Антон Хитров. Россия гоголевская и кафкианская в новом спектакле Театра на Таганке «Арабески»

Антон Хитров, ученик лицея 1525«Воробьевы Горы»

В прошлом году на сайте театра была размещена работа школьника, десятиклассника Антона Хитрова. Тогда Антон размышлял о сценической метафоре в спектакле Ю. П. Любимова «Суф(ф)ле». Это была годичная курсовая работа — такие принято писать в гуманитарных классах московского лицея № 1525 «Воробьевы горы». Публикуемые ниже заметки зрителя нового, гоголевского спектакля театра снова написаны Антоном, теперь уже учеником выпускного класса. Возможно, кому-нибудь из зрителей спектакля «Арабески» они будут интересны.

Антон Хитров. Россия гоголевская и кафкианская в новом спектакле Театра на Таганке «Арабески»

Н. В. Гоголь — давно уже не только автор, но и литературный образ. В соответствии с художественной манерой самого писателя его не обязательно изображать с монументальной серьезностью, вполне можно и с иронией. Так — вместе с Пушкиным — он выведен в анекдотах Д. Хармса. Писатели превратились здесь в своеобразную клоунскую пару — они могут то и дело падать, спотыкаться друг о друга, снова падать и таким способом передвигаться по мыслимой Хармсом сцене. Как Поццо и Лаки у Беккета.
На российской театральной сцене Николай Васильевич тоже не раз появлялся, в том числе и в последнее время. Например, в спектакле Д. Крымова «Демон. Вид сверху» вырезанный из бумаги великан, каждое движение которого подчинено рукам поддерживающих его актёров, сжигает в ведре второй том «Мёртвых душ». А затем уже его самого комкают и запихивают в то же ведро. Нетрудно догадаться, что Крымов имеет в виду. В его спектакле поступки героев, в том числе поступок Гоголя, полностью подчинены воле Творца, предопределены, обусловлены. (Неслучайно многих героев здесь рисуют на бумаге — «творят» прямо на глазах зрителя, во время действия). Режиссер словно говорит: иначе просто не могло быть. Крымову Гоголь нужен для того, чтобы на его примере показать, что даже столь трагичное событие, как уничтожение романа, непременно должно было произойти.

В новой постановке Театра на Таганке Гоголь не только автор, но и персонаж. Впрочем, как к автору театр обратился к нему не в первый раз. В 1978 году зрители увидели спектакль «Ревизская сказка», который, как и новая постановка — «Арабески», охватывал не одно произведение, а всё творчество писателя. Примерно через тридцать лет после «Ревизской сказки» премьера на Таганке вновь посвящена Н. В. Гоголю. Фрагменты из «Старосветских помещиков» и «Ивана Фёдоровича Шпоньки» перемежаются эпизодами, рассказывающими о биографии писателя, и даже его воображаемыми разговорами с Гофманом и Кафкой.
Николай Васильевич представлен в спектакле в трёх, даже в четырёх ипостасях. Гоголь — Д. Высоцкий встречается со своими литературными «двойниками» — Гофманом (С. Цимбаленко) и Кафкой (А. Смиреннов) (эта беседа описана в рассказе немецкой писательницы А. Зеггерс «Встреча в пути»). Немецкие писатели не только одеты так же, как и российский, они по ходу действия еще и превращаются в Гоголей. Ещё один Гоголь в спектакле — необыкновенно выразительная тряпичная кукла. Привязанная к телу актёра, она то и дело танцует. Гоголь действительно становится главным героем спектакля, который, как и его собственные герои (например, появляющиеся в спектакле Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна), подаётся как смешно, так и серьёзно. Обнаруживаются любопытные совпадения: Гоголь сжёг второй том «Мёртвых душ», Кафка завещал сжечь все свои произведения.
Режиссёр использует в спектакле свой излюбленный приём — различные метафоры, как чисто изобразительные, так и отражающие некую важную для него идею. Скрипящие на разные голоса двери в доме старосветских помещиков «озвучиваются» оркестром; повёрнутое спинкой кресло Пульхерии Ивановны превращается в изголовье кровати, на которой она умирает; критики, осуждающие Гоголя, висят на верёвочках подобно марионеткам и т.д.
Из актёров запоминаются А. Трофимов и Л. Селютина, исполняющие одновременно роли родителей Гоголя и Афанасия Ивановича с супругой. Ироничный, несколько снисходительный тон, в котором разыгрывается беседа старосветских помещиков о кошках и собаках, как-то ещё более усугубляет трагичность финала этого центрального в спектакле эпизода.
Однако почему режиссёр выбирает для своего спектакля именно «Старосветских помещиков», повесть, которая, в отличие, например, от «Мёртвых душ», не несёт некой глобальной идеи, но представляет собой просто трогательную историю?
Гоголь большую часть жизни проводил в разъездах. Два вертящихся на сцене колеса его брички напоминают об этом. Дом Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны — это гоголевская мечта о собственном доме. Возможно, именно поэтому старосветские помещики в спектакле — одновременно родители Николая Васильевича.
Любимов в последнее время неоднократно обращался к литературе абсурда — к Ф. Кафке, С. Беккету — и абсурд в его спектаклях нередко сближался с действительностью. Например, в «Суф(ф)ле» действие «Процесса» и «Мэлвин умирает» происходит на обыкновенных автобусных остановках, заклеенных объявлениями. В «Арабесках» же Гоголь сопоставлен с родоначальником литературы абсурда — с Кафкой и таким образом приравнен к абсурдистам.
Здесь, как и в изображении на сцене автобусных остановок, можно увидеть сближение чего-то привычного, русского (Гоголя) с европейским миром абсурда. В гоголевский спектакль внедряется множество характерных признаков этого мира. Танцующая кукла, изображающая писателя, напоминает не только бумажного Гоголя Крымова, но и героев Кафки, полностью управляемых или уверенных в своей полной зависимости (от Закона, от Замка). Критики-марионетки на верёвочках похожи на врачей-марионеток с рукавами Пьеро из «Суф(ф)ле», поставленного Любимовым по произведениям Ницше, Кафки, Беккета и Джойса. Мотив управляемости, присутствующий у Кафки и подчёркнутый в абсурдистском спектакле на Таганке, попадает в «Арабески». Образы, связанные с верой (в спектакле звучит церковная музыка, посреди сцены возникают то аббат, то митрополит Филарет, отвечающий Пушкину на его стихотворение «Дар напрасный, дар случайный» собственным стихотворением «Не напрасно, не случайно…») попадают в спектакль не только потому, что Гоголь, как известно, в своей вере доходил до фанатизма.
Аналогичные мотивы уже возникали в спектаклях Любимова, причём нередко именно тогда, когда речь шла об абсурдном мире. В «Суф(ф)ле» неоднократно звучит тема Бога, мысль о котором навевает окружающая героев бессмыслица. Мир абсурда трактуется в «Суф(ф)ле» как мир без Бога — в спектакле звучит цитата из Ницше «Бог умер, а в мавзолеях лежат мумии».
В «Арабесках» русские мухи и тараканы вырастают до размеров жука, в которого превратился герой Ф. Кафки Грегор Замза. Россия Гоголя смешивается с выдуманным миром «Замка» и «Процесса». В конце концов, среди отечественных писателей именно Гоголь всё время использовал различные формы алогизма, это могло послужить поводом к сближению русского писателя с абсурдистами.
Но одно дело, абсурд в произведениях немецких и французских писателей. Другое дело — Гоголь как абсурдист. Гоголь ближе, привычнее; его Россия во многом похожа на Россию современную. Очевидно, он считал, что у России есть необыкновенная энергия, направленная не в то русло. Как «птица-тройка», необыкновенное изобретение, которым пользуется… Чичиков. Да и сам Чичиков обладает смелостью авантюриста, но направляет свой потенциал исключительно на получение прибыли. Николай Васильевич в этом отношении был прав — взять хотя бы революцию, которая вроде была направлена против угнетения крестьян и рабочих, а привела к сталинской диктатуре. Силы многих умов и рук были затрачены бог весть для чего. На такие размышления наталкивают произведения Гоголя. Этот человек сумел вывести для России некую закономерность, которая работает по сей день. И если мир Гоголя с этими закономерностями абсурден, то абсурдна и современность.
Новый спектакль Любимова не только о Гоголе. В какой-то степени он посвящён гоголевским идеям и образам, тому, насколько они близки современной зрителю России.

02.2010