Тонино Гуэрра. / Сост. Лариса Максимова

“STORY”, 2010, март, № 10

Рубрика: Толковый словарь

Величие

Знаю, что величие дается человеку уж точно не за эрудированность, даже не за оптимизм духа. Да и время — строгий судья, может разрушить любой успех, любого человека, впрочем, как и наоборот, может сделать человеку славу — в общем, время все ставит на свои места. У меня самого такое было. Когда вышел фильм, который мы сделали с Антониони, «Красная пустыня», я чувствовал себя неловко, мне он не нравился. А потом прошло какое-то время, у этого фильма — после реставрации — была вторая премьера. И я вдруг понял, что это гениальная картина! Единственный по-настоящему цветной фильм в мире. Раньше я скептически относился к тому, что Антониони красил переулки, в которых шли съемки, менял цвет пейзажа, деревьев, гранаты мог сделать белыми… Тогда мне это казалось диким. И сколько лет пришлось прожить, чтобы понять уникальность этой работы с цветом!

Деньги

Богатство никогда не сможет утешить меня, потому что я не обладал им в детстве. Сейчас для всех деньги — это Бог, о деньгах говорят больше, чем о чем-нибудь другом. Я это почувствовал и в Москве. Деньги всегда играли важную роль в мире, но сегодня они заменили духовность. Это то, с чем невозможно спорить.
Я был очень богат, мне платили больше, чем всем другим сценаристам в мире. Но я так много работал, что даже не заметил,
как я богат. Все денежные вопросы за меня решал мой адвокат. Но вот уже шестнадцать лет как я живу в маленьком городке Пеннабилли и не жалуюсь. В Сант-Арканджело я придумал и оформил ресторан, который приносит полмиллиона евро ежемесячно, но я от этого ничего не имею. От пенсии, после всех выплат, остается пятьсот евро. По итальянским законам я продолжаю выплачивать алименты своей бывшей жене, хотя развелись мы больше тридцати лет назад… А тратим мы с Лорой на жизнь каждый месяц минимум пять-семь тысяч. Поэтому все время приходится разыскивать деньги. Поэтому я жду, когда наконец наступит нищета — это будет счастливый момент. Наконец, не нужно будет ничего добывать.

Деньги не приносят счастья, но несомненно они дают спокойствие и стабильность. Но спокойствие и стабильность приносит и мир в душе. Самые прелестные вещи, самое большое удовлетворение всегда достаются через трудности, через работу. Я рос в крестьянской семье, и деньги к нам всегда приходили, как вознаграждение за тяжелый труд. Радость доставляет преодоление, а деньги лишают необходимости трудиться и преодолевать.

Еда

Я всегда говорил, что мы едим детство. То, что мне готовила в детстве мать, и есть моя еда. И я ее ищу по всему миру, пробуя другие блюда, чтобы убедиться — больше всего люблю именно то, что составляет вкус моего детства. Какой был вкус у моего детства? Ну, вот, к примеру, на севере Италии спагетти были в дефиците, их подавали в домах только в пятницу. Поэтому моя мама готовила очень вкусные супчики и тушеное мясо, завернутое в помидоры. Потом, каппеллетти, па-сатели — все это разновидности бульона. Например, в каппеллетти кладутся клецки, слепленные из сыра пармиджано, лимона и хлеба. Это очень вкусно.
Когда я был в плену в Германии, я накормил всех словами. Мы очень голодали, и тогда я стал рассказывать рецепты замечательных блюд. Мы все собирались за столом и представляли все то, что я называл, разложенным по тарелкам. Я говорил —вот сейчас я замесил тесто, потом нарезал лапшу, вот бросаю в воду… Кто хочет добавить пармиджано? Кто хочет добавки? Все это голодный человек рассказывал таким же голодным людям. И нам всем казалось, что мы едим настоящую еду и становимся сытыми.
А еще был такой случай. Я возвратился из плена. Сошел с поезда. Меня встречал отец, с которым мы не виделись много лет. Он стоял и курил на перроне. Я подошел к нему, и первое, о чем спросил меня отец, было: «Ты не голоден?»

Иллюзии

Одна русская балерина, которой было уже 70 лет, и она вела танец в школах, однажды покорила совсем молодого человека своей высокой и еще стройной фигурой. И он последовал за ней.
Тогда она бросилась к дому, чтобы он не смог догнать ее. И взволнованная, тяжело дыша, закрылась в квартире. Молодая дочь спросила, что с ней случилось.
«Удивительная история, — ответила старая мать. — За мной следовал юноша. Я не хотела, чтобы он увидел мое лицо и разочаровался бы моим возрастом. Посмотри
в окно, стоит ли он там внизу?» Дочь подошла к окну и увидела старика, который смотрел вверх.

Любовь

За два дня до смерти Федерико Феллини сказал: как хочется влюбиться еще раз! Он говорил не о женщине, он хотел сказать, что любовь — это один из волшебных моментов в жизни. Когда ты любишь, ты перестаешь быть просто человеком, а становишься ароматом. Ты не ходишь по земле, а паришь над ней. Вот это состояние влюбленности и есть главное в жизни. И неважно, во что ты влюблен — в женщину, в работу, в мир или в жизнь… Любовь — это не радость и не печаль, не награда и не испытание, а все вместе это путешествие в сказочную и волшебную страну, тропинка к тайне, которую предстоит открыть. Любовь всегда уходит, все имеет свой конец. Но одно состояние всегда переливается в другое, и это другое может быть более сильным чувством, чем влюбленность. Сегодня браки недолговечны, и бывшие влюбленные лишаются великого открытия — как это прекрасно идти вместе, держась за руки, к смерти. Многим кажется, что новые отношения принесут более сильные ощущения. Это не так. В итальянском языке есть такое слово, которое невозможно перевести на русский, — «волер де-не». Дословно это означает — хотеть хорошо. Есть «амаре» — любовь, а есть «волер дене». Это когда к человеку относишься так, что нет никого ближе его. «Амаре» держится на физическом наслаждении. Самое сильное чувство на земле — это когда «амаре» перерастает в «волер дене». Нет ничего более важного на земле, чем чувство «волер дене». Оно приходит только через годы, прожитые вместе, и эти годы не должны унести доверия. Потеря такой долгой связи более трагична, чем потеря любви и уж тем более физического наслаждения. Потеря «волер дене» —
это и есть настоящее, глубокое одиночество, абсолютная пустота. Мне посчастливилось пережить «волер дене». Мне будет девяносто, а рядом со мной Лора — моя жена, которую я нашел в России более тридцати лет назад.
Я встречался с удивительными историями любви. Я родился и живу там, где стоит замок Франчески да Римини, которую Данте поселил в Сант-Арканджело. Там она любила Паоло, там муж Франчески убил влюбленных. И поскольку все это произошло в десяти шагах от моего дома, нет истории любви для меня более яркой и близкой. Огромное «волер дене» было между моим величайшим другом Федерико Феллини и Джульеттой Мазиной. За Феллини ухаживали все женщины мира, но его последний жест был подлинным гимном любви к Джульетте — практически парализованный он сбежал из клиники, когда узнал, что она умирает в больнице в Риме. Он преодолел пятьсот километров и лег с ней рядом. А когда умер Феллини, не стало и Джульетты.

Неписаные законы

У меня был друг. Крестьянин Элизео. Он жил на краю деревни, у реки. Как-то я его спросил: «Бог есть?» Некоторое время Элизео молчал, а потом произнес: «Сказать, что Бог есть — может быть неправдой. Но если сказать, что его нет — это может оказаться еще большей неправдой…» Красиво, да?
Моя мама не могла ни читать, ни писать. Но однажды я услышал, как она вслух что-то произносила по-латыни. «Мама, вы понимаете латынь?» — спросил я ее. «Я не понимаю, — ответила она. —Но Бог поймет…» А не так давно я перечитывал Флоренского. Он пишет, что если христианин будет читать молитву, пусть даже не до конца ее понимая, — его слова все равно дойдут до Господа. Вот, пожалуйста, великий философ и неграмотная женщина по-разному,
но пришли к одному пониманию жизни. Жизнь полна неписаных законов, каждый пытается их разгадать. И озарения могут прийти к человеку даже из грязи.

Ожидание

Он был так влюблен, что не выходил из дома и сидел у самой двери, чтобы сразу же обнять ее, как только она позвонит в дверь и скажет, что тоже любит его. Но она не позвонила, а он сделался старым. Однажды кто-то тихо постучался в дверь, и он испугался и убежал, чтобы спрятаться за шкаф.

Свобода

Человек не может быть абсолютно свободен. Человек несвободен от болезни, от влюбленности, от своих страхов или привязанностей. Вот я, к примеру, абсолютный раб слова и поэзии или каких-то вещей, которые меня очаровывают. Вот только что я побывал в Петербурге. Город меня заворожил. И я теперь не понимаю, как смогу жить вдалеке от него. Я лишился кусочка своей свободы, я стал рабом этого города. Человек всегда раб чего-то. Поэтому я не очень понимаю, как кто-то может сказать — я свободный человек.
Есть другой смысл в понятии свободы. Я приезжал раньше в СССР и теперь часто бываю в России. Несомненно, это стала другая страна, если судить по людям. Они по-другому выглядят, смотрят, одеваются. У них другая походка. Я ужинаю в Москве в прекрасном ресторане с милыми и свободными людьми и думаю о том, что старики в России получают не больше двухсот ев-ро в месяц. Они не могут прийти в этот ресторан. Они не могут сделать даже малую часть того, что хотели бы. То, что Россия пытается строить демократию — прекрасно, но это еще не свобода.
Есть еще свобода выбора. Я свободен в выборе занятий, направлении и способе жизни, но в тоже самое время я - пленник того места, в котором живу. И, конечно, самая моя большая несвобода — мой возраст. Я все время говорю себе: осторожно, Тонино, или Тонино, ты уже не можешь себе этого позволить. Выбор — это лабиринт, в котором ты редко когда свободен.

Старость

До семидесяти лет я преклонялся перед грандиозными произведениями искусства, перед шедеврами, которые создало человечество. У меня было много сил для обожания. Сейчас меня очаровывают только естественные вещи, только то, что создано природой. Дождь или снег — это всегда спектакль. И ты уже не зритель, не обожатель. Ты часть вселенной. Я узнал, что в старости можно испытывать большие наслаждения просто потому, что ты трогаешь глубину того, что видишь. В свой последний приезд в Москву я проводил мастер-класс для сценаристов. Я объяснял им разницу между двумя словами — смотреть и видеть. Молодость смотрит, а старость видит. Когда ты молод, ты ослеплен миром, ты видишь цвет, материал. Ты смотришь, но часто не видишь. Недавно в Италии я ехал в машине и увидел одну вещь, которая меня поразила. Я попросил остановить машину и вышел. Это была простая чугунная скамейка. Она была заброшенной и покрытой мхом. Она была такой старой, что на нее никто уже больше не садился. Я увидел ее одиночество, я увидел стариков, которые раньше сидели на ней и смотрели на проезжающие машины. Эти старики уже умерли, и скамейка была одинока. Я сел на нее, чтобы разделить с ней ее одиночество. Это одно из наслаждений старости — видеть.
Недавно я увидел документальный фильм о старообрядцах. Это была киноповесть о старых людях. Я смотрел на их прозрачные бороды, на их фигуры, выражающие бунт бегства. И я записал в своем дневнике: их присутствие на земле — уже молитва. Смотрел я на старообрядцев, а видел Бога. Старость — это вертикальное путешествие. Я это ощутил в Армении, которая абсолютно готова к путешествию вверх. Она полна очарования старости.
Сейчас мир, окружающий нас, пугает меня своим отношением к старости. Люди так боятся ее, что стремятся уничтожить со своих лиц следы морщин. А меня не интересует в старости лицо без морщин. Когда-то старик был дедушкой, дедушка был сказкой. Сегодня нет ни дедушки, ни сказки, а есть роботы.

Талант

Может быть так, что человек одарен талантом свыше. Но также можно и помочь появиться таланту. Мне помогло то, что в детстве у меня был учитель, который часто звал меня в свой огород. Он первым показал мне, как звучит дождь на листьях, и я узнал, что это совсем другой звук. Потом я был в плену в Германии и благодарен случившемуся со мной. Опасность и неотвратимость смерти разбудила во мне жажду жизни, которой до этого я не чувствовал. Внешние события могут разбудить волшебство и магию таланта, но только в том случае, если и волшебство и магия уже есть внутри нас.

Чудо

Я не знаю — существует ли Бог. Я не знаю этого до конца. Но я смотрю в глаза своего кота и спрашиваю себя — как могло родиться такое чудо без вмешательства Всевышнего? В одну из наших последних встреч я спросил у Феллини: «Ты не боишься умереть?» А он ответил: «А тебе не кажется, Тонино, что это могло бы быть прекрасным путешествием?» С другой стороны, один замечательный итальянский философ сказал так: я не буду говорить о Боге, но человечество даже не может себе представить, что оно приобретает после смерти.