Юрий Любимов: «Режиссер должен быть трепачом – такая профессия…». Беседовала Алла Шендерова

Юрий Любимов: «Режиссер должен быть трепачом – такая профессия…». Сообщил маэстро девушке с кудельками.

Казалось, в знаменитом лабиринте служебных помещений и служебных отношений Театра на Таганке я ориентируюсь неплохо. Однако беседа с Ю. П. Любимовым началась для меня обескураживающе… Договорившись через секретаря, прибегаю на Таганку. Стоя в приемной, слышу из-за двери: «Ну что же вы пишете “ДостАевский”? Чему вас учили?» Женский голос (тоскливо): «Но, Юрий Петрович, вы же понимаете, что это опечатка». Чувствуется, что настроение у Любимова кровожадное и юмористическое. «Здравствуйте, а скажите – я как режиссер интересуюсь, – это сейчас так модно? – спрашивает он, едва я переступаю порог, и указывает на мою прическу “каре” с оставленной (забавы ради) длинной прядью на левом виске. – А вы бы сделали с двух сторон и потом завязывали, как косынку (показывает на свой шейный платок). Или можно со лба…» «Как у Майкла Джексона», – замечает Давид Боровский, сидящий в углу кабинета, и приподымается, чтобы уйти. Юрий Петрович: «Это наш художник, Давид Львович Боровский. Дава, сиди. Может быть, и к тебе есть вопросы (заговорщически поглядывает на Боровского). Вас не смущает, если он поучаствует в разговоре?» И я понимаю, что проваливаюсь на экзамене, что надо сказать: «Извините, я зашла случайно – дверью ошиблась». Но неожиданно начинаю поигрывать в ту девочку, которую во мне видит Юрий Петрович, и путано объясняю про Вахтанговский театр и его предстоящей юбилей и что он как бывший вахтанговец… Начав про Вахтангова, Ю. П. моментально пересаживается на своего любимого «конька»…

Ю. Л. …Вахтанговская школа – это прекрасные традиции, которые развивал ученик Станиславского Вахтангов. И которые принял учитель. Учитель вроде бы считался мастером, создал систему целую, с которой я не согласен, – она, кроме вреда, ничего не принесла.

(Боровский пытается что-то сказать.)

Короче говоря, в мире есть много блестящих артистов, ничего они не слышали об этой системе и прекрасно играют. Все это описал М. А. Булгаков в «Театральном романе». (Сладостно улыбаясь.) Все это знают, а делают вид, что не знают. А Вахтангов любил традиции великие – Комедию дель арте, народный балаган: гротеск, карнавал – но не в смысле маски надеть и «выпилиться», а в смысле карнавального ощущения. Но вообще я не теоретик, я практик. Я даже умудрился играть Мудреца в «Принцессе Турандот». В какой-то мере моими педагогами были и Щукин, и Толчанов, и Цецилия Львовна Мансурова, и Симонов, Рубен Николаевич даже представил меня Мейерхольду. Я играл в незабвенном «Человеке с ружьем» пантомиму – юнкера, которого убивают. От Мейерхольда услышал одну только фразу: «Молодой человек, запомните: тело так же выразительно, как слово. Вы умеете двигаться – вот и развивайте это». Упор только на психологический театр привел в тупик. У театра огромная история, множество течений и направлений, а мы все это сузили тупо, и получилось как у Хрущева с кукурузой: «А она вымокаеть. Не растеть…». Да вы возьмите книгу и посмотрите все это. Лучше бы не «штучками» заниматься (указывая на мою прическу), а перелистать что-нибудь. (Прищурившись, смотрит мне в лицо). Но вы как-то киснете на глазах…

А. Ш. (бодро и официально) . Правда ли, что вы собираетесь ставить в вахтанговском «Исторические хроники» Шекспира?

Ю. Л. Это так, разговоры. Артисты – народ несерьезный. Они любят сказать для рекламы. Мне свой театр надо приводить в порядок. Все тут растащили, и не только у меня – все режиссеры воют. Но если будет серьезный разговор, может, что-то и состоится. Пока я предложил Стриндберга. Ульянов сказал: «А может, лучше “Хроники” Шекспира?» Я начал думать, что лучше «Театральный роман» – если они способны посмеяться над собой.

А. Ш. А кого-нибудь из их труппы пригласить к себе на спектакль вам не хотелось бы?

Ю. Л. Да зачем же? Я против этой «звездной» системы. Конечно, если актер свободен, почему бы ему и не сыграть? Но вот это ползание повсюду… Сейчас нашествие тараканов на Москву. Это меня не устраивает.

А. Ш. Ну, а будущее Театра Вахтангова…

Ю. Л. Это все советские отрыжки – «будущее»… Не надо загадывать, милая. Вас вели-вели в светлое будущее – и что вышло? А теперь вас ввели в рынок. Видите, вы сразу «штучку» отпустили.

А. Ш. Я бы это сделала в любой ситуации.

Ю. Л. Да? Вас бы вызвали и спросили: «А что это у вас такое?» Вот в вахтанговском театре Гриценко надел узкие брюки и узкие ботинки. И ему говорят: «Что вы! Вы, артист, народный, так ходите?!» И его «проработали», бедного Гриценко (с пафосом). А талант какой! Ни с чем не посчитались! Вот, милая, как бывает.

А. Ш. Прошлой весной была премьера «Подростка». Теперь вы собираетесь ставить «Братьев Карамазовых». Но когда-то вы хотели делать спектакль по «Бесам».

Ю. Л. Да, собирался. Но разные приключения были. Гражданства меня лишили, я работал в других странах. А сейчас так все «перебесились» – кругом «Бесы». Я уж лучше «Карамазовых» сделаю. А то будет поздно. Мне уже под восемьдесят. Могу и не успеть. Вот в чем дело-то… (смотрит на Боровского, смеется).

А. Ш. А чья будет инсценировка?

Ю. Л. Я уж ее сделал. Прочитал на труппе. Они сказали, что понравилось. Не знаю, из подхалимажа или искренно. Искренность – очень важная вещь, она теряется легко.  Все пытаются врать и пенятся. Ходят в шампуне, а его надо смывать.

А. Ш. Кто будет оформлять спектакль?

Ю. Л. Еще решается. А вот другую премьеру – «Плач по Венедикту Ерофееву» – оформляет Боровский. (Обращаясь к Боровскому). Может, напишем слово «поэма» или достаточно «плач»?

Д. Б. Посмотрим.

Ю. Л. Только вы, если будете писать, так и пишите: «Боровский сидел. Обсуждали название спектакля: “поэма” писать или “плач”». А то вы же все перепутаете!

А. Ш. Вы слишком низкого мнения обо мне.

Ю. Л. О вас, милая, мне ничего не известно. Но уровень нашей прессы… Они все время врут, все переиначивают. Иногда такая галиматья попадается…

А. Ш. Но я принесу интервью на подпись…

Ю. Л. Да я хотел бы вам и так поверит. Времени ж нет. Это вам случайно повезло.

А. Ш. А кто из братьев будет участвовать в «Братьях Карамазовых»?

Ю. Л. (с подъемом, воодушевленно) . Лучшие артисты, оделенные талантом. Их очень мало, но есть. Хотите чаю?

А. Ш. Кого вы выделяете из современных режиссеров?

Ю. Л. Штайна, Стрелера, Брука, Мнушкину, Сузуки и Харрисона. Но это все старшее поколение… А у нас – П. Н. Фоменко, Толю Васильева. Когда Васильева выгнали, мы с Давидом Львовичем дали ему крышу. У нас-то отняли, а мы всем давали углы.

А. Ш. Вы заговорили о поколениях. На Таганке сейчас два поколения – старшее и молодое – актеры, занятые в «Подростке». Чем они отличаются от старших?

Ю. Л. А это уж вы на меня посмотрите и на себя. Вы когда кудельки-то отпускаете, вы же видите себя в зеркало. Вы же журналистка, вы и напишите: «Я посмотрела на этого старика, мы с ним отличались тем-то и тем-то…» И будет интересное интервью – не по большому счету и не по маленькому, а по настоящему. А то я вам Маяковского процитирую: «Если вы делаете, то делайте под себя, а не под Маяковского». Потому что в нашей стране мы всегда делаем по-большому, потому и являемся такими зас…анцами. В туалеты наши нельзя войти. Вы извините, что я так говорю, но это, к сожалению, надо говорить. Страна наша отличается, когда прилетаешь, по запаху. А все-таки хотелось бы, чтобы тараканы бегали везде с крысами вместе. И люди были бы поприветливей. Я понимаю, что тяжело при такой низкой зарплате жить. Вы небось тоже получаете гроши?

А. Ш. (кивает) …

Ю. Л. Ай-я-яй!

А. Ш. Но, наверное, жаловаться грех?

Ю. Л. Вам? Ну и мне грех. Я ж не жалуюсь, я просто говорю, что приличное правительство не может столько платить.

А. Ш. Юрий Петрович, вы говорите об атмосфере в России и за границей. Где вам легче работать?

Ю. Л. Там. Получить работу у них труднее, потому что конкуренция острая. А работать легче. У западных актеров больше профессионализма. А мы пока еще дилетанты. Ни порядка, ни зарплаты. Вот вы спросите у Боровского. Он человек остроумный и наблюдательный.

Хотите чайку?

А. Ш. Нет, спасибо.

Ю. Л. А бутерброд?

А. Ш. Нет.

Ю. Л. А яблочко?

А. Ш. Нет. (Ю. П. разводит руками). Таганка славится поэтическими представлениями. Вам не хотелось бы еще раз, после «Доктора Живаго», вернуться к серебряному веку?

Ю. Л. Вот мы попросили Иосифа (Бродского. – А. Ш.) написать хоры к «Медее», а Иосиф как бы и завершает серебряный век. Конечно, совпадение, что нам это предложили сделать греки. Но я давно хотел сделать древних и не жалею. Вы спросите Давида Львовича – жалеет он или нет.

А. Ш. Были «Электра», «Медея» – продолжить не хотите?

Ю. Л. Я бы хотел сделать комедию Аристофана.

А. Ш. Давид Львович, вам бы хотелось оформить античную комедию?

Д. Б. Мне трудно сказать…

Ю. Л. Я ведь, знаете, не вижу ничего зазорного в работах по заказу. Иногда по заказу получается лучше, чем по зову партии и сердца. А то вот говорят («дирижируя» после каждого слова): «Вы… в душе… хотите… мечтаете… трын, брын…» (пауза). Но вы так и сделайте, чтобы все интервью было с иронией, не всерьез. Сейчас все такие серьезные, что просто оторопь берет.

А. Ш. Вы много читаете прессы?

Ю. Л. Что?! Боже сохрани! Я следую заветам булгаковского профессора Преображенского. Он говорил: «Я проводил опыт: запрещал пациентам читать советскую прессу. И у них сразу и с желудком становилось лучше, и с настроением».

Д. Б. Так ведь сейчас пресса не советская…

Ю. Л. Да те же они. Только прикидываются, что капитализм. Люди не меняются. Раньше они догоняли Америку, теперь копируют. Раньше было: не уверен – не обгоняй. Знаете почему? Обгонишь, а задница – голая. Нехорошо.

А. Ш. (надеясь переменить тему) . Какую книгу вы любите перечитывать, когда остаетесь один?

Ю. Л. Оставшись один, я стараюсь заснуть. Ибо не хватает времени. Хотя недавно я с удовольствием перечитал постановление партии и правительства о журналах «Звезда» и «Ленинград». Даже мысли появились сделать фильм «Мужчина и женщина» (лирично), которые вроде и не были близки физически, то есть Зощенко и Ахматова, но не называть их, а просто: он или она. Но вообще еще один фильм я снял бы.

А. Ш. Какой?

Ю. Л. Дело не в «какой», дело в эстетике. Мне бы хотелось сделать то, чего мне не хватает. Но это очень сложный разговор, не для интервью. Только попробовать сделать… Вот как Феллини написал Параджанову: «Я мечтал сделать фильм, который сделали вы!» («Цвет граната». – А. Ш.). Так и я все думал, когда его смотрел, что если бы был богатым, то выбрал бы кадры, сделал из них картины и развесил в своем доме. И любовался бы. Потому что я даже не могу определить, кино это или не кино. В общем, особое кино. Вот и мне хочется попробовать сделать такое кино. (Нарочито легкомысленно). Но это все так… Потом – хотел бы сыграть Сталина. Я ведь все время собирал о нем байки.

А. Ш. Но это был бы…

Ю. Л. (громогласно) . Сериал! Как «Санта-Барбара».

А. Ш. Это было бы что-то фарсовое?

Ю. Л. Секрет фирмы. Ишь ты, хитрая какая, так я и сказал. Украдут. У меня в кабинете всегда стоял макет «Гамлета», я все с ним играл, думал. Потом кто-то пришел, оказалось – режиссерша. И украла. И мне как-то сказали: «Подумаешь, это там-то уже сделали».

А. Ш. В Москве?

Ю. Л. Да не в Москве. Я это на Западе видел. Еще переругались между собой, у кого раньше. То есть сперли двое.

Кто-то заглядывает в дверь.

Ю. Л. (радушно) . Пожалуйста! Вам Давида Львовича?

Женский голос. Бориса Алексеевича (Глаголина, директора-распорядителя Таганки. – А. Ш.) у вас нет?

Ю. Л. Не знаю. Где-то был (ищет под столом).

А. Ш. Юрий Петрович, а что вы видели в последнее время в Москве?

Ю. Л. Последнее – вас!

А. Ш. Я говорю о театральных постановках.

Ю. Л. Ничего, потому что я каждый день репетирую, а вечером думаю, как сделать получше.

А. Ш. Помимо театра и кино, какой вид искусства вам близок?

Ю. Л. Отдых.

А. Ш. Это вид искусства?

Ю. Л. Неискусство – это плохой отдых. А хороший надо придумывать, искать место красивое, чувствовать природу.

А. Ш. Вы владеете этим видом искусства?

Ю. Л. К сожалению, плохо. Потому что я все время работаю.

А. Ш. Может быть, Давид Львович хочет что-то добавить?

Ю. Л. Давид Львович молчалив. Он считает, что художник должен работать руками и головой, а режиссер должен быть трепачом. Такая профессия – шарлатанско-авантюристическая.

А. Ш. Вы себя считаете шарлатаном и авантюристом.

Ю. Л. В какой-то степени, наверное. Но стараюсь работать честно, не халтурить. Вот спросите у Давида Львовича. Чего вы у него не спрашиваете?

А. Ш. Юрий Петрович, а вам хотелось бы сейчас написать автобиографическую книгу?

Ю. Л. Автобиографическую? Нет!

А. Ш. А какую?

Ю. Л. А так что-то… Как я жил-жил, смотрел-смотрел и вот что я высмотрел. Но вообще тут все пишут – страна такая.

А. Ш. Спасибо, Юрий Петрович. Надеюсь, я вас не очень разочаровала?

Ю. Л. (устало) . Ну что вы! Только вот «штучку» срежьте или сделайте как у Майкла Джексона.

…В приемной я смотрюсь в зеркало. Высчитываю, сколько лет между мною и Любимовым. Давид Львович выходит прощаться в коридор и говорит «до свидания» как «извините». Вспоминаю: «Но вы так и сделайте, чтобы все интервью было не всерьез…»

За девушку с кудельками

Алла Шендерова