Влад Маленко. Первый круг в таганском квадрате

Сталина сыграл Юрий Любимов, а Иван Бортник ушёл из спектакля

Встреча Юрия Любимова и Александра Солженицына в канун премьеры спектакля «Шарашка»

Спектакль Юрия Любимова «Шарашка» по мотивам романа Александра Солженицына «В круге первом» стал последним кругом для большинства из тех, кто по праву назывался золотой стаей легендарного театра. Это был во многих смыслах прощальный выход всей несчастной и гениальной Таганки….

Непревзойдённый гений сценографии Давид Боровский последний раз отметил своей работой таганскую постановку. Больше он с Любимовым не взаимодействовал и на Таганке не творил.

Вы только представьте: на деревянный настил, который со сцены уходил в зрительный зал, образуя круг, со сцены, представляющей собой одновременно кремлёвский зал и лагерный барак, выходили в зал Лев Штейнрайх, Валерий Золотухин, Виталий Шаповалов, Семён Фарада, Всеволод Соболев, Феликс Антипов, Константин Желдин, Юрий Смирнов, Алексей Граббе, Виктор Шуляковский, Сергей Подколзин, Виктор Семёнов…

Главную роль (Нержина) начинал репетировать великий Иван Бортник, который в середине процесса репетиций неожиданно для всех ушёл из спектакля и больше в постановку не вернулся. Роль Сталина, некоего таинственного и мрачного хозяина – дирижёра действия, старика-демиурга взял на себя и сыграл сам Юрий Петрович Любимов. Позже счастливый случай предоставил возможность телевидению полноценно снять всю эту двухчасовую мистерию, и она теперь существует в виде фильма.

Сцена из спектакля; автограф от классика для Влада Маленко

Мы делали «Шарашку» в 1998-м к 80-летию Солженицына и прекрасно знали, какая ответственность лежит на всех нас, потому что главные торжества, связанные с юбилеем нобелевского лауреата, было решено отметить именно в Театре на Таганке. Солженицын и Любимов были хорошими товарищами, и тем интереснее было наблюдать за тем, как Юрий Петрович в процессе работы уворачивался от возможности попадания автора в театр. Это давняя театральная история – попытка влияния автора на режиссёра. Достаточно вспомнить великие образцы взаимоотношений Станиславского и Чехова. Логика авторской оптики зачастую вступает в противоречие с режиссёрской стратегией... Уложить, спрессовать, упаковать достаточно массивный литературный материал в мобильный двухчасовой музыкальный спектакль – нелёгкая задача. Помогли хоры Владимира Мартынова, придавшие спектаклю оттенок древнегреческой трагедии. Автор этой заметки играл в спектакле роль дипломата Володина, история которого и формировала весь сюжет действия, перемещая обласканного чиновника высокого ранга из уютной «сталинки» в подземные казематы дантовой Лубянки. Именно мой герой в финале спектакля оказывался в прямом смысле абсолютно голым и «под лавкой», долгое время не веря, что это происходит с ним...

Помню забитый до отказа горячий зал театра, сотню телевизионных камер, вышедшего на сцену Александра Исаевича и его короткую речь, удивившую всех. Сначала Солженицын поблагодарил режиссёра и труппу театра, а после сделал неожиданное заявление, заставившее весь зал замереть в осознании того, что каждый находящийся сейчас в этом пространстве присутствует при историческом событии. Писатель говорил о том, что не может принять высшую награду страны, о которой в тот момент было объявлено президентом Ельциным. Не может, потому что в стране голодают учителя и врачи. Притихший зал одобрительно зашумел и разразился аплодисментами. А на сцене стояли все мы, грешные актёры, только-только, сродни своему коллеге Владимиру Высоцкому, отпевшие «наследие мрачных времён», и два великих старца, чьи судьбы вместили весь громадный и беспощадный русский двадцатый век. Казалось, мы вместе провожали его.

Влад Маленко,
поэт, руководитель Московского государственного музея
С. Есенина, основатель Московского театра поэтов