Ксения Хлебникова. Холодно, холодно, холодно…

Спектакль “Чайка” был поставлен на сцене Кристианом Люпой в 2007 на сцене Александринского театра. Как и в пьесе Чехова, действие начинается с диалога Медведенко и Маши. Однако мы сразу же замечаем, что некоторые, казалось бы, незначительные детали отличаются от оригинального текста пьесы - Медведенко, говоря о своих чувствах, как бы не обращается к Маше, но просто думает вслух, и оригинальное чеховское “Я люблю вас” превращается в “Я люблю ее”. Вместе с тем, и у Чехова эти слова не выглядят как признание, поскольку из дальнейшего диалога видно, что Маша уже давно знает о чувствах Медведенко.

В постановке Люпы особенно ярко чувствуется, что в пьесе Чехова практически нет настоящих диалогов, где герои бы обменивались чувствами или идеями, поскольку каждый в пьесе сосредоточен на своих переживаниях, и мысли и чувства собеседников его не особенно интересуют. При просмотре спектакля создается впечатление, что почти каждый персонаж испытывает глубокое чувство ужаса от происходящего в своей жизни: Медведенко страшится бедности, Маша страдает от несчастной любви, Сорин боится смерти.

Стремясь избавиться от этого ощущения катастрофы, персонажи пытаются найти кого-то, с кем можно было бы его разделить. Они не только открыто озвучивают свои мысли, но часто переходят на крик или даже применяют к другим персонажам силу, как бы пытаясь “докричаться” до них. Но каждый из них неизбежно сталкивается с одиночеством.

Не находя отклика у других персонажей или понимая, что среди них искать бессмысленно, герои пробуют обращаться к зрителям. К залу за поддержкой, как истинная актриса, обращается Аркадина, например, стремится найти там подтверждения бессмысленности пьесы Константина. Дважды в зал обращаются слова “Что же делать?”: сначала этот вопрос задает доктор в конце первого акта, а в конце второго их выкрикивает Нина.

Однако у Нины это вопрос скорее риторический. Видя, что привычный мир меняется у нее на глазах (работники сцены начинают передвигать декорации прямо во время спектакля), она пытается справиться с нахлынувшим ужасом: читает монолог из “Дяди Вани” и уговаривает себя, что они еще увидят “небо в алмазах”, но в этот момент необъяснимая сила хватает ее и утаскивает за сцену. Кажется, уже то, что Нина произносит слова не из “Чайки”, а совсем из другого произведения, указывает на то, что они здесь не уместны и вряд ли помогут ей как совладать со страхом, так и избежать того кошмара, который ждет ее дальше.

Еще один персонаж, который пробует уговорить себя в том, что все еще будет хорошо, это Сорин. Когда доктор говорит, что ему бы стоило бросить пить и курить, он не отвечает фразой из черновиков Чехова: “Всякий по-своему прав, всякий идет туда, куда ведут его наклонности”. Однако подобные успокоительные слова оказываются совсем не верны, поскольку уже через несколько минут Сорин падает в припадке.

Кажется, единственный персонаж, который в какой-то момент выбирает вовсе не бороться с ощущением катастрофы - это Маша. В конце третьего действия, когда начинает звучать музыка, декорации меняются, а Нина кричит от ужаса, Маша появляется на сцене танцуя. Она дерзко отвечает своему мужу на его просьбу поехать к ребенку, и создается впечатление, что “вырвав любовь из своего сердца”, она начинает упиваться своим отчаянием.

Вопрос “Откуда струятся эти таинственные влияния, которые превращают наше счастье в уныние, а надежды в отчаяние?” из “Орля” Мопассана, который звучит в спектакле, но отсутствует в тексте пьесы, кажется, является очень важным для двух главных героинь пьесы: обе, как им кажется, счастливо влюбляются в одного и того же человека, и обе оказываются им брошены. Когда Аркадина читает эти слова, уже ясно, что Тригорин теперь влюблен в Нину, а не в нее саму. Возможно, именно поэтому, вопрос о том, почему так внезапно может возникнуть чувство печали, Аркадина обращает именно к нему.

Используя текст черновиков Чехова, Люпа по-новому раскрывает ее характер: рассказ об их первой встрече с Тригориным и том, как она плакала, явно является чем-то глубоко личным и позволяет понять, что Аркадина действительно любит Тригорина. Любит так, как умеет, скорее, правда, не как живого человека, но как свою собственность.

Эпизод с чтением Мопассана следует сразу же за разговором Нины и Тригорина, где он раскрывает ей ее будущую судьбу, рассказывая историю о девушке, которую знаменитый писатель погубил от нечего делать. Когда Аркадина закрывает книгу, Нина буквально вырывает ее у нее и использует, чтобы зашифровать Тригорину послание. Однако не менее важным, чем содержание строк 11 и 12, для дальнейшей судьбы Нины оказывается уже прочитанное Аркадиной: ее недолгое счастье с Тригориным превратится в уныние, а надежды стать актрисой обернутся отчаяньем.

Отчаянье в какой-то мере, кажется, касается всех героев. После постановки пьесы Константина даже у невозмутимого и циничного доктора, возникает желание поделиться своими чувствами и быть услышанным, однако его переживания оказываются совершенно не нужны никому. Практически у всех персонажей, кроме Шамраева, образ которого так и остался для меня загадкой в этой постановке, есть моменты предельной душевной откровенности, которая так и не получает отклика. И кажется, что все эти души являются в какой-то мере отражением той самой Мировой души, которой “Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно”. Она появляется в самом начале, но слова о львах, орлах и куропатках звучат в спектакле несколько раз, как бы напоминая об ужасе, который касается всех. Кроме того, важно, что в эпизоде, взятом из черновиков Чехова, когда Нина произносит слова своей роли во второй раз по просьбе Аркадиной, она не упоминает, что это неинтересно. Видимо, пренебрежительно относиться к этому ужасу не может никто.

Финал спектакля остается открытым. Константин не стреляется, и все заканчивается тем, что они с Ниной вместе слушают музыку. Такое режиссерское решение Люпы можно трактовать по-разному. С одной стороны, можно предположить, что люди, пришедшие на спектакль, с большой долей вероятности знают, чем заканчивается пьеса Чехова, поэтому актеры могут выйти из своих ролей и как бы посмотреть на историю со стороны вместе со зрителями. С другой стороны, если Константин остается жив, может быть, можно надеяться на то, что “Будущее будет лучше, намного лучше”, как поется в песне, которой заканчивается спектакль. Однако эта же песня звучит, когда Нина произносит монолог о небе в алмазах, поэтому с большой долей вероятности и эта надежда на светлое будущее останется неоправданной.