Валентина ЛЬВОВА. Юрий Любимов дал публике потоптать Булгакова

«Комсомольская правда», 2001, 26 апреля

М.Булгаков. Театральный роман. Театр на Таганке, постановка Юрия Любимова. В ролях: В.Золотухин, Ф.Антипов, Д.Мулляр, А.Граббе.
***
Предваряя свой "Театральный роман" предисловием, Михаил Булгаков писал о том, что к нему случайно попала рукопись некоего Максудова, с эпиграфом "Коемуждо по делом его...". Эпиграф Михаил Афанасьевич вроде бы и снял, обозвав его "претенциозным, ненужным и непонятным", но прозвучать ему - лукаво - дал. Как и отстранился - не менее лукаво - от собственного текста, сообщив, что "ни таких театров, ни таких людей, которые выведены в произведении покойного, нигде нет и не было".
- Были-были, - весело зашумели умные потомки, прочитав в "Театральном романе" историю, как маялся сам Булгаков во МХАТе со своими "Днями Турбиных", пытаясь понять, зачем нужна "система" Станиславского и как, собственно, может жить театр, в коем отцы-основатели Станиславский и Немирович-Данченко даже и не разговаривают друг с другом десятилетиями. Текст стал восприниматься как веселая и грустная одновременно карикатура. Таким он предстал и в постановке Юрия Любимова.
Смотреть этот спектакль - все равно что разглядывать старую картинку Кукрыниксов, приклеенную, скажем, к этюду Леонида Пастернака: шарж чередуется со сценами из "Дней Турбиных", регулярно по сцене бегает хитрый мужичонка в маске Сталина (говорит он, разумеется, с кавказским акцентом), в начале звучит гимн СССР (со старыми словами, привет Виктюку, недавно запустившему гимн в спектакле "Наш Декамерон"). Периодически актеры, взявшись за руки, поют, что они длинной вереницей идут за синей птицей. Временами звучат шутки на злобу дня, что-то типа "В Отечестве назначено Единство". Немирович-Данченко, он же - Аристарх Платонович по "Театральному роману" поминает всуе СМИ. В общем - все как всегда на Таганке: плакатность, зычность, политика...
Драматургов Максудовых, от лица которого ведется повествование "Театрального романа", у Любимова два. Один - вроде персонаж. Другой - временами сам Булгаков. Оба маются, перед обоими - стенка, которую не прошибить: режиссер, который вот-вот искорежит пьесу, тень усатого вождя, от которой нигде не спрятаться. Только один сломается, прыгнет с моста, другой останется в театре. Театр благодарности особой не выразит: Станиславский и Чехова-то отправлял домой, чтоб под ногами не путался... Что станет с Булгаковым - известно.
Однако проблема "автор-режиссер + бесправные актеры" не исчезнет со смертью Станиславского или Булгакова. И вот уже Любимов поправляет из зала Золотухина, который изображает Ивана Васильевича (он же - Станиславский). Снова и снова зрителю дают понять, кто хозяин, а кто марионетка. А человек в маске Сталина, взобравшись на коня, посветит фонариком на лица актеров - точь-в-точь, как делает это Любимов, укрывшийся в темноте зрительного зала.
Последний штрих: со сцены в зал постоянно летят листки. Публика, уходя со спектакля, поневоле по этим бумажкам топает. И обойти бумаги нет никакой возможности - толпа напирает. Между тем, присмотревшись, можно опознать на листах булгаковский текст. Мы прошлись по нему, безразлично спеша к вешалке, по воле режиссера-провокатора. Это то единственное спасибо, которого автор может дождаться от театра... И это ли "коемуждо по делам его..."?