Майкл Давидоу. Горький на Таганке

Майкл ДАВИДОУ, корреспондент «Дейли уорлд» в Москве

Главный режиссер московского Театра на Таганке Анатолий Эфрос открыл новые глубины в бессмертной горьковской пьесе «На дне». Еще зимой, наблюдая за ходом репетиций, я был заинтригован нетрадиционным подходом Эфроса к классической пьесе. Однако в законченном виде спектакль еще сильнее взволновал меня.

Пьеса Горького была впервые поставлена МХАТом в 1902 году. С тех пор прошло 82 года  ̶  целая эпоха. Бродяги, деклассированные элементы, мещане и разорившиеся дворяне, представлявшие собой заметное для российского общества XIX  ̶  начала XX веков социальное явление, исчезли вместе с порождавшим их эксплуататорским строем. Обитателей горьковского «дна» теперь нужно искать на Западе, лучше всего в стране, являющейся оплотом капитализма,  ̶  США. Не только бездельники и бродяги, но сотни тысяч так называемых «бедняков новой формации», здоровых и трудоспособных людей, вместе с семьями ютятся у нас даже не в ночлежках, а просто на улицах городов, кишащих преступниками. Все это сегодня стало обычным явлением американской общественной жизни.

Классическое произведение потому и является классикой, что его притягательность неподвластна времени. Каждое новое поколение видит его по-своему, с точки зрения своего времени. Именно так, по-своему, мы (вместе с Эфросом) воспринимаем сегодня Горького  ̶  в свете глубоких социальных изменений и прогресса и одновременно небывалой напряженности и угрозы. В постановке Эфроса мы на протяжении всей пьесы постоянно ощущаем трагическое противоречие между высотой полета мысли и чувств ее героев и глубиной их социального падения и унижения. Вполне закономерно обратиться мыслями и к другим, до сих пор остающимися неразрешимыми противоречиям: противоречиям между гигантскими производительными силами США и вопиющей нищетой трети их населения, между высотами достижений мира социализма и ядерной угрозой, способной погубить не только возможности дальнейшего прогресса, но и цивилизацию и жизнь вообще. Именно это противоречие между тем, каких высот СПОСОБЕН ДОСТИЧЬ ЧЕЛОВЕК, и мешающими ему силами разрушения и реакции стоит в центре нового прочтения горьковской пьесы.

Характерно, что герои пьесы, для которых у нас в Америке существует презрительное определение «никудышники», вовсе не вызывают презрения. Наоборот, их судьба глубоко трогает и вызывает возвышенное волнение. В этом, возможно, главное отличие «На дне» от великолепной пьесы Юджина О’Нила, написанной под влиянием Горького. В пьесе О’Нила господствует отчаяние. Пафос горьковской пьесы  ̶  в вызывающей уважение непобедимости человеческого духа, живущего вопреки унижениям и жестокости эксплуататорского общества. Эта идея особенно ярко выражена в монологе Сатина, бывшего каторжника, убийцы и шулера. Его ода Человеку  ̶  одна из наиболее волнующих сцен спектакля: «Человек! Это  ̶  великолепно! Это звучит гордо! Чело-век! Надо уважать человека! Не жалеть… не унижать его жалостью… уважать надо!» Именно уважение к этим измученным человеческим существам испытываем мы на протяжении всего спектакля. Уважение это нарастает по мере того, как пьеса с неизбежностью движется к своему трагическому концу. В последней сцене так и хочется запеть вместе с героями глубоко волнующую песню «Солнце всходит и заходит», получившую бессмертие благодаря пьесе Горького.

С горечью и печалью Сатин говорит: «Эх… испортил песню… дур-рак!» Это его комментарий на самоубийство Актера, чей пропитанный алкоголем мозг уже не способен воспроизвести ни одной из его любимых ролей.

Действие пьесы разворачивается в ночлежке. Горький таким образом не только показывает всю глубину падения выведенных им в пьесе человеческих существ, но и создает аллегорию монархически-капиталистического общества как тюрьмы человеческих душ. Сегодняшнее капиталистическое общество, особенно американское,  ̶  именно такие застенки человеческого духа.

Конфликт между жалостью и уважением, между утешительной ложью и беспощадной, но дарующей человеку свободной правдой можно смело назвать главной темой горьковской пьесы. Горький представляет в ней два пути, воплощенных в образах философствующего странника Луки и Сатина. Лука жалеет своих несчастливых собратьев и пытается облегчить их страдания утешительной неправдой и иллюзиями. В постановке Эфроса (и прекрасном исполнении А. Трофимова) предлагается по-новому глубокий взгляд на Луку. Его не пытаются высмеять или принизить. К нему относятся с пониманием и уважением, несмотря на несогласие с его философией. Режиссер и исполнитель дают нам понять, что и Лука  ̶  продукт своего времени, преддверия штормовых событий 1905 года, а затем 1917 годов. Лука не способен заглянуть так далеко вперед. И потому он ограничивается бесполезным и объективно вредным утешительством, которое обезоруживает страждущих перед лицом суровой действительности. Однако Лука глубоко чувствует их страдания. Он не безразличен и не глух к ним, как другие персонажи пьесы. Но Лука не сродни тем современным религиозным деятелям, которые участвуют в антивоенном движении на Западе и в освободительной борьбе в Латинской Америке. В своих проповедях они выходят за рамки утешительства и жалости. Быть может, в нынешней ситуации и Горький мог бы написать своего Луку таким. Но это был бы уже не тот Лука, которого мы знаем по «На дне».

В то время как среди некоторых западных писателей стало модным презрительно и с сомнением рассуждать о силе человеческого духа, Эфрос вслед за Горьким страстно утверждает его непобедимость. Сатинский гимн Человеку очень нужен сейчас, когда идет борьба против ядерного варварства. И не случайно этот гимн звучит с такой силой в стране, которая 40 лет назад привела народы к Победе над самым страшным врагом человеческого духа  ̶  фашизмом.