Ольга Фукс. Знаменитый режиссер рассказал античную трагедию библейскими словами

Несколько лет назад Темур Чхеидзе в своей МХАТовской постановке «Антигоны» Жана Ануя рассказывал о том, каким безумием бывает пресловутый здравый смысл правителей. Юрий Любимов обратился к «Антигоне» Софокла — и кто бы мог подумать, что прославленный таганский бунтарь увидит в сюжете о дочери проклятого богами Эдипа, которая пытается похоронить брата вопреки запрету дяди-царя, отнюдь не политические мотивы.

Исполнить волю богов (в данном случае — похоронить брата) не под силу человеку. Под силу — забыть волю богов, исполнить приказ человека и выжить. Сестры Антигона (Алла Трибунская) и Исмена (Мария Матвеева) делают каждая свой выбор в этой непростой и смертельной дилемме, исполняя один из главных законов античной трагедии: свершившему — страдать. И вдруг в трагедийную яростную поступь врывается совсем иная мелодия. «Напоите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви». Любимовский хор запевает главный любовный гимн человечества — Песнь песней Соломона, на современно-архаичную музыку Владимира Мартынова.

Три двери-вертушки из затемненного стекла вращаются все быстрее. Антигону и Гемона (Константин Любимов), а за ними и всех представителей хора точно перемалывают огромные жернова рока (идея сценографии принадлежит Юрию Любимову, а разрабатывал ее художник Владимир Ковальчук из «Школы драматического искусства»). То он, то она прорывается на авансцену, то ее, то его будто проглатывает пучина. Руки, взгляды ищут друг друга — и находят, чтобы тут же расстаться.

Резкая, колючая, упрямая смуглянка Антигона становится здесь героиней не античного Сопротивления, а в первую очередь трагедии любви, которой не дано было состояться. «Встретили меня стражи, обходящие город; избили меня, изранили меня», — в голосе Антигоны полустон-полувызов. А мужской хор с угрозой допрашивает ее: «Чем возлюбленный твой лучше других возлюбленных?»

«Антигона» Любимова сложена в духе погребального плача по загубленной любви, равной самой жизни.

На лицо царя Креонта (Феликс Антипов), как, впрочем, и на лица остальных, наложена белая маска. Сквозь плотную белизну грима и свирепый оскал диктатора проступает гримаса боли отца, которому суждено стать виновником гибели собственного сына. Этим искусством — сохраняя неподвижную мимику, меняться изнутри — владеют актеры театра Но.
Юрий Любимов вообще собрал «Антигону» из самых неожиданных и свободных ассоциаций. Жена Креонта Эвридика с хрустальным голосом (Елизавета Левашова) одета в кринолины. А в самом финале звучат хоры, переведенные некогда Иосифом Бродским специально для любимовской «Медеи». Газеты тогда наперебой анонсировали возможный дебют Сажи Умалатовой на драматической сцене в заглавной роли, тогда как истинным событием давней премьеры были эти простые и завораживающие, как морской прибой, строки Бродского: «Никто никогда не знает, откуда приходит горе. Но оттого, что нас окружает море, на горизонте горе заметней, чем голос в хоре?» И в тот момент, когда вступает Бродский, начинает казаться, что «Антигона» — это опосредованное любимовское прощание с теми близкими, кого похитили равнодушные боги, «оставив нам только разум, чтоб осознать утрату».