Роман Должанский. «Рецепты патриархов»

Юрий Любимов испек «Суф(ф)ле»

Московский театр на Таганке под руководством Юрия Любимова в день своего рождения показал премьеру спектакля «Суф(ф)ле», свободную фантазию по произведениям Ницше, Кафки, Беккета и Джойса. Изысканным сценическим блюдом, которое приготовил патриарх мировой театральной режиссуры, наслаждался Роман Должанский. 

Добавочная буква «ф» в названии спектакля перебрасывает мостик от маленьких радостей кулинарии к органике жизни. Французское souffler, как объясняет программка, означает «дышать с трудом, задыхаться», но и «выдувать, подсказывать». Что касается собственно гастрономии, то здесь же можно прочитать рецепты суфле из судака, суфле морковно-яблочного и суфле творожного. Рецепты взяты из книги о вкусной и здоровой пище. Думаю, не случайно, что почерпнуты эти рецепты из издания 1953 года, то есть года смерти Сталина. И то, что первым стоит способ приготовления суфле из мозгов, стало быть, тоже не случайно. Призрак жестокой и страшной власти нависал над «Таганкой» Любимова во времена ее первого расцвета. Но от присутствия большой и враждебной государственной силы дыхание театра становилось только веселее и свободнее.

Сегодня, во время второго расцвета (и не Любимова вина в том, что он недооценен зрителями и профессионалами), опять соткался из воздуха знакомый призрак. Может быть, особенно остро он дает о себе знать в этом спектакле потому, что одно из слагаемых новой любимовской композиции — «Процесс» Кафки. Упомянутые вскользь банковские операции и мытарства невинного Иозефа К. волей-неволей напоминают о близком к завершению реальном судебном процессе. И все-таки политическая асфиксия является лишь частной аномалией того общего, прерывистого дыхания жизни, о котором ставит спектакль Юрий Любимов.
Литературный рецепт его сценического суфле прихотлив и неочевиден. Фридрих Ницше, плюс Франц Кафка, плюс Сэмюэл Беккет (роман «Мэлон умирает»), плюс фрагменты из Джеймса Джойса — рецепт, естественно, не только не из общепита, но и даже не из буржуазной haute cuisine. В сущности, сочетание авторов и текстов достаточно было бы объяснить просто глубоко личными пристрастиями режиссера. Прочностью и выделкой своей театральной материи он наверняка может оправдать любое сочетание ингредиентов. Тему можно определить сотней способов, и каждая из формулировок будет слишком абстрактной. Пробуя «Суф(ф)ле», различаешь вкус и рождающегося из ничего театра, и недостижимой свободы, и вечно караулящей смерти, и тщеты творчества, и его радости. Но ничего не сказано впрямую, нигде не разглядеть признаков старческой сентиментальности или виноватого бессилия.

Любимовский спектакль представляет собой строгое, исполненное горечи и достоинства интеллектуальное шоу. Последнее слово может быть употреблено с полным правом: внутреннее действие спектакля столь разнообразно, напряженно и упруго, что от сцены не отвести глаз. На по обыкновению раздетой сцене старой «Таганки» художник Владимир Ковальчук построил лаконичную конструкцию, состоящую из дощатых павильонов, объединенных ломаной металлической балкой-крышей. Они напоминают не то автобусные остановки, не то стихийные стенды для объявлений — все завешаны лоскутами банальных «продам-куплю» или «сдам-сниму». В павильонах обнаружатся двери, скрипящие, ведущие из никуда в никуда. Но любая обыденность в этом спектакле готова к возвышенному. Возникнет в действии тема Иерусалима, и сразу подумаешь о Стене плача и лоскутных письмах Богу. Гетевское «в дощатом этом балагане» тоже вспомнится, ведь Любимов не так давно ставил «Фауста».

Сегодня в таганковском балагане играют в основном молодые актеры (из старой гвардии только Феликс Антипов да Алексей Граббе). Режиссер сделал резонную ставку на своих студентов. Те понимают мастера, может быть, не столько разумом, сколько телом, воспринимают и преображают его энергию так, как не сделали бы старшие. Студенты отлично двигаются, очень ловко управляются со складными деревянными стульчиками, предложенными в качестве универсального реквизита. Они складываются то в окна, то в тюремные решетки, то в абстрактные постройки, а то служат просто задающими ритм трещотками.

Музыку к спектаклю сочинил Владимир Мартынов, но «Суф(ф)ле» само можно сравнить с музыкальным произведением, потому что литература здесь дышит и задыхается театром, а театр обретает второе дыхание и выдувает из себя музыку.

Таганковский спектакль (как и весь любимовский репертуар последних лет) очень не похож на все, что предлагается другими столичными театрами. Впрочем, кому как не полному сил 87-летнему патриарху не оглядываться на кассу и на капризы оглупевшей публики. Юрий Любимов сегодня имеет право и навязать свой взгляд на вещи, и увильнуть от прямых ответов, и даже пошутить так, как никто не осмелится из суеверия. Он заканчивает спектакль анекдотом собственного сочинения — вернее, собственного присочинения к Ницше. Створка с портретом философа, провозгласившего смерть Бога, открывается, оттуда выходит девушка со скрипкой и идет, осторожно играя, над сценой по узкой балке, в то время как любимовский голос хитро провозглашает: «Вскрыли завещание. Никому — ничего».

Где-то в середине спектакля мелькает еще одно выражение, которое зрительское ухо не пропустит: «Старость вступает в последнюю битву с Богом и всегда проигрывает ее». Конечно, с этим афоризмом глупо спорить. Но сегодня зрители Театра на Таганке, попавшие на поле боя, присутствуют как раз при удивительной и вдохновляющей победе. Ну или скажем осторожнее из суеверия — при потрясающей ничьей.