«Я православный… но в искусстве — протестант». Разговор Юрия Любимова с Майклом Голдфарбом

The Times

Этим летом я разговаривал о лондонских театрах со своим другом, русским эмигрантом Сашей. (В Нью-Йорке он Сол, в Израиле — Соломон). Я назвал постановку, которая мне понравилась. Он был о ней невысокого мнения. Я назвал другую, понравилась ли она ему? Нет, не очень. Я назвал еще несколько. Ни одна из них не пришлась ему по вкусу. Я раздраженно спросил: «Саша, тебе вообще что-нибудь нравится?». Он ответил: «Понимаешь, мне нелегко. Раньше, в семидесятых, я ходил в Театр на Таганке. А то, что я вижу тут…», - и пожал плечами.

Я понял его затруднение. Сложно объяснить жителям Великобритании значение театра, созданного Юрием Любимовым на Таганке. Он воспитал в своих зрителях преданность, которая простирается через время и тысячи миль изгнания. На Западе не найти похожего театра, потому что нам никогда не приходилось создавать его в ежовых рукавицах тоталитарного правительства. Узколобого правительства — да, но не тоталитарного.

Вопрос, каким образом Любимов сумел сохранить театр, остается открытым. Возможно, дело в умении управлять, необходимом для театрального режиссера. Он наполовину психолог, наполовину фокусник. Кроме того, у Любимова были высокопоставленные друзья. Но в конце концов его удача иссякла. У него изъяли паспорт в 1984 году, когда он работал на Западе. С тех самых пор он находится в изгнании.

Таганка Любимова была местом, где театр становился больше, чем искусство. В интеллектуальном болоте, ставшим визитной карточкой брежневской эпохи, Таганка стала значимым центром сопротивления интеллигенции. При этом театр не был только политическим символом, художественный уровень был также важен. Такие постановки, как «Мастер и Маргарита», «Преступление и наказание» и, конечно же, «Гамлет» — легендарны.

Как у большинства театральных деятелей, у Любимова была длинная и богатая история с этой пьесой. В молодости он был одним из ведущих актеров в России и репетировал Шекспира, однако постановка была отменена (довольно частое явление в Советском Союзе). Режиссером «Гамлета» он стал случайно.

«Я хотел поставить шекспировские «Хроники». Понадобилось два года переписки с властями, чтобы в итоге мой запрос был отклонен», — объяснял он во время перерыва на репетиции. Они сказали мне: «Нам уже надоели ваши коллажи и композиции. Как вы собираетесь показать все «Хроники» в одной постановке? Почему вы не можете поставить одно из его классических произведений в том виде, в каком оно было написано?». Я им ответил одним предложением: «Я хочу поставить “Гамлета”». Они сказали: «Ну хорошо. Только жалко, что Гамлет задает все эти бессмысленные вопросы, как “быть или не быть”. Мы же давно решили, что ответ на этот вопрос — быть».

Его первая постановка пьесы отражала общественную ситуацию, в которой она была создана. «Основной причиной моего интереса к пьесе в то время было противостояние Гамлета окружающей пошлости. Меня привлекла его свобода мысли, его попытки узнать то, что неизвестно другим людям. Он был первым представителем интеллигенции в Дании».

По прошествии лет Любимов стал воспринимать пьесу как религиозную. «Если вы атеист, у вас нет веры, то для вас это как роман, прочитанный в молодости, или как фильм Хичкока с привидениями».

Театр Любимова — это театр образов. Он творит с помощью актеров, освещения и декораций. Он потратил много времени решая постановку «Гамлета» в своем стиле.

«Я искал ключ, который откроет для меня пьесу. Я знал, что если построю на сцене дворцы и тронные залы, то спектакль станет традиционным в худшем смысле этого слова. Я думаю, что ужасно глупо подражать природе или объектам — я предпочитаю метафоры и образы. Я долго размышлял над тем, что сделает постановку динамичной».

Как вы увидите, решением стал занавес, живущий своей жизнью. Это удивительный, интригующий и устрашающий реквизит: он изгибается, вертится, делит сцену, управляет вниманием зрителей и выступает как действующее лицо. «Это художественное решение придает спектаклю динамику, оно совершенно в духе Шекспира».

Есть еще кое-что, что следует знать о «Гамлете» Любимова. Это Высоцкий. Владимир Высоцкий исполнял главную роль на Таганке, и именно ему посвящена эта постановка. Высоцкий был одной из выдающихся личностей современной российской истории. Он был известным актером, поэтом и бардом. В художественном отношении и по степени влияния на общество – сочетание молодого Марлона Брандо и Боба Дилана. Он умер в 1980 году вследствие крайности, свойственной русской жизни, его душа была истерзана.

К большому огорчению Любимова, Высоцкий был атеистом. «Я говорил с ним о религиозной стороне пьесы и жизни. Я надеялся, что если вызову в нем интерес к вере, то он сможет воплотить на сцене духовный аспект пьесы. Я подозреваю, что к концу его жизни я что-то пробудил в нем, и он стал играть свою роль лучше».

Его дух витает над этой постановкой прямо как призрак отца Гамлета.

А что насчет веры самого Любимова? Христианство — слово с изменчивым смыслом в наши дни, слово, которое трудно определить. Какой он христианин? Режиссер нехотя отвечает: «С точки зрения религии, я православный… в искусстве — протестант».

Мое знакомство с Юрием Любимовым произошло в Москве в Театре на Таганке в 1974 году. Мы встретились обсудить подготовку к премьере оперы «Под жарким солнцем любви» Луиджи Ноно, которую он собирался поставить в следующем году в Милане.

В Милане мы продолжили работать вместе. Некоторые его идеи были связаны с постановками, которые я увидел и полюбил в Москве. Я был поражен новаторством его идей и театральными решениями. Во время репетиций я, Юрий, Луиджи и Давид Боровский много работали вместе. Было удивительно наблюдать, как (обычно утвержденные до начала репетиций) разные компоненты оперы, даже партитура, переделывались или корректировались различными участниками команды — в том числе добавлялись новые музыкальные отрывки, а другие сокращались. Постановщики не отказывались от новых идей и вносили изменения в ходе репетиций.

Прекрасное сотрудничество с Юрием и Давидом повторилось позже, когда мы готовили новую постановку «Бориса Годунова» Мусоргского в театре Ла Скала в Милане. Вместе мы нашли решения, послужившие музыкальной и визуальной целостности оперы.

В работах Юрия очень заметны тесные связи с культурой его страны, а его сотрудничество с Давидом Боровским имеет принципиальное значение. Юрию удается живо и ярко передавать свое видение всем своим коллегам, хотя он использует для общения свой родной язык.

Перевод с английского языка Ксенафонтовой Евгении, студентки ОП «Мировая экономика». Руководитель – Маньковская Серафима.