Датский принц Шекспира в джинсах и свитере

Раздается звенящий петушиный крик. Двое подмастерьев-могильщиков возятся у рампы с железным могильным крестом. По-спартански одетый король Клавдий в свитере с высоким горлом входит со своей свитой. Он и его придворные снимают с креста черные повязки. Это значит, что в Дании продолжается траур по старому Гамлету. Стена справа приходит в движение, вытесняя придворных вместе с королем с площади. Затем появляется принц.

Это первые впечатления от шекспировского "Гамлета" в постановке Юрия Любимова, главного режиссёра Московского театра на Таганке. Любимов поставил спектакль в лондонском Королевском театре Хеймаркет, а теперь английская труппа приехала на гастроли в театр «Хеббель» в Западном Берлине. 

Движущаяся стена — главная задумка Любимова [1]: огромный, во всю ширину сцены, темно-серый занавес крупной вязки, который может двигаться и крутиться во всех направлениях. Два гробовщика иногда поднимают его вверх, так что возникает портал, через который  шествует король. Но чаще персонажи проскальзывают под занавесом без посторонней помощи. Сквозь занавес Гамлет может ущипнуть за нос подслушивающего Полония. Когда Гамлет молится, Клавдий стоит перед рампой, справа от переехавшего в центр сцены занавеса, на котором изображен крест. Когда сзади занавесом управляет дух отца Гамлета, в спектакль  входит мистика (впрочем, далеко не только в этих сценах). А слева от занавеса, перед рампой, радом с Клавдием, в нерешительности стоит Гамлет.

Занавес может, вращаясь, сметать действующих лиц или наоборот выталкивать их на сцену. С его помощью Гамлет может мучить Офелию. Сквозь занавес безумная Офелия может протягивать руку, пугая королеву. Эта гибкая проницаемая стена — поистине универсальное театральное изобретение. Она остается на сцене на протяжении всей постановки, но едва ли обособлена от происходящего. Занавес становится основной движущей силой действия, его пружиной, подгоняя ход спектакля к финалу. Назад пути нет. Действие ритмически организует марширующий время от времени по сцене волынщик. И это движение, как и музыка (композиторы Юрий Буцко и Джеймс Т. Форд), гармонируют с концентрированной сжатостью действия.

Спектаклю свойственна лаконичная театральность. Благодаря игре света происходящее на сцене приобретает пластичность. Здесь нет никакой формализации, ничего неестественного. Энергичный язык Шекспира направляет и определяет жесты героев. Персонажи на сцене — это всегда нормальные люди.

Гамлет в исполнении Дэниэла Уэбба, молодого актера в джинсах и свитере, — датский принц поразительно рациональной натуры. Здесь на первый план выходит поистине виттенбергское благоразумие протестанта. Впрочем, когда он получает известие от духа отца, действие начинает походить на своеобразный ритуал. Отец с женой сидят позади сына, который напряженно прислушивается. Но когда Гамлет притворяется умалишенным, он подспудно использует трезвый расчет. К тому же он нередко вступает в диалог с аудиторией, словно в зале сидят его поверенные.

Каково же воодушевление Гамлета, когда артисты, изображающие пантомиму, изобличают короля. Начинается суматоха. Комедианты поспешно покидают двор. Невольно убив Полония, Гамлет встречает короля с едкой иронией. Он сильно напуган и то и дело мучит Офелию. Субтильная Вероника Смарт, исполняющая роль Офелии, делает образ психически больной девушки впечатляюще простым и понятным. Она по-детски играет с песочными формочками, разбивает цветочный горшок. Клавдий (Теренс Уилтон), чувствуя себя разоблаченным, произносит свое «Гертруда, Гертруда» укоризненным тоном, словно королева (Энн Уайт) действительно была замешена в убийстве. Отношения между персонажами, одолеваемыми средневековыми распрями, эстетически устроены не менее тонко, чем вся постановка в целом. 

Любимов позволяет Гамлету, который не может оставаться верным своим гуманистическим идеалам в неблагоприятных социальных условиях, погибнуть с достоинством. „Remember me!"(«Не забывай меня!») — вот его последние слова. А Фортинбрас, представитель старых воинственных порядков, ликующий победитель перед лицом поражения Гамлета — у Любимова вовсе отсутствует; что ж, в театре вычеркнуть какого-то персонажа по-прежнему достаточно просто. Зрители кричат: «Браво!». Аплодисменты.

[1] Сценография Давида Боровского.

Перевод с немецкого Дианы Назмутдиновой,
студентка образовательной программы «Иностранные языки и межкультурная коммуникация» (проект «Зарубежные театроведы о русском театре», руководитель Е. И. Леенсон)