Валентина ФЕДОРОВА. Горький «Мёд» воспоминаний

Два друга — мудреца, прожившие огромную, без малого вековую жизнь каждый, подарили нам возможность прикоснуться к особому поэтическому миру художников — небожителей.
Каждый из них — эпоха в культурной жизни своей страны. И, конечно, напряженные духовные поиски второй половины XX века невозможно представить вне того влияния, которые оказали эти люди — писатель, художник и великий режиссер — на всех мыслящих людей своего времени.
В спектакле «Мёд» зритель не найдет особых шифров — все предельно ясно, прозрачно, порой даже кажется, что иллюстративно. Вот почти живые коза и гусь, и дерево в цвету..
Но чуткий зритель увидит в союзе удивительных людей — русского и итальянца, режиссера и писателя, художника — плодом которого стал спектакль Театра на Таганке «Мёд», поставленный Юрием Любимовым по поэме Тоннино Гуэрра, — возможность получить уникальный опыт прикосновения к особому знанию о сути бытия и неповторимый чувственный опыт постижения смысла жизни.
Собственно, все без исключения произведения искусства об этом — о поиске ответа на сущностные вопросы бытия, которые не могут хотя бы раз не возникнуть у каждого: зачем я пришел на этот свет, что принес вместе с собой, в чем смысл моего земного существования.
Поэтический и такой земной мир поэмы Юрий Любимов открывает заветным ключом поэтического метафорического театра. В 60-70-е годы прошлого века он заново создавал азбуку нового театра, опираясь на опыт предшественников и новаторов 20-30-х.
В спектакле «Мёд» на сцене возникает мир предельно конкретный и одновременно преображенный полетом фантазии одного из величайших режиссеров и реформаторов театра XX и уже XXI века.
Кажется, что мы попали в мир фильмов времен неореализма средины 50-х годов: костюмы, типажи, повадки… Но не бытовая приземлен-ность, а театральный выразительный образ царит на сцене, созданный путем отсечения лишнего и оставления
наиболее значимых и точных деталей…
Зритель сразу и безоговорочно верит этим людям — старухе, замотанной в темное тряпье, ее странноватому сыну, деревенским девчонкам, и двум немолодым людям — братьям, которых виртуозно играют Феликс Антипов и Валерий Золотухин.
В героях, сыгранных Антиповым и Золотухиным, достоверность и внешняя безыскусность соединяется с тонкой и глубокой проработкой характеров, с особенной подачей текста, в котором за внешней повество-вательностью клубятся нешуточные страсти. Актеры-протагонисты бытовые интонации соединяют с пафосом, доносят до зрителя глубокую и напряженную внутреннюю работу, которая происходит в душах этих людей, не устающих восхищаться и удивляться окружающему миру.
Страстные монологи, откровения, от которых отвык, увы, сегодняшний зритель, привыкший поглощать жвачку убогих междометий сегодняшнего языка, пронзают слух, заставляют напряженно вслушиваться в музыку ритмизованной прозы. (Стихи Гуэрра мастерски переведены его женой Лорой).
Поэтические символы строятся на порой элементарных вещах. Вот идет «литмонтаж», хорошо знакомый по прежней Таганке: делая быстрые ритмичные движения актеры четко выговаривают фразу, рубят ритм… Вот причитает старуха с козой (Любовь Селютина), вот рассказывают еще одну печальную историю разбитых надежд… А сценический рисунок и та высшая реальность, которая создается всеми вместе — Тонино, Юрием, музыкой Альфреда Шнитке и Владимира Мартынова, фресками Гуэрры, игрой актеров, обретает сложность, объем и непостижимую глубину реальной жизни…
Молитвы сменяются обыденной речью, трепетное пламя свечей — полумраком или ярким светом, а вполне реальные обитатели деревушки спокойно сосуществуют рядом с девушкой в балетной пачке… Все перепутано как в жизни, и так же неожиданно и ожидаемо, и так же поражает и раздражает… Если сегодня спросят, кто владеет тайной и умением делать поэзию зримой, можно смело говорить — Любимов…
От Маяковского, Пушкина, Вознесенского, Евтушенко, Есенина, обэриутов поэтов серебряного века, Шекспира к сегодняшнему спектаклю по поэме Гуэрра, легендарного литератора и сценариста XX века, от прозрачной ясности гения и солнца русской поэзии к сложным ритмам современников, поэтов XX века…
И вот сегодня — сложная философская поэзия одного из самых заметных литераторов и художников Италии.
Любимовские спектакли дотошному театроведу было всегда легко фиксировать на бумаге. Усердные театроведы любят делать записи на спектаклях, чтобы потом не забыть нужные детали…
Но главное у Любимова, виртуозно владеющего формой, та дрожащая от малейшего дуновения и вздоха атмосфера жизни, то немыслимое сплетение бытового и возвышенного, что и составляет плоть истинного искусства.
Любимов — наш современник, он живет вместе с нами сегодня, когда все на продажу, но его театра не коснулись ни законы Рынка, ни требования Кассы. В его спектаклях по-прежнему живут Поэзия и Театр.