Анастасия Конодо. Без предубеждения

Мой зрительский опыт сформировал у меня предубеждение: спектакль интересен мне, если наполнен движением, яркой и необычной сценографией, музыкой, драйвом и т.д. Поэтому, когда я начала смотреть «Преступление и наказание» К. Богомолова, я была настроена на тягостные и скучные три часа. Однако это время пролетело незаметно, и я поймала себя на мысли, что хочу еще. Главный вопрос для меня – почему мне понравилось? Форма – очень важный аспект постановки. Но, как писал Брехт, «форма спектакля может лишь тогда быть хорошей, когда она является формой своего содержания…»[1]. И в этой постановке она «работает» на раскрытие содержания совершенно, очень красиво (хотя красоты в плане декораций и костюмов мы как раз не видим). Я бы сказала, спектакль аскетичен: минимум декораций (просто комната, даже ни одного предмета мебели), реквизита (подушка, крест, книга… мы не видим ни топора, ни крови, ни бесчисленного количества «важных» мелочей), костюмы просты, а что самое интересное – минимальны движения. Эта статичность и внешняя простота формы помогают мне, зрителю, погрузиться в текст и в детали. Я наблюдаю за лицами, за редкими движениями, я слушаю и «обрабатываю» каждую фразу, интонацию. Я пытаюсь осмыслить музыку, которая, кажется, совершенно невпопад звучит в спектакле. Непривычные странности («В моей душе покоя нет» из «Служебного романа» и другая композиция из советского(!) фильма, возраст актеров, их поведение и речь) удерживают внимание, и заставляют нас размышлять.

Хочется подробнее остановиться на некоторых особенностях режиссерского решения. Во-первых, почему возраст актеров не соответствует возрасту героев в романе? Мать слишком молода, Соня – о ужас! Почему перед нами уже пожилая дама, а не юная девушка? Это яркий ход – так называемый «психологический» возраст героев отразился в спектакле в их внешнем облике. Таким образом передан внутренний мир, опыт героев – Соня Мармеладова, например, к своим годам действительно пережила и поняла очень многое. Ее отца же, Мармеладова, играет совсем еще молодой человек – каким и был в душе это бедный герой.  А вот в Порфирии Петровиче смущает не возраст, а его внешний вид вообще – обычно его представляют подтянутым, резвым, напористым мужчиной, а не спокойным, упитанным «дядей» (но это очень ему идет). Присмотревшись к этому герою у Богомолова, мы понимаем, что режиссер разрушает устоявшиеся образы персонажей романа не только потому, что крайне нетрадиционно подходит к выбору актеров, но и потому, что эти актеры очень неожиданно себя ведут. Или другой пример: читатель, да и зритель «привык» к нервному, измученному своей совестьютайной Раскольникову. А вот в исполнении Лысенко Родион максимально спокоен. Как удав. Только его взгляд в определенные моменты (например, когда объявили о признании Миколки в убийстве) выдает его переживания и наводит ужас на зрителя (взгляд очень неприятен, он отталкивает и пугает). Свидригайлов в спектакле не такой уж мерзкий, а вполне себе скромный, тихий и печальный человек. Итак, герои на сцене совсем не такие, какими мы их ожидали увидеть. И это позволяет нам присмотреться к истории внимательнее. Ведь, как ни странно, персонажам идут их «необычные» облики. История, обернутая в максимально аскетичную форму, не вопреки, а благодаря этому играет новыми красками! Это несомненно притягивает и заставляет хотеть продолжения после каждого антракта.

Еще один вопрос к постановке – а где преступление? Да и наказания, кажется, не последовало… В школе ведь учили: «первая часть – преступление, остальные – наказание, а еще эпилог – самая важная штука, и вообще ради него все остальное написано…». А у Богомолова ни первой части, ни последней… Мы даже заранее не знаем, кто убийца (убийство же нам не показывают!). Не знаем, что произошло (если не читали роман). То есть мы смотрим на историю глазами «других» людей, которые «не были» с Раскольниковым, когда он готовился совершить и совершал преступление (в отличие от читателя). Детали произошедшего нам рассказывают сами герои по ходу постановки. Логическая точка в спектакле – признание Родиона. Причем он признается не Порфирию Петровичу, а зрителям! Мы не знаем, что будет с ним и с остальными героями дальше. Но мы пришли ради этой последней сцены. И получилась уже совсем иная история, рассказанная по-другому (не так, как написано, не так, как снято и уже поставлено). Вот это все и не давало мне повода оторваться от просмотра. И я в очередной раз укрепилась в  мысли о том, что форма очень важна, но она сама по себе не имеет смысла, если не работает на раскрытие содержания. Новым для меня стала сама форма – ранее нелюбимая мною статика, Богомолов умудрился не просто ее реабилитировать, но и придать ей смыл, и в итоге этот спектакль затмил многие яркие с художественной точки зрения работы.

Примечание

[1] Бертольт Брехт. Театр. Пьесы. Статьи. Высказывания. В пяти томах. Т. 5/2 М., Искусство, 1965 

Майнор «Театр с нуля», преп. Елена Леенсон