Дарья Мартыненко. Какова она, путеводная нить?

группа БЖУР 184

С санскрита «сутра» переводится как путеводная нить или линия поведения. В восточной философии сутра —― это афористическое высказывание, определение того или иного понятия или формулировка простого правила. Именно такое название своей балетной постановке дал бельгийский хореограф Сиди Ларби Шеркауи. 

Балет «Сутра» впервые был представлен в 2008 году на Авиньонском фестивале и имел там большой успех: зрители аплодировали стоя. Затем спектакль гастролировал по многим странам мира, а в 2014-м был показан и на V Международном фестивале искусств «ДЯГИЛЕВ. P.S.», проходившем в Александрийском театре в Санкт-Петербурге.

Постановка уникальна тем, что в ней принимают участие настоящие шаолиньские монахи, а в хореографию включены элементы кунг-фу. Благодаря голливудским фильмам обитатели буддийского монастыря, где еще в 530 году начали практиковать медитацию путем развития боевых навыков, стали частью массовой культуры. Однако в этот раз образ отважного и ловкого героя, который приходит на помощь в экстремальной ситуации и побеждает злодея,  видоизменен. Постановка — это скорее попытка европейцев понять непростую для нашего восприятия восточную культуру. Сложные и тщательно отточенные движения гармонично соединены с современной балетной пластикой. Идея режиссера — сочетать несочетаемое — роднит постановку с сюрреализмом. В этой работе Шеркауи не только открывает новые грани хореографии, но и объединяет Европу и Азию в единое целое.

Балет «Сутра» построен на танцевально-акробатическом взаимодействии мальчика и его отца-учителя с 17-ю шаолиньскими монахами. Это философская притча о взрослении, борьбе и метаморфозах (как физических, так и духовных). Сиди Ларби Шеркауи раскрывает эти темы с помощью весьма необычной минималистичной сценографии, созданной Энтони Гормли. На протяжении всего спектакля используются лишь одинаковые деревянные ящики. Они постоянно  перестраиваются, образуя различные фигуры. То служат площадкой для единоборских практик: монахи тренируются на них в боевых искусствах, сражаются  на палках и медитируют. То становятся местом заточения: мальчик оказывается заперт в одном из ящиков, словно в келье; пытаясь выбраться, он пластично перемещается по всему периметру. А когда, наконец, вы ходит оттуда , начинается новый этап его взросления.

Завораживает сцена, когда в заточении оказывается отец (которого, кстати, играет сам Шеркауи), а мальчик приходит к нему на помощь. Делая акробатические движения внутри крошечного пространства, они как будто пытаются по очереди подсадить друг друга, чтобы выйти наружу, но это удается только сыну. 

Другая интересная сцена начинается с того, что мальчик оказывается на вершине вертикально поставленного ящика, а монахи  перемещаются вокруг него, и при этом  тащат за собой ящики, словно это гробы. На сцене образуется фигура солнца. Сидящий в центре маленький монах, будто стремясь показать освоенные навыки, делает жесты руками и тем самым руководит остальными. Он заставляет их двигаться определенным образом. точно так же, как заклинатель, играя на флейте, манипулирует движениями змеи.

Кроме того, ящики становятся «строительным материалом» для импровизированной «Китайской стены», которую монахи строят в конце постановки. И в этот момент словно раскрывается истинное предназначение этих брусков.

Но вернемся в начало спектакля: идет урок, учитель и мальчик сидят на сером ящике. Отец что-то объясняет юному монаху на маленьких кирпичиках — прототипах тех, что служат основой сценографии. На протяжении всей постановки мальчик периодически возвращается к своим «игрушкам». Стоит ему что-то сложить из них, как в аналогичные фигуры, только в увеличенном масштабе, складываются  на сцене большие бруски.

Так, прежде чем монахи начинают сооружать стену, мальчик выкладывает ее у себя на коврике. В процессе стройки учитель вновь оказывается заточенным в ящик, тогда мальчик опрокидывает свою конструкцию и кирпичики падают как домино. Точно так же он разрушает большую стену и освобождает отца. Но ящики в миг вновь выстраиваются в непрерывную стену, а учитель остается за ее пределами. Сооружение охраняют два воина. Однако мальчик находит «дверь» и попадает внутрь, а попытки учителя заканчиваются тем, что стена рушится и превращается в совершенно другую конструкцию.

Кажется, что эти метаморфозы — непрекращающийся процесс, который, как и желание шаолиньских монахов постоянно совершенствоваться, невозможно остановить. Однако в конце концов они оставляют в покое атрибуты, прекращают бороться друг с другом, объединяясь в практике кунг-фу. Гаснет свет. И остается лишь элегическая музыка, которую специально для балетной постановки написал польский композитор Шимон Бжошки. Она звучит на протяжении всего спектакля, гармонично дополняя действия монахов. А симфонический оркестр, находящийся в глубине сцены за прозрачным экраном, периодически проглядывается за пластичными движениями. И еще раз обращает внимание на затею режиссера — объединить диаметрально противоположные культуры в одном произведении искусства.

Преподаватель - Елена Леенсон