• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Роман Должанский. Сталин встретился с коллективом МХАТ

Век, 11 мая 2001 года

На Таганке

В день рождения Театра на Таганке Юрий Любимов показал премьеру спектакля "Театральный роман" по произведениям Михаила Булгакова. Режиссер приехал к началу премьеры сразу после встречи с Владимиром Путиным, на которой президент назвал театр Любимова одним из тех, кто "готовил прорыв страны к демократическому свободному обществу".

В новом спектакле Юрия Любимова многое отсылает именно к тем самым славным театральным временам, о которых говорил президент. Время от времени на сцену выносят афиши нескольких знаменитых таганковских спектаклей, еще несколько таких же афиш висят в кулисах. В тексте инсценировки мелькают названия постановок и какие-то намеки на закулисные истории Таганки. Главный элемент оформления, движущийся занавес, придуманный художником Борисом Бланком, напрямую отсылает к знаменитому занавесу Давида Боровского из "Гамлета". Словом, Любимов сразу дает понять, что рефлексирует на темы не только булгаковского, но и своего собственного театрального романа.

Хотя обозначен на сцене совсем другой театр. Конечно, все знают, что в повествовании о писателе Максудове и его злоключениях в некоем знаменитом театре Булгаков едко описал собственный опыт работы во МХАТе. Но Художественный театр впрямую не называет. У Любимова адрес очевиден. С боков сцены в зал смотрят огромные писаные портреты Станиславского и Немировича, а по болотному занавесу бегут характерные мхатовские волны-завитки и парят целых две чайки, видимо, по одной на каждого из десятилетиями не разговаривающих друг с другом отцов-основателей. Их замечательно играют Валерий Золотухин и Феликс Антипов. Первый - Станиславский, не вылезающий из глубокого черного кресла, с испуганным взглядом и скороговорками. Второй - Немирович-Данченко, закутанный в тогу-простыню и общающийся с актерами из заграничного далека.

Давно известно, что систему Станиславского Любимов отрицает, называет ее в лучшем случае "методом великого мастера". И все же "Театральный роман" нельзя назвать просто карикатурой на советский МХАТ. Режиссер стремится взять тему шире и вывести спектакль к проблеме судьбы художника вообще. Новизны в этом нет, но зато есть верность себе. Очевидно, что крашеный золотой краской бутафорский конь, вздыбившийся посреди сцены, должен символизировать больное авторское тщеславие, а забранное решеткой полое конское чрево - политическую несвободу советского писателя. Тем более что верхом на коня то и дело забирается товарищ Сталин.

Усатый покровитель писателей и театров смотрится в "Театральном романе" еще большей карикатурой, чем мхатовские старцы, каким-то персонажем фарсовой пьесы. Что, кстати, для Любимова последних лет нетипично. Видимо, старый режиссер все-таки махнул рукой на смешивший многих антитоталитарный пафос. Кремлевский горец наконец-то стал и на сцене не опасен, он теперь не более чем одна из фигур в сценической круговерти, персонаж капустника. Или маска, на равных с другими масками правах вывешенная в музее истории театра.

Впрочем, даже тем, кто всех перипетий таганковской истории не знает, смотреть спектакль не скучно. И тем, кто вообще не понимает русского языка и неискушен в советской истории,- тоже. В известном смысле по отношению к любимовскому "Театральному роману" они находятся даже в более выигрышном положении, чем просвещенные московские театралы. Потому что могут позволить себе не вникать в перипетии контекстов, не напрягаться в попытках осмыслить этот энергичный спектакль-монтаж. Они могут отстраненно наблюдать чистоту театральной формы. Булгаковский спектакль - образец стиля, который отсылает к эстетике поэтических представлений ранней Таганки, но войдет в историю под названием "поздняя Таганка". А именно - непостижимая прихоть сюжетных комбинаций, не знающих логической узды; калейдоскоп эпизодов, подчиненных не разуму, но абстрактному чувству ритма. Любимовская постановка действительно находится "вне жанра", как и обещает программка. Но зато в ней нет ни одного ритмического сбоя. Режиссерская рука по-прежнему раздразнена сценой и по-прежнему крепка. Она заводит театральный механизм и заряжает его энергией гораздо надежнее, чем руки большинства из тех, кто годится Любимову во внуки.




 

Нашли опечатку?
Выделите её, нажмите Ctrl+Enter и отправьте нам уведомление. Спасибо за участие!
Сервис предназначен только для отправки сообщений об орфографических и пунктуационных ошибках.