София Герасимова. О смыслах

группа БМД1803

О чём «Сутра»

 «Сутра» — это притча о том, как два очень разных человека — один большой, другой маленький, один с Востока, другой с Запада, один на своём месте, другой чужак — путешествуют по культурному сознанию. Они спорят и объединяются, борются и защищают друг друга, меняются ролями ведущего и ведомого.

Бельгийский хореограф Сиди Ларби Шеркауи поставил спектакль о проводнике в новый мир, и сам стал для нас таким проводником. В 2008 году он привёз на европейскую сцену Авиньонского фестиваля шаолиньских монахов и привнёс в contemporary не только боевые асаны кунг-фу, но и особенное, незападное чувствование и проживание эмоций, будь то мимика и жесты или вскрики, которые издают монахи.

Главный герой постановки, “европеец” (сам Шеркауи), напротив, безмолвен на протяжении всего спектакля — он не знает “языка”, на котором общаются обитатели и оттого нем. С самой первой сцены, даже благодаря внешности бородач в пиджаке противопоставлен бритым наголо монахам в одинаковых одеяниях. Кто эти монахи — неясно. Они кажутся плодом воображения мальчика — частью его сознания, которое то подчиняется влиянию чужака, то сопротивляется ему.

В этом ключе диалог мальчика и главного героя можно воспринимать не только как пресловутую встречу Запада и Востока, хотя такое рассмотрение тоже кажется мне интересным, но и как более общий разговор взрослого с ребёнком. Тем не менее, я никогда не приду к единому мнению с теми, кто считает героя Шеркауи наставником и учителем для юного монаха. Скорее наоборот, мальчик учит пришельца правилам жизни в этом незнакомом ему мире — будь то детское сознание или буддийский монастырь.

Сценография

И хотя проводником чаще оказывается мальчик, главный герой с самого своего появления сильно на него влияет, перестраивает его мир. Причём, благодаря сценографии Энтони Гормли, “перестраивает” в прямом смысле. Для этого спектакля британский скульптор создал деревянные параллелепипеды без одной стенки высотой в человеческий рост — то ли ящики “людей в футляре”, то ли гробы, то ли тесные кельи — и раздал их каждому из шестнадцати монахов. Монахи закономерно стараются сохранить ящики в устойчивом положении, организовать их в систему: они выстраивают ровные ряды, непролазную для чужака стену, ставят их друг на друга, как полки. Пришелец и объединившийся с ним мальчик, напротив, делают из ящиков несимметричные и неустойчивые фигуры, такие как лабиринт или падающее домино, превращают непроходимую “китайскую стену” в череду арок. Кстати, “европеец” противопоставлен остальным героям даже на уровне декораций — у него тоже есть свой ящик, только, в отличие от остальных, он металлический.

Ящики кажутся привычным пространством для монахов — они находятся там значительную часть постановки и даже впервые появляются на сцене, выбравшись из этих коробок, как из гробов. Главному герою и мальчику, напротив, некомфортно в таком положении: пришелец “утопает” в ящике, будто бы там налита вода, а мальчик бьётся головой о стенки, пытаясь выбраться. Вне ящика — рамок своей культуры — герои получают свободу.

Вообще говоря, сценография поражает своей многозначностью и одновременно аскетичностью, так сочетающейся с тематикой спектакля.

Музыка

Музыка Шимона Бжошки интересно трансформирует всё представление. Будь на её месте эпические композиции, и постановка могла бы скатиться до экшн-сцен, которыми переполнена массовая культура.

Эта музыка — меланхолия созерцания, переходящая в тревожный бой и жужжание струн — иногда совсем затихает, и звуковым сопровождением становятся только крики монахов, стук их шагов и громыхание ящиков, но гипнотическое состояние зрителя сохраняется.

Трактовки

Сложно ответить, чего ищет главный герой в мире, где его может понять и принять один только маленький мальчик, который, совсем как пропповский шаман, умеет выходить за границы своей культуры и приводить за собой чужака. Поиск единения с чужим восприятием мира вдруг оборачивается войной против себя — монахи нападают друг на друга и устраивают битву —  или отходом от верного пути — монахи на время сменяют светлое одеяние на чёрные брюки и пиджак. И вот, когда в финальном синхронном танце всех героев брезжит взаимопонимание, вдруг видишь, что главный герой так и остался в чёрном пиджаке, который надел одновременно с монахами — а значит, не просто не стал своим, стал ещё более чужим и отдалился от “просветления”.

Впрочем, первое, что пришло мне в голову после просмотра: Сиди Ларби Шеркауи создал спектакль о самом спектакле. Ведь именно взаимное проникновение культур дало жизнь этой постановке.

Преподаватель Елена Леенсон