Слово о Бертольте Брехте

Ему было бы всего лишь семьдесят… Сколько он мог бы ещё совершить!..

Но и рождённое им неутомимо питает прогрессивное человечество по меньшей мере два последних десятилетия. Бертольт Брехт — это синоним многих революционных преобразований в искусстве, литературе, эстетике. Сегодня многие претендуют на право сказать «наш Брехт». Видимо, таков удел истинно великих художников и мыслителей, за которых и вокруг которых кипела и кипит борьба. Ибо каждому, прикасающемуся к их наследию, хочется утвердить «своё» и вроде бы «единственно» истинное содержание всего созданного таким великаном.

Мы говорим «наш Брехт» потому, что он был революционным, по-марксистски мыслившим художником и общественным деятелем, необычайно цельным, крепкого сплава писателем и теоретиком.

В жестокий век, когда за мир приходится воевать, Брехт встал в первые ряды борцов, ибо был великим гуманистом. Он не просто любил и «жалел» человека — он сражался за него. Всё его творчество, вся его эстетика — это плод раздумий, концентрированных поэтических размышлений над облегчением участи современного человека.

Для Брехта не существовало расовых различий. Весь мир делился им на две количественно неравные части: бесправно имущих и несправедливо нищающих. И Брехт сражался за права обездоленных. Они составляли для него лучшую и большую часть человечества, и в борьбе за неё он отмечал сострадание как средство помощи. «На войне как на войне»: противника не жалеют, а уничтожают. В уничтожении угнетателей, но паче всего — причин, порождающих угнетение, Брехт видел высший смысл гуманизма.

Бертольт Брехт был великим национальным художником, поэтому он стал истинно интернациональным. Он был достойным сыном величайших людей «страны философов и поэтов». Его поэзия философична, а философия исполнена поэзии. Как национальный немецкий поэт, Брехт воевал за освобождение, за светлое будущее своей родины, он мучительно переживал трагедию народа Германии. Не только переживал, но и боролся. Пассивность была чужда Брехту, чужда его энергичной натуре борца.

Классовая борьба, битва с фашизмом выковала того Брехта, которого сегодня знает весь мир, «нашего Брехта». Он имел полное право сказать, что «наша эстетика, как и наша мораль, определяется требованиями нашей борьбы».

Брехт давно пришёл в Страну Советов. Точнее, это был постоянный и естественный процесс взаимного сближения. В 1955 году, при вручении ему международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» (которую Брехт назвал «высшей и, пожалуй, наиболее почётной наградой из всех существующих ныне») он говорил о том, как известия о «смелом строительстве нового общества» сделали его «горячим сторонником этих идеалов и обогатили знаниями». Но и в Советском Союзе внимательно следили за ростом оригинального таланта. По совету А. В. Луначарского, в 1929 году в Московском камерном театре Александр Таиров поставил знаменитую «Трёхгрошовую оперу». Через год драматург Сергей Третьяков, ставший другом Брехта, переводит ряд его пьес. В 1932 году Брехт впервые посещает Советский Союз в связи с премьерой фильма «Куле Вампе» (это три новеллы из жизни безработных, режиссёр — Златан Дудов), одним из авторов которого он был. А весной 1935 года, уже оказавшись в эмиграции, Брехт вновь посещает Москву. Одним из поэтических итогов этого более внимательного знакомства со столицей стали замечательные стихи о метро и о людях, его строивших. Стихотворение публикуется в «Правде», и Брехт гордится этим.

Однако не только эти и последующие визиты свидетельствуют о нашей дружбе с Брехтом. Были нити, хотя невидимые, но куда более прочные, — это идеи Октября, это советское искусство, его открытия. В творчестве Брехта, страстно выступавшего против фашизма, всегда звучали интернационалистские, октябрьские ноты. «Полпредом» брехтовской песни в СССР в это время стал Эрнст Буш. Миллионы советских людей пели «Песню единого фронта» и «Заводы, вставайте…».

Настоящая мировая слава пришла к Брехту после второй мировой войны. Как всякий новатор, он совсем нелегко и не «единым духом» занял своё место в мировом искусстве. Но это место стало именно его, неповторимо брехтовским.

Будучи писателем в высшей степени политическим, Брехт поднимал проблемы, наиболее острые в условиях стран капиталистического мира. Его театральная эстетика — достаточно сложная, острая и своеобразная — осваивалась национальными театрами мира не сразу и не просто. И в нашей стране шёл постепенный процесс отыскивания контакта брехтовской драматургии со школой русского театра и театром других народов Советского Союза. Поиски эти продолжаются по сей день — поиски плодотворные, многообещающие…

Сегодня наша «брехтовская география» необычайно обширна. Знаменитый фургон мамаши Кураж проделал огромный путь до Петрозаводска, Омска, Новосибирска и Хабаровска. Пунтила разговаривает с Матти не только на русском, но и на эстонском языке. Брехтовский Швейк говорит по-молдавски и по-эстонски. Шен-те взывает к богам по-латышски и по-русски.

Появились и интернациональные опыты постановок Брехта. Молодые немецкие режиссёры — выпускники Московского театрального института — поставили «Пунтилу» в Москве и «Швейка» в Кемерове. Известный польский режиссёр Эрвин Аксер разоблачил карьеру Артуро Уи на сцене ленинградского театра, у Георгия Товстоногова, а выдающийся русский актёр Евгений Лебедев в роли Уи в варшавском театре Вспулчесны блестяще доказал, что русской актёрской школе близки брехтовские образы.

Во многих советских театрах зазвучала «Трёхгрошовая опера» — в постановке эстонского режиссёра Каарела Ирда в Тарту, Игоря Владимирова в Ленинграде, Ивана Петрова в карельском городе Петрозаводске, Вадима Климовского в сибирском Кемерово и Дмитрия Лядова в приволжском старинном городе Саратове.

Брехтом начинает овладевать и самодеятельный театр. Достаточно назвать «Карьеру Артуро Уи» в студии-театре Московского университета (её показали, в частности, на международном фестивале в [нрзб]), «Страх и отчаяние в Третьей империи» в театре [нрзб] портового города Новороссийска. Брехт сделался предметом внимания эстрады. Молодой ленинградский актёр Анатолий Шагинян создал своеобразный спектакль «одного актёра» на материале стихотворений и песен Брехта.

Всего не перечислить…

Но важно одно: все постановки Брехта — из которых ни одна не повторяет другую —исходят из одинаковых социальных позиций драматурга и постановщиков. В этом смысле также Брехт НАШ, естественно и органично.

Бертольт Брехт — художник реализма, устремлённого в будущее. Его своеобразие лишь подчёркивает широту этого метода, а споры о Брехте в стане его единомышленников, людей великого социального прогресса, — это споры друзей. Здесь рождаются истины, каждая из которых — частица одной, самой великой, которой всю жизнь служил Бертольт Брехт.

Виктор КЛЮЕВ,

научный сотрудник

Института истории искусств.