Обсуждение спектакля «Живой» в Театре на Таганке. 1968 год (при участии Е.А.Фурцевой)

В. Кухарский. Ничего святого нет. Выставили журнал «Новый мир» как символ. Е.Фурцева.Невозможно такой спектакль принять. Вы – писатель, ничего не создали, вас никто не знает. Мы присутствовали на ярком выражении политической пошлости. Мы высказывали опасения, что из такой повести спектакль получиться не может. Получается сцена какого-то застенка, когда Кузькина почти что пытают. Дело не в том, что критикуют руководящие кадры, это искажение действительности. Надо придти к единому заключению: почему все ушли из колхоза? Председатель колхоза – подлец. Это называется подлость.

Б. Можаев. Это не подлость – это самодурство.

Ю. Любимов. Это осуждение методов.

Б. Можаев. Кузькину дали паспорт, и он опять пришел в колхоз.

Е. Фурцева. Бедные, несчастные дети, голодные.

Б. Поскольку театр впечатляет в десять раз больше…

Е. Фурцева. Обидно за то, что описывают имущество рядового колхозника, у которого голодная семья. Что они ищут – эти из области? Надо лазить секретарю обкома в погреб и на чердак? Ведь видно, что изба голая, дети голые. Это не деталь. Это принижает.

Приходит человек, и ты не обязательно должен лезть на чердак, чтобы убедиться.

Если человек вам говорит, то вы должны с доверием – это оскорбление лезть на чердак и в подпол. Это – оскорбление для партийного работника, которого вы выводите. Эта вся

мелочь, ужимки, пережимки…

Б. Можаев. Нужна честность.

Е. Фурцева. Я должна сказать Вам, дорогой мой, в Чехословакии вот эту историю прошлого нагнетали и перенагнетали так, что уходящие из зала выкрикивали антисоветские лозунги. С этого все начиналось. Не о критике идет речь, а об обобщении.

Кого больше: Кузькиных или Гузенковых?

Б. Можаев. Если бы было больше Гузенковых, мы бы с вами оба, Екатерина Алексеевна, без штанов ходили.

Е. Фурцева. На каком материале сделан спектакль? Я не против обобщений. Надо не смеяться, а сочувствовать тому, что делает Кузькин.

Григорий Иванович. Сделали вы вредное дело. Это мнение всех присутствующих здесь товарищей.

Ю. Любимов. Не угрожайте мне!

Е. Фурцева. Весь тон спектакля, вся атмосфера ужасны. В открытую дверь вы ломитесь. С того времени прошло много времени. И была советская власть. Вы начинаете жизнь советской власти с определенного периода, а она – с семнадцатого года.

Б. Можаев. Память об общественной жизни – очень важное явление. Мы считаем, что заглядывали верно.

Х. Монолог Кузькина – определенное кредо автора.

Е. Фурцева. Пустой разговор. Когда с людьми разговариваешь откровенно, то в чем-то сходимся, в чем-то расходимся. Очень жаль, что так себя люди ведут. Надо собрать общественность, обсудить. Собрать Московский Комитет Партии. Обсудить линию театра. Можно и писателей пригласить. Заранее вам говорю: дело будет очень печальным, очень. Отказать вам можно на любой стадии. До такой степени удручающее впечатление производит спектакль. После этого спектакля советскую власть ненавидеть будете. Речь идет о строе, о системе.

т. Закшивер. Такая глыбища горя, такое болото кругом, что все ненавидеть нужно.

Е. Фурцева. Есть кто-нибудь, кто в пользу спектакля выскажется?

Р. Есть находки, но они работают против спектакля.

т. Закшивер. Мы отлично все понимаем.

Ю. Любимов. Почему вы считаете, что только то, что вы говорите, справедливо?

Е. Фурцева. Вопрос не о художественном решении, это – политический вопрос.

Р. Есть ли необходимость устраивать дальнейшее обсуждение. «Живого» доработать невозможно.

Е. Фурцева. Апеллируйте, пожалуйста! Вы можете сколько угодно отстаивать. Запомните: этот спектакль не пойдет, не будет принят и не будет приносить пользы. Для чего мы завоевали советскую власть? У вас это положительное начало приклеено ни к селу, ни к городу. Разбойный председатель колхоза.

Р. Вы по всей Москве распустили слухи, что вас сняли. Это наше общее поражение, этот спектакль. Вы что считаете, что секретарь райкома у вас живой человек?