Пётр Лобанов. Три части спектакля. Необъяснимая связь

группа БЖУР 181
Сцена – огромное черное полотно, на котором всплывают пятна света – люди со своими историями. Эти пятна, как звезды в небе, – яркие, их много, но все они – лишь крупицы в мироздании, и рано или поздно им суждено потухнуть. В своей работе «Молчание» Метерлинк писал «Когда нам действительно есть, что сказать друг другу, мы обязаны молчать». На фоне этой мысли  «театр крика»  первой части спектакля (а она воспринимается именно так) впечатляет еще сильнее, чем могла бы.

Лаконичные, голые, бетонные стены с узкими лестницами, вытянутые окна в духе католических храмов, тяжелая металлическая дверь. Весь этот массив как будто «перекрывает» мольбы и чувства персонажей — словно они в заточении. А значит,  их вопрошания останутся здесь – в мрачном, лишеном постоянного света и надежды, пространстве, которое отсылает к средневековью – эпохе мрачной, разрушительной, но при этом полной таинственной сказочности. И хотя три части постановки различны по сюжету, все они пронизаны мучительным страхом смерти, осознанием неотвратимости ее прихода.

В первой части несущей смерть оказывается могущественная королева; ее никто не видел,  но тень на стене от скрюченной руки, которую принадлежащей героям, заставляет представлять себе именно ее. .

«Смерть Тентажиля» кажется самой жуткой частью спектакля, местами напоминающей хоррор-произведение:помощницы королевы в костюмах медсестер с бесноватыми глазами, тревожное красное освещение, болезненность утраты родного человека. Неизбежность и бессилие достигают апогея, когда Тентажиль просит сестру открыть дверь, но сделать у нее это не получается. Все, что ей остается – это слушать, как смерть пожирает ее брата. «Монстр! Монстр! Я плюю на тебя!» - с надрывом кричит сестра Тентажиля и режет себе руки разломанным мечом. Любовь к брату и некоторая истеричность – это все, что мы знаем про Игрен. Вообще все, что мы знаем о персонажах,  обусловлено их трагическим финалом. По большому счету мы незнакомы с их характерами, мало знаем об их прошлом. Все, что есть у зрителя – это тревожное ожидание и неприятное предчувствие – как бы герои ни сопротивлялись, судьба все равно возьмет верх.

Вторая часть спектакля «Там внутри» построена на чудовищном контрасте семейной идиллии и смятении двух персонажей, не принадлежащих семье. Пространство, в котором находится семья утопленницы, наполнено блаженным, желтоватым светом, а аркообразное помещение создает ощущение округлости, душевной свободы, открытости Богу....

Как донести жуткую весть до родственников утонувшей девушки? Как стать послом смерти?

Пространство сцены напоминает картину. Передвигаясь по лестнице сверху вниз, актеры словно скользят по плоскости – сценография позволяет перемещаться по вертикали – такой эффект возникает при просмотре.

В целом, сцена напоминает смесь двух эпох на одном полотне. Строгий средневековый мотив и более человеческий светлый оттенок.

Как и в предыдущей части, действие заканчивается криком и ужасом потери, но на этот раз все это остается за стеной, зритель не слышит, а только видит страдания семьи. Уберечь от болезненной правды невозможно, время может только отсрочить печаль. Спящий на протяжении всего действия ребенок так и остается не осведомленным о гибели сестры. Но что будет, когда он проснется?

Третья часть наполнена аллюзиями не меньше, чем предыдущие две. Как трогательна Алладин, когда она бежит прочь от Паломида. Упавший в ров ягненок символизирует и ее падение – рабыня потеряла невинность. Тени, намеки, скрытые от персонажей,  носят призрачный характер.  Всплывающая в момент объяснения героя с Астолайн картина Ян ван Эйка «Поклонение агнцу», выступает своего рода божественным доказательством  искренней любви Алладин к Паломиду. Однако от этого символа остаются лишь разлагающиеся куски — их они позже найдут в пещере, как ничего не останется и от любовных отношений двух несчастных. Их любовь так же искалечена, истерзана судьбой. Невозможность быть вместе наполняет их существование, влюбленные даже умирают порознь, разделенные стеной.

Стоит отметить и органичное звучание музыки на протяжении всего спектакля. Иногда партии и мотивы повторяются – наверное, потому что скорбь звучит одинаково. Но тонкие связи между тремя историями и судьбами персонажей устанавливаются не только благодаря музыкальному сопровождению и схожим костюмам. У этих трех либретто много общего. Изначально написанные для театра марионеток произведения даже на большой сцене сохранили главную мысль. Человек – куколка на веревочках в руках судьбы. Но самое главное –  все три части про неизбежность смерти. Молчание и тени – это то, что мы не можем услышать, полностью увидеть и почувствовать. Возможно, это и есть те недосягаемые глубины человеческой души, которые скрыты, невидимы, но оттого вездесущи. В спектакле мы не видим саму смерть. Только боль, которую она порождает.

Преподаватель - Елена Леенсон