Ирина Патрикеева. «ПОЛУШУТЯ — ПОЛУСЕРЬЕЗНО: О пьесе А. Галича в театре имени Евг. Вахтангова»

«Советская торговля», 14 июля 1959 года

Mного ли человеку надо?! С этим философским вопросом полушутя-полусерьезно обращается театр им. Вахтангова к своим зрителям постановкой новой пьесы А. Галича (руководитель постановки нар. арт. СССР Р. Симонов, режиссер засл. арт. РСФСР Ю. Любимов). Спектакль сделан в манере, типичной для лучших комедийных спектаклей вахтанговцев, — легко, с непринужденной грацией и праздничной театральностью.

Вот стайкой пробегают по авансцене продавщицы — говорливые и оживленные, в одинаковых прозрачных плащах «в горошинку». Стоя лицом к зрителю, они одновременным движением протирают воображаемое зеркало, пудрятся, причесываются, обмениваются впечатлениями. Начинается трудовой день универмага…

В стенах этого красивого, образцового магазина в основном и развивается действие пьесы, то легко, то грустно, то весело, а чаще — сентиментально. Возникает жизнь — в ее радостях и горестях. Зарисовки этой жизни, сделанные талантливо, с юмором и наблюдательностью, — заслуга драматурга и театра. Яркие жанровые эпизоды, показывающие будни большого торгового предприятия, интересны тем, что в них концентрируется не случайное, а типическое… В каждой из этих сценок в какой-то степени отражены существенные проблемы сегодняшнего дня, волнующие работников торговли. И к чести драматурга надо сказать, что, взяв темой пьесы довольно сложную область, имеющую свою специфику, Галич сумел верно уловить основные вопросы, с ней связанные. Он решительно выступает против все еще, к сожалению, бытующего банального, обывательского представления о тружениках торговли и показывает их как представителей высокой, нужной народу профессии. Да, сказал он, это хорошие советские люди, и, как все советские люди, они с полным сознанием своего долга делают большое дело, понимая свои обязанности по-современному широко и творчески.

Предприимчивый делец-артельщик (заслуженный артист РСФСР Б. Шухмин) пытается сбыть универмагу безвкусную продукцию. Беззастенчиво и бойко он расхваливает немыслимые галстуки крикливых расцветок. Но все его старания безрезультатны: взыскательные работники универмага на страже, они не допустят на прилавок вещи, сделанные без души!

А вот очаровательные куклы — музыкальные «Ваньки-встаньки»! Это — отличные изделия отечественного производства. Две дамы, рьяные поклонницы всего заморского (нар. арт. РСФСР E. Понсова и засл, арт. РСФСР Д. Андреева), принимают их… за иностранные игрушки. Каково же негодование этих мещанок, когда они узнают, что их «обманули»! Вот, опять они, еще одно доказательство, что "все торговцы — жулики…». И, забыв на прилавке тарелку из сервиза, тут же обвиняют в краже ни в чем не повинного упаковщика. Обличая этих крикливых, глупых обывательниц, театр одновременно разоблачает и явление, к сожалению, еще распространенное в нашей жизни.

Или еще одна картина: обиженный покупатель (арт. В. Шлезингер) возвращает директору магазина (нар. арт. РСФСР H. Русинова) проигрыватель дурного качества… Как любезна и внимательна директор. Как охотно она обменивает бракованную вещь. Воспитательное значение этой сценки несомненно.

A эпизод в музыкальном отделе! В нем сталкиваются два стиля работы, два различных отношения к жизни: чиновническое — у скучного, ко всему равнодушного продавца (арт. А. Лебедев) и творческое — у героя пьесы Башашкина (арт. Н. Тимофеев). Покупатели: паренек и девушка в платочке (Е. Жуков и С. Масько), не зная, хороший ли аккордеон им предлагают, нерешительно топчутся на месте. "Раз дорогой — значит хороший», — убеждает их горе-продавец. Но вот берет аккордеон в руки Башашкин, и оказывается: можно торговать по-иному. искусством, музыкой, убеждая покупателя. В торговле есть еще негодные, говорит нам театр, равнодушные люди, но труд большинства, труд отличных работников определяет их поражение.

В пьесе проходит прекрасная мысль о том, что, казалось бы, скромная профессия продавца таит в себе возможности для настоящего творчества. Правда, идя за драматургом, отдающим этой мысли длинный сентиментальный монолог — воспоминания о мальчишеских грезах перед витриной большого магазина, театр поверхностно решает эту тему. Тому свидетельство — дивертисмент, яркий, эффектный, но, увы, мало говорящий сердцу зрителя. Танец оживших игрушек и вся феерия на сюжет детской считалки "В этой маленькой корзинке…», вплоть до светящихся лент, каскадом струящихся вокруг девочки, — зрелище яркое, но всего лишь зрелище, концертный номер, живущий своей самостоятельной и, к сожалению, пустенькой жизнью. Если бы Галич, посвятив свою пьесу торговому миру, сумел раскрыть содержание и специфику этой трудной профессии, вплоть до романтики, в ней заключенной, интермедия приобрела бы смысл, а укоризненные слова Башашкина (в ответ на высокомерную реплику одного из персонажей пьесы: «Это вам не за прилавком стоять») — «Вы, наверно, никогда не стояли за прилавком» — звучали бы не проходно, а легли бы в основу пьесы. Но в том-то и дело, что все интересные, жизненно достоверные цены, дающие богатые возможности для большого разговора о жизни, о труде, не являются в этом спектакле главными, a образуют нечто вроде бесстрастного фона, на котором развертываются основные события пьесы.

Героем их является «лицо без определенных занятий», человек, в свое время несправедливо обиженный и почему-то слишком уж бережно хранящий в душе эту обиду. Бородатый провинциал-отшельник с христиански-кроткой внешностью, инок в грязных сапогах и потертом пиджаке, таким вторгается Башашкин в праздничный, кипучий мир универмага, ведя за руку девочку — угловатую замарашку, застенчивую и дикую. Оба они, отец и дочь, явно не гармонируют своим страдальческим обликом с комедийными условиями спектакля, кажутся персонажами из другой пьесы…

Но мы не будем упрекать Галича за желание взглянуть на мир не обыденно, не трезво, рассудочно, а несколько приукрашая жизнь поэтическим домыслом и желаемое выдавая за действительное. Тем более, что вызов Башашкина в Москву оправдан благородной целью — вернуть к активной жизни стоящего человека и приобрести в его лице хорошего специалиста, призванного улучшить работу универмага.

Подумаем над другим. Вот приезжает он — центральная фигура пьесы — тот, кто, по убеждению всех ее персонажей, необходим делу, а по мысли автора — является тем сложным и интересным характером, которому стоит посвятить пьесу. И сразу же возникает вопрос: чем же подчеркнуто безразличный ко всему и скучный Башашкин оправдывает в ходе пьесы подобное лестное мнение? И, наконец, насколько вообще интересен такой человеческий тип, как он, — пассивный, смакующий свой разрыв с современностью? Да и укладывается ли сама тема возвращения такого человека к людям, к нормальной деятельности — тема психологически глубокая, сложная, серьезная — в рамки сентиментальной комедии?

В самом деле, представьте себе такого человека, невинно пострадавшего, надолго оторванного от любимого дела, возвратившимся в город, где когда-то прахом пошла вся его жизнь, где он почему-то разуверился в друзьях и потерял семью. Кажется, трудным будет его возвращение. А что же мы видим? За каких-то полчаса, пока игривая парикмахерша в гуманном стремлении вернуть Башашкину человеческий облик отхватила ему полбороды, он смог настолько восстановить уверенность в себе, что, облачившись в новый костюм, тут же начал стремительно ухаживать за хорошенькой дикторшей Люсей (засл. арт. Л. Целиковская). Поразительная метаморфоза!

Чем может оправдать артист это внезапное перерождение своего героя, если характер лишен самого существенного своего обоснования — возможности раскрыться в труде, в действии? Башашкин только декларируется автором как человек творческого отношения к труду, как работник, увлеченный (хотя бы в прошлом) своей профессией. Истинным же побудителем всех его поступков, ключом к его поведению, пружиной, приводящей в действие этот сложный человеческий характер, является все та же… старая обида. Отсюда — смешение акцентов в пьесе.

Чудесно, правильно, конечно, что в результате доброго отношения людей Башашкин идет навстречу новой, настоящей жизни. К первому балу спешит меж мерцающих фонарей, прижимая к груди розы, и маленькая Катя. Ей тоже обещана новая счастливая жизнь. Но жаль, что жизнь эту не завоевывают, за нее не борются, — она дарится героям так… от щедрости души!

Много ли человеку надо для того, чтобы быть счастливым? — спрашивает автор. И отвечает: надо… много красивых вещей и немножечко человеческого внимания. И всё? Хотя в спектакле есть упоминание о том, что человек нуждается очень и очень во многом — в дружбе, в труде, коллективе, любви, но эти утверждения звучат в общем бездоказательно. Невольно возникает вопрос: не опрометчивым ли было намерение театра ответить пьесой Галича, пусть даже шутя, на вопрос — что нужно человеку? И не осталась ли за пределами внимания драматурга насущная тема о человеке сегодняшнего дня, живом и деятельном, в данном конкретном случае о советском торговом работнике, труженике, отдающим все силы решению больших задач нашего времени? Вероятно, осталась. И жаль, но даже такой, как есть, со всеми возражениями, которые он вызывает, спектакль радует добрым отношением к жизни, яркостью и живостью тех эпизодов, которые живут в нем как собрание, хотя и концертно, обособленно звучащих, но удачных, острых зарисовок.