Е. Леенсон. Пушкинский текст в спектакле Ю. П. Любимова «Борис Годунов»

Юрий Любимов. Театр Жизни. Международная научная конференция к 100-летию Ю. П. Любимова.
Составитель: Е. Н. Глаголева. М.: 2019

Перед читкой «Бориса Годунова» в Театре на Таганке Юрий Петрович говорил:

«Утвердилось мнение, что “Годунов” – трагедия несценичная, только для чтения… я все никак не решался приступить, хотя уже оперу Мусоргского [в Ла Скала] ставил… Мне показалось, что я набрел на какой-то интересный ход… И теперь, по-моему, я могу ставить» [1].

В другой раз на репетициях режиссер признавал: «…мы, драматические театры, в долгу перед Пушкиным. <…> Надо понять, …почему текст не звучит. Наверное, потому, что нарушают эстетику и желания покойного автора» [2].

Вот это сохранение эстетики и следование желаниям Пушкина было для Любимова принципиальным. И все его новаторские приемы, «интересные ходы» на самом-то деле были ничем иным, как возвращением к «покойному автору».

Странно и непривычно и это наименование – «покойный автор». Так говорят о близком знакомом, родственнике, но вряд ли – о классике. Впрочем, и Пушкин, и Шекспир, и Брехт всегда воспринимались Юрием Петровичем именно как добрые знакомые. В театре отмечались их дни рождения и дни памяти. И не было никакого ложного пиетета.

Так что же это было за новое решение? Спектакль ставили на новой сцене, хотя, как говорил режиссер: «при таком решении его можно играть и на улице». Артисты были одеты в костюмы разных времен и народов. Кто-то в кожанке времен гражданской войны, кто-то в шинели и в ватнике, а кто-то – в камзоле. Почти все время на сцене присутствовала группа артистов, которые то и дело, на манер античного хора, вступали в действие – танцем ли, песней ли, или просто отдельными возгласами. То есть речь шла о решении площадном. Роль народа исполняли в спектакле в том числе музыканты из ансамбля Дмитрия Покровского.

«Я пять вариантов сыграл в башке, – объяснял Юрий Петрович. – Но когда я набрел на решение “площадное”, понял, что могу репетировать. Ход этот очень наивен, но имеет истоки древние, народные: они и в античном, и в китайском театре» [3].

На обсуждении спектакля, которое состоялось в театре 7 декабря 1982 года, Б. А. Можаев говорил: «Идя за текстом А. С. Пушкина, он просто и точно разрешил суть этого спектакля — это народное представление, и пьеса сыграна на площади в гуще народа. Естественно, говорит нам постановщик, здесь нет никаких декораций. Они и не нужны — это площадь. Зато нужен сам народ. Нужна труппа, нужен тот самый коллектив, который воедино спаян и делает свое дело, как единозвучащий оркестр. Точно в целом и в отдельности все продумано и представлено,как должно представляться в народном представлении.

Любимовское «площадное» решение действительно не противоречило Пушкину. Ведь сам Александр Сергеевич писал, что «драматическое искусство родилось на площади» [4]. И что «величайшие драматические писатели» [5] не придерживались правдоподобия, то есть совсем не обязательно одевали своих героев в костюм, соответствующий времени и месту. Поэтому необычная постановка «Бориса Годунова» на сцене Таганки без всякого налета традиционности, действительно не противоречила Пушкину, а лишь переводила его мысль на язык театральности.

Большое внимание Юрий Петрович уделял зрительному восприятию спектакля. Например, активно использовали театр теней. Это было типично для Таганки, но это, по мнению режиссера, соответствовало и эстетике Пушкина. «Спектакль будет построен на театральных метафорах, на знаках, — размышлял Юрий Петрович. — Допустим, Шуйский во время рассказа об убийстве младенца Дмитрия может бросать актеров на сцену и брызгать их кровью. Я вижу силу театра не в литературности, а в визуальном ряде. И все это, как мне кажется, не противоречит Пушкину. Это близко его эстетике» [6].

Одна из таких ярких сценических метафор в спектакле — «худое, ржавое ведро» [7], из которого льются струйки воды. Ведро это заменяет фонтан в той сцене, где встречаются Гришка Отрепьев и Марина Мнишек. И в том числе благодаря этому образу пафос сцены снижается, мы видим истинную цену той роскоши, к которой стремится Мнишек.

Теперь скажем о некоторых изменениях в тексте, которые были сделаны при переносе трагедии Пушкина на сцену Таганки. Неудивительно, что в сценарии спектакля есть сокращения — Юрий Петрович, который, с одной стороны, всегда относился к тексту крайне внимательно, учил актеров обращать внимания на каждый знак препинания и его соблюдать, с другой — как правило, старался сократить оригинальный текст, и «Борис Годунов» здесь не исключение. Хотя на самом-то деле в сценарии «Бориса Годунова» относительно текста трагедии таких сокращений не так-то и много, и они, в основном, вспомогательные. Так, например, по понятным причинам, в спектакле сильно сокращена сцена «Равнина близ Новгорода-Северского», которая почти полностью написана Александром Сергеевичем на французском и немецком языках. Кое-где в сценарии спектакля выпущены отдельные строки, реплики персонажей. Во многих случаях сделано это из соображений сугубо практических — например, у Пушкина тот или иной персонаж уходит и сообщает об этом другим, а в спектакле он остается на сцене. А значит и не должен говорить об уходе. Эти небольшие, по сути технические сокращения мало нам дают для понимания художественного метода Любимова. Намного интереснее, что в спектакле, напротив, добавлено.

Так, в сцене «Красная площадь», где народ ожидает своей участи, в то время как Годунова уговаривают взойти на царство, вставлены реплики народа (эти реплики выделены жирным шрифтом):

Щелкалов (с Красного крыльца)

Собором положили

В последний раз отведать силу просьбы

Над скорбною правителя душой.

Народ (как шум волны)

…Над скорбною правителя душой.

Щелкалов

Заутра вновь святейший патриарх,

В Кремле отпев торжественно молебен,

Народ

… торжественно молебен,

Щелкалов

Предшествуем хоругвями святыми,
С иконами Владимирской, Донской,

Народ

… Владимирской, Донской,

Воздвижется; а с ним синклит, бояре,
Да сонм дворян, да выборные люди

Народ

… да выборные люди

Щелкалов

И весь народ московский православный,
Мы все пойдем молить царицу вновь,
Да сжалится над сирою Москвою
И на венец благословит Бориса.

Народ

…Бориса!

Щелкалов

Идите же вы с богом по домам,
Молитеся — да взыдет к небесам
Усердная молитва православных.

Гос-по-ди услы-ши мя по-ми-луй мя Гос-по-ди

В этой сцене народ не только эхом откликается на вести Щелкалова, но и тут же живо выполняет его просьбу-приказание молиться о том, чтобы Борис согласился венчаться на царство.

Подобные молитвенные песнопения и зеркальные народные отклики, добавленные в сценарий, встречаются не только в этой сцене, и они, разумеется, вовсе не сокращали спектакль, а, напротив, удлиняли. Поэтому нельзя сказать, что, работая над текстом трагедии, режиссер думал лишь о сокращениях, дескать его основной целью был конспективный пересказ основной сути пушкинской драмы для зрителя (заметим в скобках, что классический общеизвестный текст «Бориса Годунова» и не нуждался в подобных пересказах, и постановщик вполне мог себе позволить пропустить логические звенья).

Есть и более существенные добавления. Так, после сцены «Красная площадь» в спектакль вставлен фрагмент, исключенный Пушкиным из печатной редакции, как считается, по цензурным соображениям. Это сцена «Девичье поле. Новодевичий монастырь», в которой народ сам просит Бориса стать царем. Народ в этой сцене послушный и невежественный. Ему все равно, зачем и о чем плакать. И в этой своей послушности перед сильными мира сего вполне может дойти до жестокости, и даже баба и бросает ребенка «об земь», чтоб плакал, ежели на то господняя воля:

Один

(тихо)

О чем там плачут?

Другой

А как нам знать? то ведают бояре,
Не нам чета.

Баба

(с ребенком)

Ну, что ж? как надо плакать,
Так и затих! вот я тебя! вот бука!
Плачь, баловень!

(Бросает его об земь. Ребенок пищит.)

Ну, то-то же.

Один

Все плачут,
Заплачем, брат, и мы.

Другой

Я силюсь, брат,
Да не могу.

Первый

Я также. Нет ли луку?
Потрем глаза.

Второй

Нет, я слюнёй помажу.

Эта сцена демонстрирует, что послушность народа на самом-то деле показная, ее не очень стоит принимать на веру – народ может переметнуться в любую секунду, и переменчивость эта опасна. То, что Любимов включил эту сцену в спектакль, закономерно. Ведь она крайне важна для раскрытия характера персонажа, который и для Любимова, и для Пушкина, едва ли не главный, и имя этому персонажу – Народ.

Дух «народности» в спектакле «Борис Годунов» передавался еще и благодаря общению с залом. Режиссер во время репетиций не раз просил актеров поддерживать контакт с залом: «Я тут больше бы общался с залом. Как в народном театре, в котором из зала выхватывают. Надо идти на прямой контакт: “Да ведают потомки православных…” [8]. Надо потомкам свою историю знать»[9]. В некоторых местах в сценарии спектакля стоит рукописная помета: «Речь обращается в зал». Такая помета есть, например, рядом с монологом персонажа трагедии Пушкина, в котором речь идет о замученных в изгнанье знатных родах, впрочем та же участь уготована тем, кто сегодня на свободе:

Знатнейшие меж нами роды — где?
Где Сицкие князья, где Шестуновы,
Романовы, отечества надежда?
Заточены, замучены в изгнанье.
Дай срок: тебе такая ж будет участь.
Легко ль, скажи! мы дома, как Литвой,
Осаждены неверными рабами;
Всё языки, готовые продать,
Правительством подкупленные воры.
Зависим мы от первого холопа,
Которого захочем наказать.

Ясно, что у зрителей Таганки эти строки должны были вызвать ассоциации вовсе не с событиями российской Смуты, а с реалиями советской эпохи. В том числе благодаря таким обращениям в зал происходило осовременивание Пушкина, которого так боялись чиновники и которое так дорого обошлось и спектаклю «Борис Годунов», и его режиссеру, и всему театру.

Как уже было сказано, ткань спектакля Любимова была пронизана разнообразными народными песнями в исполнении ансамбля Покровского. Таким образом хор-народ откликался на то, что происходило на сцене. Например, в разговор Пимена и Григория (сцена «Ночь. Келья в Чудовом монастыре») вклинивалась песня «Ай, да растворите вы мне темную темницу…». В сцене «Кремлевские палаты» после слов Годунова, приглашающего всех на пир по случаю его воцарения, неожиданно звучала народная песня «Пойду-выйду на улицу да разыграю хоровод». Народное веселье с песней продолжалось и в тот момент, когда князь Шуйский отрекался от сказанных ранее слов о виновности Годунова в гибели царевича Димитрия. И даже знаменитый монолог Бориса «Достиг я высшей власти…» неожиданно прерывался песней «Ездил-ездил русский царь, православный государь». Это несколько измененные слова из песни на стихи Н.П.Огарева «Жил на свете русский царь…». Речь в ней о том, как обман царя, якобы освободившего крестьянина, стал причиной восстания и пролитой крови. При этом слог песни стилистически снижен, «русский белый царь, православный государь» в ней показан карикатурно. И хотя в спектакле Любимова звучала лишь первая строка этой песни, ее несколько издевательская интонация была слышна и здесь. И вроде бы совершенно не вязалась с высоким слогом и глубоким психологизмом монолога Бориса. Но это только на первый взгляд. На деле же карикатурность, народная, залихватская интонация песен лишь придавала сценам спектакля шутовской народный контекст, являя таким образом сниженный, народный языковой пласт трагедии, песни эти делали ткань спектакля более сложной и многогранной.

В некоторых случаях постановщик перекладывал на традиционные для народных запевов мелодии слова пушкинского текста. Например, в трагедии Пушкина дочь Годунова Ксения плачет по погибшему жениху: «Милый мой жених, прекрасный королевич, не мне ты достался, не своей невесте, а темной могилке на чужой сторонке. Никогда не утешусь, вечно по тебе буду плакать». Любимов оставляет эти слова, но перекладывает их на традиционный однообразный мотив народного плача. Таким образом он вовсе не противоречит Пушкину — просто переводит слова Ксении, по синтаксису и интонации вполне подходящие для плача, на язык сцены, тем самым раскрывает те смыслы и возможности, которые заложены в них Пушкиным.

Особенно много народных песен в бытовых сценах спектакля, которые написаны Пушкиным прозой. Например, в сцене «Корчма на литовской границе». Напомню, Гришка Отрепьев вместе с монахами доходит до литовской границы. Вместе они заходят в корчму, и хозяйка подносит им вина. Монахи пьют, после чего один из них, Варлаам, затягивает песню: «Иванов монастырь становился / Молодой черенец провострился…» (У Пушкина в этом же месте Варлаам запевает песню «Как во городе было во Казани…»)

Эта песня, как и другие песни в спектакле, придает дополнительную «народную краску» происходящему на сцене. Перекликается с характерами героев, по-своему их раскрывает.

Можно сказать, что функция песен в спектакле Любимова сходна с функцией народных песен в «Капитанской дочке». Вспомним, сколько народных песен, присказок и прибауток поместил Александр Сергеевич в эпиграфах к главам поэмы, да и обыграл в самом тексте. И, конечно, не так уж и важно, что «Капитанская дочка» посвящена другой эпохе — эпохе Пугачева. Намного существеннее, что оба произведения — и «Борис Годунов», и Капитанская дочка» — написаны на историческую тему, и оба повествуют о времени для России тяжелом и смутном. В «Капитанской дочке» — один самозванец, в «Борисе Годунове» — другой. Но и там, и там речь идет об испытании властью и ее пределах, о свободе и несвободе, а главное — о том, как вопрос самовластия по-своему решает народ. В общем-то, в широком смысле «Капитанская дочка» и «Борис Годунов» — произведения на одну и ту же тему. И Любимов, осознанно или интуитивно, использует прием самого Пушкина из «Капитанской дочки» при постановке «Бориса Годунова», использует, конечно, по-своему, реализуя при этом возможности сцены. И все же это пушкинский прием, пусть и изложенный с помощью художественного языка режиссера.

Таким образом мы видим, что «пушкинский текст» в самом широком смысле этого слова, если под «текстом» понимать и слова, и художественный метод, и основной смысл трагедии, действительно ставится Юрием Петровичем во главу угла, несмотря на все видимые изменения и даже вольности в спектакле.

Примечания

[1] Читка «Бориса Годунова» Ю. П. Любимовым от 23.01.1982.

[2] Стенограмма репетиции спектакля «Борис Годунов». 8 февраля 1982.

[3] Там же.

[4] А.С. Пушкин. О народной драме и о «Марфе-посаднице» М.П.Погодина.

[5] Там же.

[6] Читка «Бориса Годунова» Ю.П.Любимовым от 23.01.1982.

[7] Так ведро описывается в сценарии спектакля.

[8] Слова из монолога Пимена: «Еще одно, последнее сказанье…»

[9] Стенограмма репетиции спектакля «Борис Годунов». 8 февраля 1982 г.