«Антология власти». Заметка Майи Одиной

Юрий Любимов поставил «Хроники» Шекспира

ЧТО БЫ ни говорил худрук Таганки Юрий Любимов о том, что он художник, а все остальное его не интересует, это не совсем так. В политических интригах Любимов поднаторел достаточно и чувствует их много лучше иных политиков. Такой богатой политической судьбы не было, пожалуй, ни у одного режиссера. Именно поэтому Любимов может так легко за два часа, смонтировав 4 пятиактные пьесы в одну, представить полную антологию власти, как сделал это в «Хрониках».

Режиссеру не важно обилие титулованных имен и многочисленные сюжетные перипетии шекспировских хроник. Все они завершаются одинаково — смертью, чаще насильственной, властителя и безудержными интригами тех, кто ближе всех ему по крови. Из всех хроник, опуская подробности, Любимов вычленяет только этот сюжет. Что тихий Ричард II, хиреющий в тюрьме, что властный Генрих IV и его расчетливый сын Гарри, что беспомощный Генрих VI или отвратительный Ричард III — чреда убийств и предательств не пресекается. Оружие могильщика — лопата — служит здесь державным скипетром и передается по наследству. Верные слуги предают своего короля, король умерщвляет ретивых соперников и предает друзей, юная королева изменяет нежному супругу, горбун, возжелавший трона, режет горло юным принцам. И нет финала, и ничто не меняется. Все также звонко возвещает герольд о начале царствия очередного монарха, все также четко и ладно скандирует толпа: да здравствует король! Изменения претерпевает лишь крой придворного платья, да и то не сильно. Ну, загнется чья-нибудь судьба. Расстроится и умрет от внезапного предательства своего порфироносного друга какой-нибудь забулдыга Фальстаф, да пожмут плечами обиженные собутыльники. И всего-то. Герольд уже провозглашает следующего властителя.

В «Хрониках» Любимов не историк (титулованные персонажи — Ричарды, Генрихи, Йорки, Перси, Норфолки — сменяют друг друга с такой скоростью, что зритель едва ли успевает их запомнить в лицо и различить по имени) и не публицист — прямых политических ассоциаций, что горячили кровь поклонников Таганки в 70-80-х, тоже нет. Любимов настаивает на том, что ставит поэтический спектакль. Его поэзия проста, мрачна и реалистична, как старинные баллады. Труппа Таганки, молодая и вымуштрованная, четко держит ритм. Весь спектакль, жесткий и графичный, загнанный в металлические конструкции, укладывается в одно время суток — ночь, в которой время от времени являются выразительные тени — указующий перст, кукиш, гроб. Метафора красива и афористична. На вопрос «что есть власть?» Любимов отвечает театрально. Как и следует режиссеру и художнику.