Андраш Керн. «Кричи и плачь»: памяти Юрия Любимова

Андраш Керн, актер Будапештского театра комедии, отдал дань памяти российскому театральному режиссеру Юрию Любимову, скончавшемуся 5 октября, и поделился воспоминаниями об их совместной работе над «Преступлением и наказанием».

Дорогой Юрий Петрович,

я совершенно не понимал, чего Вы от меня хотели. Я был не глуп, но, пожалуй, слишком молод – мне не хватало опыта. К тому же, другой язык – это другое мышление. Но, пускай и путём проб и ошибок, нам удалось создать (теперь я это знаю) новый театр: более реальный, естественный, даже физиологичный… Мы многому научились. Нас «вскормил» Станиславский, до нас долетел «голос» Мейерхольда, мы видели пьесы Брехта («Добрый человек из Сычуани» в постановке Джорджо Стрелера) и «Сон в летнюю ночь» Брука, видели Тамаша и его «Студию К», но так и не смогли понять Ваших авангардных (сейчас говорят «альтернативных») политических притч. Для мирового театра Вы были революционером: мы Вас не понимали. Я не устану это повторять, ведь в моем окружении были великие умы, чьему мнению я доверял, и они – не понимали. Хотя, конечно, нашлись и те, кому удалось понять.

В 1977-м я был невообразимо счастлив, узнав, что Вы утвердили меня на роль Раскольникова в «Преступлении и наказании». Позже мне рассказали, что Вы объяснили свой выбор так: «Я вижу, как он думает». Возможно, мне просто повезло: я был так же растерян, как и другие. Я не мог поверить, что Вам нужен вовсе не тот мятущийся, тихий, бледный и красивый юноша, – таким написал его Достоевский, – которого через просторы бескрайней русской ночи гонит желание убить скупую старушку, нет! Вы предложили нам страстный монолог самоуверенного убийцы, почти фашиста. Вы не проводили психологических экспериментов в духе Отто Адама для театра «Мадач», Вам оказалось достаточно моей первой пробы со светом и музыкой, той, когда Ваши окрики обжигали меня как огонь: Вы говорили, что Вам нужен не рассказчик, а диктатор, «агитационный плакат», что мы ставим Сталина против Гитлера, даже – против Брежнева. И я не понимал, о чём речь! Я не верил, до того это было непривычно и странно, и тяжело, и чужой язык, и перевод… (прекрасный текст Яноша Эльберта). Возможно, дав мне первое предложение на русском, Вы почувствовали, какими оглушительными, кричащими, лающими показались все эти русские согласные венгру, привыкшему к длинным, мягким словам, полным гласных, и – какими сильными. Так или иначе, я должен был с ними справиться. И я расправился с ними. Во всяком случае, мне кажется, что спектакль получился впечатляющим: крики и возгласы, актерская беготня – оглушающий театр, трудный для понимания.

Но теперь-то я его понял. Мне 66, самое время. Вам было 97, и мне жаль, что я так и не сказал Вам: Вы оказались моим лучшим учителем. Конечно, кое-какой багаж у меня имелся: врожденное остроумие, вкус к литературе и театру, привитый мне ещё родителями, придурковатость вкупе с прагматичностью, классическое «британское» образование времен колледжа, склонность к аналитике и анти-сентиментализму, опыт работы в Будапештском театре комедии, и так далее. Но вот то, что театр – это про то, как по-настоящему работать, разговаривать, открывать душу, «отдаваться» своему делу, нести свой крест, доверять режиссеру, быть сильным и – снова – работать, много работать, закалять себя, учиться новым приемам и техникам, говорить на жаргоне, кричать и плакать – я научился у вас! Я не успел поблагодарить Вас при жизни, говорю «спасибо» теперь.

Андраш Керн и Юдит Халас, «Преступление и наказание».

С другой стороны, две третьих репетиций Иван Дарваш повторял мне примерно следующее: «Слушай, если получится сейчас, этот опыт останется с тобой на всю жизнь, и тебе никогда не придётся снова через это проходить». Он был прав… Не пришлось – но я не чувствую облегчения. Нет, это совсем другое чувство. И в этом – вся соль. Выше я объяснил, что имею в виду.

Спасибо за встречу!

Покойтесь с миром.

Андраш Керн

Перевод Анны Новицкой, студентки ОП «Филология» Факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ