«Шекспировские страсти Юрия Любимова». Рецензия Алексея Филиппова

В Театре на Таганке состоялась премьера «Хроник».

Шекспировские «Хроники», которые Театр на Таганке показал в минувшее воскресенье, спектакль примечательный. Час сорок пять минут жесткого, стремительного, насыщенного сценическими метафорами действия: первые полчаса ты смотришь на сцену как завороженный и узнаешь прежнюю, легендарную, яростную, поэтичную Таганку; следующие тридцать минут пытаешься понять, о чем, собственно говоря, поставлен спектакль, а затем начинаешь размышлять о самом Любимове.

В «Хрониках» бурлит вся любимовская желчь, весь его нерастраченный, прорывающийся то в распрях с умыкнувшей у него половину здания частью труппы, то в политических эскападах темперамент. Театральной режиссуре — когда речь идет о чем-то большем, чем ремесло, — научить нельзя; если у режиссера нет мощного заряда жизненной силы, он не сможет сделать ничего значительного. А в «Хрониках» ее хоть отбавляй: энергия и напор бьют через край, и поначалу это просто ошеломляет.

Четыре пьесы — «Ричард II», «Генрих IV», «Генрих VI» и «Ричард III» — спектакль идет чуть больше часа сорока пяти минут, и убийства с предательствами сменяют друг друга, как в калейдоскопе, актрисы, играющие герцогинь, в следующей сцене оборачиваются трактирщицами, а невинноубиенный король выходит в роли мятежного герцога. Черные пиджаки, мятые цилиндры, железные рыцарские рукавицы, зонги (детские английские песенки, переведенные Маршаком, здесь звучат вполне зловеще), трубный вой, лопата, оборачивающаяся косой смерти, цветочный горшок, становящийся королевским венцом. Театроведы называют такое поэтическим театром: одна метафора перетекает в другую, и все они с полуслова понятны залу, каждая деталь многозначна, любая мизансцена расширяет эмоциональное поле действа. Нас захлестывает то, что чувствует Юрий Любимов, и актеры здесь лишь краски на его картине, ноты в подобранной им мелодии. Он создает свой собственный, авторский, прочно привязанный к его внутреннему миру театр — неудивительно, что у его бывших питомцев, составивших труппу второй, пустившейся в самостоятельное плавание Таганки, так и не вышло ничего путного.

А что же Любимов думает, какая идея живет в спектакле? Для того чтобы ответить на этот вопрос, человеку, посмотревшему «Хроники», придется сильно напрячь собственные мозги: он будет долго размышлять о том, что режиссер хотел сказать, и в конце концов обязательно что-нибудь изобретет. Но если отрешиться от общих мест театральной журналистики («вечное проклятие власти», «мистерия Смерти» или что-то подобное), то придется признать, что ответа нет. Спектакль не складывается в мысль, заряженное бешеной эмоцией послание, которое Любимов отправляет залу, не носит интеллектуальный характер — его можно почувствовать, но нельзя прочесть. А те сцены, когда он, в лучших традициях Таганки семидесятых годов, пытается апеллировать к сегодняшней политической и общественной конъюнктуре, выглядят откровенно слабо. Собутыльник принца Гарри, помахивая огромным тесаком, всуе поминает национальную идею (аллаверды недавним газетным дискуссиям о поисках российской самобытности) — и зрители начинают ерзать в креслах. В «Хрониках» (по крайней мере, иногда) дышат почва и судьба, и от подобного рода булавочных уколов становится просто неловко.

А порой почва и судьба здесь не дышат, ведь итог, который зритель подводит спектаклю, должен быть не только эмоциональным, но и смысловым. И все же Юрий Любимов — он сам в гораздо большей степени, чем его спектакль, — вызывает откровенное восхищение. Благополучнейший сорокалетний актер, премьер Театра Вахтангова, игравший и Сирано, и Олега Кошевого, бросил все ради режиссуры, непостижимым для здравого смысла образом создал театр совершенно нового типа, — и через сорок лет после своего первого триумфа по-прежнему продолжает удивлять театральную Москву. В его произведении пульсирует все та же сметающая все на своем пути воля к победе, то же умение претворить текст в театральное действо, то же чувство сценической метафоры. Но прежнего, фантастического, привычного для старой Таганки резонанса у «Хроник» не будет. Режиссер, несмотря на свои годы, остался прежним, — а время изменилось.