Валерий Холопов. Как Владислав Наставшев поставил пьесу Еврипида «Медея» и почему?

Сцена оформлена минималистично и никаких декораций, кроме двух стульев, на ней нет. Благодаря этому фокус на переживаниях персонажей гораздо сильнее, чем если бы действие происходило в богатых дворцовых декорациях — тут остаются только люди. Во время просмотра спектакля у меня возникла ассоциация: сцена — как уступ на краю пропасти. И небольшой размер «уступа» сталкивает героев в конфликте, ярче выделяет их на фоне остального пространства. Герои часто нависают над этой «пропастью», откидываясь на спинках стульев — грядёт беда!

Стулья — единственные декорации спектакля, и тем больше смысловой нагрузки они несут. Расположенные один напротив другого, они создают атмосферу напряжения и даже делают пространство сцены чем-то похожим на комнату для допросов — особенно в сценах, где на стульях сидят Медея и Креонт или Ясон. В сцене притворного раскаяния Медеи стул становится ступенькой на её спине, символом заглушенной на время гордости (через которую буквально переступают дети).

О роли света. Я не сразу понял, для чего в некоторых сценах он цветной, но есть предположение: он сообщает о внутреннем состоянии Медеи, её мыслях или мотивах. Синий — хладнокровие и чувство необратимости произошедшего (весть о смерти Креонта и жены Ясона; момент убийства детей). Красный может означать страсть, злобу или другое пограничное состояние (как при встрече с Ясоном). Фиолетовый свет я трактую как смешение, сокрытие, обман — например, внешняя «холодная» покорность при внутреннем кипении чувств, когда Медея просит у Ясона прощения.

Чаще всего актёры «прикованы» к стульям по краям сцены и держатся на дистанции друг от друга, поэтому каждое сближение героев ощущается как вторжение в личное пространство, угроза, пик напряжения. Важно сказать о направлении взгляда: они чаще всего сталкиваются, сражаются в почти плоском пространстве сцены — и уходят с этой линии в основном при мысленных монологах или когда оппонент пересиливает смотрящего.

Это очевидно, но у каждого героя своя яркая пластика тела — у Медеи особенно. Горечь измены ломает и корчит её, боль и мольба складывает пополам, даже превращает в каменное изваяние (я имею в виду сцену, где Ясон пытается поднять её с коленей, а Медея застывает и не поддаётся), а в моменты приближения к Креонту и Ясону её движения слегка напоминают змеиные. Кстати, когда Медея снимает с себя и отдаёт детям пеплос — чем это не сброшенная чешуя?

О детях. Меня впечатлило, что они доставляют боль Медее своими голосами, как будто существуют в её голове (ведь они почти не двигаются во время спектакля, их основное присутствие — звук), напоминают об измене мужа и неминуемой беде впереди — и она реагирует немым криком.

В целом мне очень понравилось звуковое сопровождение спектакля и выбор музыкального инструмента. Альт идеально создаёт ощущение тягучего, страшного, гнетущего действа. А в сцене ожесточённого спора Ясона и Медеи, когда она словами «бьёт» мужа, удары по струне дополняют каждую её реплику. Здорово, когда инструмент используется так выразительно.

Мне кажется, для Владислава Наставшева в спектакле «Медея» было важно передать, насколько «заряжены» в своей борьбе герои, насколько сломаны происходящим, и максимально сфокусировать весь спектакль. То, как расположены герои, как одеты (а одеты они в чёрное), как смотрят друг на друга, с каким надрывом говорят и двигаются, — поддерживает этот фокус. Шесть актёров, один альтист, два стула, прямоугольная сцена и светящийся задник — вот и всё, что нужно, чтобы постановка заработала.

Преподаватель - Антон Хитров