Ольга Фукс. Сократ на заказ

«Вечерняя Москва», № 192 (23263), 11.10.2001
Сложно представить себе Юрия Петровича Любимова, ставящего «датские» спектакли к какой-нибудь славной годовщине

«Сократ/Оракул».
Композиция Ю. Любимова и К. Кедрова.
Реж. Ю. Любимов.
Театр на Таганке
Даже «Евгения Онегина» он поставил к 201-летию «нашего всего» — как будто между делом еще и подсмеялся над нашими юбилейными излишествами.
А тут возьми и поставь самый что ни на есть заказной «датский» спектакль — «Сократ/Оракул» посвящен 2400-летию смерти Сократа и поставлен по заказу Европейского культурного центра в Дельфах.
«Я памятник себе воздвиг нерукотворный» — эта цитата подходит к Сократу как нельзя лучше.
Мудрец, не записавший ни одного своего афоризма, живет в памяти человечества больше двух тысячелетий. «Я знаю, что ничего не знаю, но другие не знают и этого», «Я ем, чтобы жить, а остальные живут, чтобы есть», «Боги ни в чем не нуждаются; чем меньше человеку надо, тем больше он похож на бога». Эти и другие афоризмы Сократа записали его многочисленные ученики, среди которых были небезызвестные потомкам Платон и Аристофан. Себя Сократ сравнивал с оводом — как овод тревожит зажиревшего коня, так и философ своими разговорами не дает умам сограждан впасть в спячку. Рано или поздно такой «овод» становится неудобен любой власти, в том числе и демократической, какая была в Афинах. А дальше, как водится, были наговоры античных стукачей, которые пришлись властям как нельзя кстати — в этом смысле люди за последние пару тысяч лет особо не изменились. Был суд, где Сократу дали возможность самому выбрать себе наказание — а он в насмешку над своими «судьями» приговорил себя к пожизненному обеду за казенный счет. Сократа приговорили к казни, и он, отвергая предложения друзей бежать, выпил чашу ядовитой цикуты.
Можно было предположить, какой это благодарный персонаж для Юрия Любимова. Вместе с литератором-«постмодернистом» Константином Кедровым они написали литературную композицию на основе сочинений Бродского (в том числе его текстов для любимовского спектакля «Медея»), Брехта, Гете, Лермонтова, Пушкина, Холина, Коцюбы и Ходасевича. Последний именуется в программке как Л. Ходасевич, и это не единственная досадная ошибка. Слово «катарсис» упорно звучит со сцены с ударением на второй слог. Сразу вспоминается, как одно кафе в Москве назвали «Цикута» — видимо, клюнув на звучное слово с туманным значением. Но это к слову.
«Сократ/Оракул» Юрия Любимова — классический пример постмодернистского спектакля. Он сшит из цитат буквальных и переиначенных (вроде «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о цикуте и Сократе»). Из ритмов архаических и современных (первые стилизует замечательный композитор-исследователь Владимир Мартынов, вторые скандируются хором на манер «Спартак-чемпион!»). Из мелодий танца «Сиртаки» и «Виноградной косточки» Окуджавы. Спектакль предполагает знание предмета и всех культурных ассоциаций, связанных с именем Сократа (и не только Сократа), потому что основная тема скорее выпевается-вытанцовывается-скандируется и вовсе не предполагает лихо закрученный сюжет и эмоциональные переживания. Этакие вариации на тему, диктатура ритмов и литмонтаж.
Требуется определенное усилие, чтобы вслушиваться в слова и стоящий за ними смысл.
Лысый череп, крутой лоб, курносый нос, толстые губы, грубый плащ — под эти описания Сократа любимовский актер из старой гвардии Феликс Антипов подходит как нельзя лучше. Платон в исполнении Дмитрия Муляра получился наивный и горячий, Аристофан у Тимура Бадалбейли — хитроватый и циничный. Слушает себе учителя, а сам прикидывает сюжеты будущих комедий — «Лягушки», «Облака» (где, кстати, Сократа же и спародирует, что не помешает им общаться и дальше). Выделяются еще красавица Аспазия (Анастасия Колпикова) и сварливая жена Ксантиппа (Лариса Маслова), для которой придуманы специфический говорок (все женщины на сцене подхватывают ее реплики, и получается дребезжащее эхо) и специфический жест (хлестание мокрой половой тряпкой с фейерверком брызг). А также афоризм Сократа по поводу женитьбы: «Хорошая жена делает мужчину исключением, а плохая — философом». Но в целом труппа Таганки в любимовской режиссуре выглядит подобием античного хора — многоликого, владеющего самыми разными искусствами (например, искусством многоголосого пения), — но хора. Хору не хватает героя, а Сократу — судьбы. Он здесь скорее функция, как в математике, нежели живой человек. Это касается не игры Антипова, а самого замысла. А жаль, ведь такой персонаж, как Сократ, мог бы получиться у Юрия Любимова фигурой почти исповедальной.