Кевин Келли. Потрясающая работа Любимова на фестивале Summerfare

ПЕРЧЕЙЗ, штат Нью-Йорк. - Изгнанный из России режиссер Юрий Любимов дебютировал в Америке с постановкой "Преступление и наказание" в январе на сцене Arena Stage в Вашингтоне. Спустя несколько месяцев Любимов отказался ставить "Мастера и Маргариту" в Американском репертуарном театре, утверждая, что он не соответствует стандартам. Теперь Любимов вновь появился на Summerfare от Pepsico[1], где он ставит в Королевском драматическом театре Стокгольма жуткий кошмар под названием "Пир во время чумы". Это блестящее и ошеломляющее театральное произведение.

В компании с несколькими авангардными работами других режиссеров - Питера Селларса, Питера Штайна, Ливиу Чулей, Питера Брука, Ричарда Формана, Элизабет ЛеКомпт - театр Любимова это вызов так называемым "нормальным" драматургическим ожиданиям, абстракции, которая обычно развивается на основе литературного источника. В отличие от четкой симметрии общепринятой драмы, где действие А предшествует действию Б, а за ним аккуратно следует действие В, у Любимова действие постоянно прерывается. Здесь ничего не имеет четкости.

В "Преступлении и наказании" он разъял сюжет Достоевского на части, затем пересобрал его заново, одновременно усиливая философскую сторону, не теряя при этом мрачный и зловещий дух произведения, наполняющий роман. Почти то же самое происходит и в "Пире во время чумы", который представляет собой головокружительный пересказ коротких пьес Пушкина "Маленькие трагедии".

Этот метод обращения к глубочайшему уровню нашего подсознания является творческим вызовом, потому что рождает у зрителей очень личный отклик, который сильно меняется от аудитории к аудитории. Как же драматургу или режиссеру узнать,  вызывает ли он какую-либо реакцию вообще? Как найти общие точки соприкосновения в абстрактном? В последней постановке труппы Wooster Group[2] под названием "Дорога к бессмертию", показанной весной в MIT, отсылки были настолько индивидуальны и скрыты, что зрители оказались полностью оторваны от участия в происходящем. Труппе следовало бы установить на сцене знак с надписью: “Частная собственность/Вход воспрещен”. В отличие от этого, Любимов создает мир, который заманивает вас внутрь, в темное пространство, столь явственное, но в то же время загадочно недоступное - избежать соблазна невозможно. Даже если неопределенность заставляет вас сомневаться, вы все равно пересекаете порог. И попадаете в пещеру Платона, где моральные и этические сложности перекликаются с вашими тревогами и страхами. Пьесы Любимова —  он и автор сценария, и режиссер — представляют собой кошмарные видения того, как мы живем и как выживаем среди ужасов и обездоленности. Эти пьесы говорят о неизбежности смерти и о возможностях искупления.

"Пир во время чумы" включает три маленькие трагедии Пушкина, "вплетенные в структуру четвертого произведения".Театральная программка определяет действо как “образный перевод" Пушкина, а не как оригинальное произведение. Но это еще не все. Основной сюжет разворачивается вокруг восьми гостей банкета, пытающихся отвлечься  от чумы, охватившей улицы вокруг. Любимов подчеркивает драматизм происходящего, добавляя отрывок из стихотворения “Сцена из Фауста” Пушкина, а также отрывки из других его стихотворений и писем. (Можно сказать, что этот спектакль — "встреча с Пушкиным"). Три основные истории - "Скупой рыцарь", "Каменный гость" и "Моцарт и Сальери". В качестве рамки,  в свободном переложении, выступает "Пир во время чумы".

Мы находимся на открытой площади, безграничном аду. Черная стена сзади с крутыми высеченными  ступеньками, ведущими вниз к сцене, без окон, с глухим входом и дверью сверху, которая падает, как гильотина. Декорация периодически освещается разными цветами (красный, оранжевый, синий, зеленый, белый),  но затем снова становится черной. В углу –  одинокий скелет, который позже, вращая костями, поднимается к вершине лестницы. На авансцене стоит длинный, прямоугольный стол, накрытый праздничной скатертью, свисающей по краям. За столом в центре, лицом к зрителям, стоиткресло, похожее на трон, окруженное семью маленькими стульями на колесиках. Хотя на первый взгляд возникают ассоциации с Сартром, Камю и Бунюэлем, атмосфера напоминает утонченную версию – тот же стол, но без строительных лесов –  "Сурового испытания" труппы Wooster Group, где представлена  другая разновидность чумы[3].

Мрачная обстановка

Гости на банкете (“Тайная Вечеря” Леонардо да Винчи) решительно намерены избегать эпидемии, опустошающей улицы, как можно дольше. Они будут есть, пить и забываться на пиру. Пока на сцене разворачивается один за другим сюжеты сюжеты Пушкина, звучит  музыка и песни, мимо проезжает черная повозка, увозя безымянных мертвецов к невидимой яме. Все истории вращаются вокруг кладбища. Более избирательными, чем повальная болезнь, орудиями этой смерти al fresco а пиршественным столом являются недуги другого рода: яд, убийство, месть, ненависть, похоть и душевные муки. Например, старый скупой рыцарь, единственным наследником которого является расточительный развратник, "умирает, сломленный горем". Идеи, которые Любимов  подчеркивает у Пушкина, переданы в постановке двумя цитатами. Первая строка звучит из песни: она кажется легкой и непринужденной, но ее сила заключается в скрытой иронии, которая создает ощущение парящей в воздухе безысходности: ”Человеческий разум ищет Бога, но душа лишь скитается". Вторая — это момент диалога: "Нет правды на земле, Но правды нет и выше…”.

"Пир во время чумы" мрачно и неумолимо движется к  кульминации и ошеломляющему финалу. В спектакле встречаются юмористические сценки, больше всего их в "Каменном госте", где Дон Жуан играет в напористо-романтичной манере героя-любовника: он заботится о своем внешнем виде, флиртует и преувеличенно притворяется невинным. Разрозненные части находят драматическое единство в "Моцарте и Сальери", трагедии, в которой Пушкин допускает,  что Сальери мог убить Моцарта. Язык – спектакль на шведском с параллельным переводом, который звучит в наушниках — восхитителен, особенно здесь. Сальери, озлобленный недостатком таланта, считает Моцарта своим соперником, но не может удержаться от того, чтобы не сказать: "Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь." Чтобы смягчить похвалу, уменьшить ее, Моцарт отвечает: "Ба! право? может быть...Но божество мое проголодалось». Сальери с радостью бы обменял свою душу на душу Моцарта. Любимов завершает спектакль "Фаустом", который также продает свою душу за шанс снова обрести молодость. Банкет теперь находится в аду. Звучит рассказ об испанском галеоне, который отправляется в путь (парус корабля поднимается над столом). Среди прочего на борту находится болезнь современности: "То, что мы недавно получили. Пусть всё погрузится на дно..." Сцена внезапно погружается в темноту. Как уже упоминалось выше,  в трактовке Любимова  абстракция внезапно становится пронзительно реальной. Пока гости заняты отвлеченной диалектикой, мир наступает им на пятки; пока они утоляют голод, страх сочится с их губ. Они могут ненадолго сбежать от угрозы чумы, но смерть уже настигает их. И пусть Пушкин здесь больше походит на Чосера с налетом мести; пусть несчастья, изображенные на сцене, порой сводятся к злорадству над чужим горем , обнажённая истина остается неоспоримой. Задача Любимова – преодолеть неизбежную статичность повествования, и в основном это удается. Исполнение размеренно и эффектно, хотя сопоставлять перевод с бешеным накалом происходящего — это как бежать за поездом, цепляясь на ходу за последний вагон. Среди самых выразительных исполнителей можно отметить: Ян-Олофа Страндберга (Председатель пиршества, Лепорелло, Дон Карлос); Пера Мюрберга (Скупой рыцарь, Командор, Сальери); Пера Мэттссона (сын рыцаря, Моцарт); Биби Андерссон (Дона Анна, Луиза); Терселиус (Мария, Лаура); и Перниллу Остергрен (Клотильда, Смерть).

Декорации Бо Рубена Хедвалла отличаются угловатостью, строгостью и эффектностью. Мрачное, намеренно резкое освещение разработано Кристофом Козловским, а эффектное звуковое оформление  — Хансом Паулсоном (особенно в отрывках из "Дон Жуана"). Режиссерский стиль Любимова, кажется, полностью раскрылся на сцене в Перчейз, в отличие от его американского дебюта с "Преступлением и наказанием" в Вашингтоне. "Пир во время чумы" великолепен как на словах, так и на деле.

Примечания:

[1] Pepsico Summerfare  — международный фестиваль сценических искусств Государственного университета Нью-Йорка в Перчейз, который собирает выдающихся артистов и театральные труппы со всего мира.

[2] The Wooster Group — экспериментальная театральная труппа из Нью-Йорка, художественный руководитель Элизабет ЛеКомпт.

[3] В пьесе "Суровое испытание" под "чумой" подразумевается массовая истерия, вызванная страхом перед колдовством, которая разрушила жизни многих людей.