательных средств», необходимых в подобных случаях. Они были применены Театром имени Евг.Вахтангова при работе над пьесой А. Галича [11].

Трудно изложить сюжет этого произведения, так бессюжетно и нестройно оно. Но после спектакля помнишь ясно — события происходят в универмаге. Уж очень хорошо М. Виноградов этот универмаг сделал на сцене — весь легкий, прозрачный, с современными контурами и великолепными деталями. Но что же происходит в универмаге?

В столицу вызвали Башашкина (угрюмый человек в брезентовом плаще), которого когда-то из универмага уволили по подозрению во взяточничестве. Башашкин реабилитирован, его зовут обратно. Он не хочет. Два акта все его убеждают и соблазняют. Наконец герой соглашается. Повлияли красота диктора магазинного радиоузла и восторг собственной дочери. Как будто все.

Но тогда где же ответ на стоящий в заголовке пьесы вопрос: «Много ли человеку надо?». Вряд ли Галич хотел уверить зрителей, что человеку нужна любовь красивой дикторши и нейлоновое платье для дочери...

Во имя «спасения» театр разукрашивал и расцвечивал пьесу. Спасали изо всех сил. Много выдумки, таланта, легкого юмора и милой чувствительности потратил театр. И спектакль даже смотрится — пока двигаются летящие занавески, пока привлекают задумчивое кокетство Л. Целиковской и нарочитая детскость Кати — Е. Райкиной, пока следишь за буффонадой сиренево-салатных дам, за обаятельными трюками, придуманных Р. Симоновым, Ю. Любимовым. Но поскольку на первом плане в пьесе мир узкий и духовно убогий, мир мещанского благополучия, спектакль получился бедный по мысли, приземлённый.

Что ж, театр «спас» пьесу. Спас свои постановочные расходы. Но труд, вдохновение, силы артистов, режиссеров, художника — на что они потрачены?

«Спасением» произведений драматургии театры занимаются с увлечением, то «освежая» старые постановочные приемы, то делая ставку на мастеров, то на дебютантов или «кинозвёзд».

Но должны ли театры превращаться в «общество спасения утопающих»?

«ВАРИАНТ ТЕАТРА»

Слова эти привычно значатся на обложках многих и многих пьес. Что они означают? Попробуйте сравнить, скажем, текст пьесы, опубликованной в журнале «Театр» или размноженный на стеклографе отделом распространения, и суфлерский экземпляр. Какие разительные изменения! Купюры, вымарка, перемонтировка эпизодов. Этого мало, порой существенно меняются сюжетные линии, порой не узнать характеров. А уж о финалах и говорить нечего!

Режиссёры и актёры прочно уверовали: что пьеса должна быть написана в процессе застольного репетиционного периода, доработана «на выгородке», а завершена на премьере.

Увы, среди некоторых литераторов теория эта не вызывает возражений. Их почему-то не коробит, когда другие делают их собственную работу.

«Дотягивают» пьесы и в тех случаях, когда...

Возьмём историю с пьесой «Вот я иду!» [12]. Сложным и мучительным было рождение этого произведения, над которым долго трудился писатель Г. Березко. Однако и опубликованный вариант не принёс ему удовлетворения. Березко снял пьесу. Театр имени Ермоловой тем не менее настаивал на завершении ее. Возник «вариант театра».

Если напечатать подряд все изменения, внесённые автором в старый текст пьесы, они с легкостью уместятся на четырёх машинописных страничках. На четырёх... А ведь перерабатывалась целая пьеса, чрезвычайно уязвимая по своей основной концепции! Театр поставил этот свой «вариант». Кончилось все печально.

Может быть, история с пьесой «Вот я иду!», нанёсшая травму и Г. Березко, и театру, послужит хотя бы уроком: произведение, спорное по мысли, требующее коренного переосмысления, не спасёшь штопкой и заплатками.

«Варианты» живучи. Своё путешествие по городам почти одновременно начинают «полуфабрикаты» и пьесы, уже доделанные и переделанные. Как бы хотелось, чтобы в новом сезоне драматурги говорили в своих пьесах все до конца и не меняли, не «доделывали» своих взглядов на жизнь, своего разговора о мире и людях.

Это не значит, конечно, что драматурги не могут ошибаться и не должны исправлять свои ошибки. Но не лучше ли порой, убедившись в ошибочности или уязвимости своей позиции, просто отказаться от пьесы, чем перекраивать ее?

Требовательность к себе и своему творчеству — вот, думается, чего недостаёт как писателям, так и театрам. Первые слишком уверены, что театры «схватят» любое их произведение. Вторые... Нужно ли повторять истину, давно и хорошо известную, что постановка плохой пьесы на современную тему или плохая постановка о наших днях все равно славу театру не принесёт.

Самое же, вероятно, радикальное решение «вечной» проблемы «драматург и театр» — это чтобы драматург писал хорошие пьесы, а театр ставил их, веря драматургу и веря в те мысли, которые он утверждает.

Примечания

[1] Цитируется по: Вопросы литературы. 1960.  №1. C. 3-12

[2] «Битва в пути». Инсценировка Г. Е. Николаевой и С. А. Радзинского. Постановка Ю. А. Завадского и А. Л. Шапса. Художник А. П. Васильев. Премьера: 3 февраля 1959 года. Основой для сюжета одноименного романа, по которому сделана инсценировка, послужили реальные события, происходившие на Челябинском тракторном заводе.

[3] Спектакль «Дали неоглядные...» поставлен по драме Н. Е. Вирты (драма, в свою очередь, написана по мотивам романа "Крутые горы" того же автора). Постановка Ю.А.Завадского. Режиссер –Б. Н. Докутович. Художник – А. П. Васильев.

[4] «Летом небо высокое» Н. Е. Вирты. Постановка Ю. А. Завадского.
Режиссер – М. Г. Ратнер. Художник –А. П. Васильев. Премьера – 25 декабря 1960 года.

[5] Спектакль поставлен в 1959 году.

[6] По одноименной комедии А. Софронова. Режиссер-постановщик – Рубен Симонов. Премьера – 1959 год.

[7] По пьесе Вс. Иванова (1927). Премьера состояялась во МХАТе 8 ноября 1927 года. Художественный руководитель постановки – К.С. Станиславский. Режиссёры — Илья Судаков и Нина Литовцева. Художник — В.А.Симов.

[8] Спектакль «Василий Теркин» по поэме А.Твардовского был поставлен вГорьковском театре комедии  режиссером А.Ханович ем в 1961 году. Актер Как значилось в афише,Теодор Лондон сыграл роль Бородача, дозорного, солдата из обоза.

[9] Речь идет о постановке Малом театре пьесы Корнейчука «Почему улыбались звезды» (1958).

[10] Речь идет о постановке Петра Фоменко и Феликса Бермана. Как писал Юрий Ряшенцев, «В 1955 году он [Петр Фоменко] вместе с Феликсом Берманом ставил спектакль по пьесе Константина Финна “Беспокойное наследство”. Дело происходило в театре на Спартаковской улице, которым руководил Андрей Александрович Гончаров. Пьеса режиссёрам не очень нравилась. И в поисках усиления зрелища Пётр придумал появление на сцене персонажа, который к началу пьесы уже благополучно умер, стал, что ли, пароходом (похоже, становиться после смерти пароходами — было любимым занятием советских людей). Он ходит по сцене, вмешивается в действие и при этом говорит, в отличие от живых, стихами. Но автору об этом замысле режиссёры предпочли до премьеры не говорить. Кажется, на премьере разразился скандал, и Финн добился исключения воскресшего без его ведома героя в дальнейших спектаклях. спектакль провалился, мертвеца убрали со сцены» http://poraduemsa.narod.ru/short/bespokoinoenasledstvo.htm

[11] Пьеса А. Галича «Много ли человеку надо?» была поставлена Юрием Любимовым со студентами Щукинского училища в Постановка 1959 году. Премьера – сентябрь 1959 года.

[12] Спектакль«Вот я иду» («Возмездие») по пьесе Г. Березко поставлен режиссером Л.В. Варпаховским в Московском драматическом театре имени М. Н. Ермоловой в 1959 году.

Статья подготовлена к публикации Дарьей Тубольской, студенткой ОП "Филология" НИУ ВШЭ. Проект "Архив театра". Руководитель - Елена Леенсон