Хельмут Шнайдер. Очарование в скупых набросках. Юрий Любимов поставил «Мертвые души» Н.В. Гоголя на сцене венского Бургтеатра

Salzburger Nachrichten, 1 февраля 1986

Это странный мир. Носы покидают своих владельцев, обретают самостоятельность и разъезжают под видом чиновников. Бедный титулярный советник, который с таким трудом cкопил на новую шинель, становится жертвой кражи и после смерти превращается в призрака, срывающего шинели с прохожих на Калинкином мосту. Да, в это верится с трудом, но один из героев объезжает усадьбы и скупает умерших крестьян у помещиков – или, вернее сказать, их души. Гоголевская фантастика? Карикатуры на Россию того времени? Или в самом деле Россия того времени? А может, символ разваливающегося мира, который… или сегодня его актуальность не требует доказательства? Лишённый советского гражданства, талантливый режиссёр Юрий Любимов перенес гоголевскую вселенную на многие сцены Европы. Постановка соткана из отдельных рассказов и повести «Мертвые души». На наших глазах стремительно раскрывается мир этого великого русского писателя. Любимов в сопровождении музыки Альфреда Шнитке делает наброски чёткими яркими штрихами.

Cценарий не претендует на широту эпического изображения, костюмы и декорации также непритязательны. Роль фона выполняет выцветшая коричневая ткань, растянутая над сценой, 14 актеров, которые должны сыграть в общей сложности 70 ролей, почти всегда появляются в коричневых плащах, напоминающих монашеские одежды. Эта сдержанность чётко дает понять, кто по представлению Любимова должен находиться в центре внимания: актёр.

По режиссёрскому замыслу личность актёра не должна совпадать с его ролью, на сцене отсутствует подражание реальности. Актёры не должны притворяться, что «проживают» свои роли, сцены постоянно сменяют друг друга: сейчас они играют одно, а уже через минуту – совсем другое. Часто, когда мужчины исполняют женские роли, это создает комический эффект. Но для Любимова эти роли ничем не отличаются от остальных.

Большую роль в оформлении сценического пространства играет свет. Актеры перемещаются по сцене с фонариками, ослепляя друг друга или освещая свои лица. В этом жутком свете они напоминают «мертвые души», которые скупает мошенник Чичиков, стремясь стать их владельцем и заполучить деньги от банка.

Если рассматривать произведение Гоголя с точки зрения сатиры, то это сатира на бюрократию. Эта идея нашла своё отражение на сцене Бургтеатра. Снова и снова вся сцена целиком превращается в стол, по всей длине которого друг за другом расположились знаки отличия любого чиновника - перо и чернила. Раз за разом мы наблюдаем, как прошение передается по инстанциям, и, пройдя через множество препятствий, то есть чиновников, в конечном счёте оказывается в исходной точке своего отправления.

Постоянные деловые разъезды и визиты Чичикова с целью заполучить мертвые души позволяют зрителю ощутить себя на месте актера, стать частью происходящего. Во время поездок Чичикова, двуличного мошенника, роль которого играет Эрвин Штайнхауэр, мы получаем представление о жизни и характерах русских помещиков. Это и боязливая вдова, так гротескно и комично сыгранная Робертом Мейером, и скупердяй Плюшкин (Рудольф Вессели), и ростовщик Собакевич (Освальд Фукс), и, наконец, получивший гуманистическое образование эстет Манилов (Карлхайнц Хакль). Он со своей семьей – Оливер Штерн в роли жены и Рудольф Вессели в роли их одаренного ребенка – представляют собой совершенно нелепое зрелище. Каждый из них возвышается на пьедестале, на которые Чичиков вынужден смотреть снизу вверх. Они поют и декламируют стихи, в то время как охотник за мертвыми душами искусно водит их за нос. Кроме упомянутых актёров в ансамбле также принимают участие Павел Ландовский, Дитрих Холлиндербаумер, Клаус Херинг, Хайнц Цубер, Дитер Виттинг, Детлеф Экштейн и Томас Штроус.

Действие эпилога происходит в сумасшедшем доме и требует от публики не только внимания, но и обширных познаний. Два образа Гоголя, созданные Любимовым, отсылают к двум памятникам писателю в Москве. Одного Гоголя играет живой, неугомонный Франц Морак, другого – слегка бледноватый, сдержанный Карлхайнц Хакль. Они обсуждают происходящее на сцене друг с другом. В финале оба умирают в обломках собственного мира, замученные до смерти санитарами. Такой мрачный конец этого комедийного и самобытного спектакля оставил у зрителей в высшей степени двойственное впечатление.

Перевод с немецкого языка Анастасии Сейновой, студентки ОП «Филология». Руководитель – Серафима Маньковская