В. Кеворков. Любимов, Высоцкий и … (эссе)

Город накрыло грозой. Ливень выполоскал Москву, отмыл ее, - чистенький асфальт не оскорбляет ни окурок, ни спичка. Дышать легко. 

Не спеша иду по Нижегородской к Таганке. Там ждет меня приятель Вадим Туманов с заветным билетиком в театр. Билетиками снабжает его Володя Высоцкий, его друг.

Вадим на месте, но без билета; сейчас должен подойти Высоцкий и принести искомое. Тем для разговора хватает: Вадим хочет перетащить меня к себе на колымский золотой прииск. А я все никак.

Высоцкий подходит незаметно, радостно приветствует Вадима, а ко мне чуть настороженно. Вадим знакомит его: "Ваграм, режиссер телевидения!" Пожимаем друг другу руки, но скованность Володи не исчезает, он держится подчеркнуто скромно, интеллигентно, чувствуется, ждет разговора со мной: режиссер все-таки, да еще с ТV. Начинает, посмеиваясь: "Может, снимите меня в какой-нибудь роли?" Я бы рад! Но, увы, на ЦТ действует неписанное: можно занимать любого артиста "Таганки", кроме Высоцкого. Кто, почему породил это идиотское правило, не знаю, - но именно так: табу. При упоминании Высоцкого зав. отделами испуганно вздрагивают и отмахиваются.

Я откровенно рассказываю Володе об этом, с подробностями, он смеется: "Ничего, я их всех дожму!" И к Вадиму: "Ты ж меня знаешь!" На этих коротких фразах включается его могучая энергетика, он тут же, по нарастающей, все более азартно, рассказывает, как "убирает" чиновников. И "Мерседес", который ему подарила Марина, растаможивать не хотели, и квартиру решили "зажать", а он выколотил.

А Вадим жалуется на меня: "Вот, зову его к себе парторгом на тысячу в месяц, а он ни в какую!" - "Возьми меня!" - хохотнул Высоцкий, и смешинка застряла у всех троих. А через несколько лет я услышал с "вертушки" Володино грустное: "Мой друг уехал в Магадан!" Они крепко дружили!

Жаль, но мне пора в театр, мы пожимаем друг другу руки, я благодарю Володю, Вадима, и оставляю их.

С трудом пробившись сквозь толпу, жаждущую билетика - криком спрашивают, будто от билета зависит жизнь, - добираюсь до контролеров. Их руки, отрывая краешки билетов, мелькают, словно в конвейере; меня пробрасывает через этот кордон - сзади все напирают, идут, я попадаю в плотно населенный гудящий улей, все говорят возбужденно, слышится: "А вы видели?!" - "А это видели?!" Фойе забито и кажется огромным! 

У меня входной билет и, по совету Высоцкого, я пробираюсь на балкон: "Оттуда лучше видно!" Успеваю занять место у стенки слева, почти впереди всех, передо мной несколько человек, а позади бушующая толпа "входняков" отвоевывает зрительскую позицию. Женщина-пожарник настойчиво стремится обеспечить проход между креслами и стоящими, но вскоре, безнадежно махнув рукой, уходит.

Все гудит! "Наверное, так бывает перед революцией!"

И революция началась - театральная! На сцене - пять Пушкиных! "Коллективный" Пушкин - пять артистов "за Пушкина".

Сегодня этим не удивишь, после "Таганки" в "Моссовете" появилось несколько Теркиных, оригинальное решение Любимова стало расхожим приемом и пошло кочевать по стране. При этом главрежи-постановщики чувствовали себя новаторами, революционерами, с гордостью возглашали: "Как у Любимова!" Это подразумевало знак качества, хотя "как у Любимова" может быть только у самого Любимова. Гений не тиражируется. 

Все Пушкины ярки и точны - и портретно схожий Джебраилов, и остальные, но запомнился Леонид Филатов: градус его жизни на сцене выше, чем у других исполнителей.

А градус зрительного зала все нарастает, знакомые пушкинские строки звучат, как открытие, магия сценического действа вовлекает зрителя, делает его соучастником, еще одним Пушкиным!

"Товарищ, верь! Взойдет она..." И верится: да, взойдет! 

По ходу спектакля зал многажды вспыхивает аплодисментами: пушкинские стихи вызывают ярчайшие ассоциации с сегодняшним днем! В финале зал взрывается криками: "Браво! Браво!" - Все встают. Бушует овация! 

Это вторая гроза за вечер - очищающая гроза "Таганки!" 

Дома, все еще в накале спектакля, включаю телек. Идут новости: М. А. Суслову повесили какую-то "научную" медаль - наверное, как жандарму партии, - и он, подстегнутый наградой, кликушествует, упирая на "о": "Только марксизьмь-ленинизьмь!.." Выключаю "ящик". "Неплохо б еще и здравого смысла!"