Аркадий Петров. Музыка Шнитке на Таганке

Man`music, март 2002, №9

Спектакль «Живаго (Доктор») Театра на Таганке – это постановка 1993 года. Авторы – Юрий Любимов (либретто по мотивам романа Бориса Пастернака и его стихам, а также поэзии А. Блока, О. Мандельштама, А. Пушкина) и Альфред Шнитке (музыка), Любимов назвал свою постановку «музыкальной притчей». Но можно было бы оперой, сценической кантатой, пассионом, реквиемом. Ибо основа ее драматургии – музыка.

В романе «Доктор Живаго» добрая сотня персонажей со своими историями и сюжетами внутри основного повествования. Иные характеры выписаны, пожалуй, даже ярче характеров заглавных героев.В постановке Ю.Любимова все они стали Хором. Вот такими же молодыми и не очень, красивыми и не очень – были те, которых убивали… «Но кто мы и откуда, когда от всех тех лет остались пересуды, а нас на свете нет» - это стало рефреном спектакля. Женский хор поет строки из «Стихотворений Юрия Живаго» («Свидание»), положенные на музыку.

 Жестокость гуннов, опричнина, испанская инквизиция – все имели свою логику. Поведение победителей Октябрьской революции оказалось вне таковой. Огромный народ и каждый человек в отдельности в один миг лишились минимальной защиты от всего – от государства, его карательных органов, от чиновников, соседей…  Все стало ирреальным, абсурдным. Смерть оказалась единственно ….. гибли по одиночке и тысячами сразу. Когда либеральный интеллигент, доктор Юрий Андреевич Живаго узнал об установлении в России советской власти, «величие и вековечность минуты потрясли его и не давали опомниться». Ах, если бы знать…

В спектакле пять персонажей: Живаго (Валерий Золотухин), его жена Тоня (Любовь Селютина), Лара (Анна Агапова), ее муж Павел (Александр Трофимов), Комаровский (Феликс Антипов). Однако перипетии их отношений, любовь, страсть, измены, семейное счастье – это все оказалось вторым планом на фоне темы гибели, подчеркнутой музыкой Альфреда Шнитке. Музыка звучит все два с половиной часа действия. «Живаго» - одно из наиболее масштабных произведений композитора.

Впервые мысль о музыке на слова Пастернака появилась у Шнитке в конце 60-х годов. Роман он прочел в самиздатовской машинописной копии. Начал сочинять вокальный цикл – были написаны «Магдалина», «Гефсиманский сад», «Гамлет»… Однако, работа тогда не была доведена до конца; в «театральной версии» 1993 года на эти стихи была создана совсем иная музыка.

«Либретто я писал в Иерусалиме – пишет в своей книге «Рассказы старого трепача» Юрий Петрович Любимов. – Потом ездил к Альфреду в Гамбург и читал ему сначала первый акт, потом второй…» Затем Шнитке приехал в Москву знакомиться со своими будущими исполнителями. «Мы знали, что композитор перенес два инсульта, - вспоминает один из актеров.  – Худой, сильно сутулящийся человек с волевыми черными глазами. Первое впечатление от встречи – восхищение и потрясение. Мы приветствовали его, встав, аплодисментами. Потом композитор попросил каждого из нас что-нибудь спеть: «Не надо слишком стараться, мне важно понять ваш тембр и диапазон – на что способен каждый артист. Я буду писать музыку, исходя из ваших голосов». Мы запели по очереди. Помню, что его очень удивил Александр Трофимов, который не только пел, но еще и весьма прилично играл на гитаре. Альфред Гарриевич прослушал почти всех нас за исключением уже хорошо известных ему Золотухина и Шаповалова… Потом вернулся в Гамбург. И стал присылать, фрагмент за фрагментом, партитуру, которую мы постепенно разучивали. Было трудно. Лишь к премьерному спектаклю (Вена, 18 мая 1993 года) концы с концами как-то сошлись. Ведь эпизоды сольные, ансамблевые, хоровые, инструментальные куски с гитарами, баяном, скрипкой, акустическим контрабасом чередовались с фрагментами  прозы и «ритмическими речитативами». Причем в середине фразы мог буквально на одно-два слова – возникнуть вокал: «Дороги называют растре-е-е-ельными!». Венская премьера прошла успешно – сюжет «Живаго» был зрителям знаком благодаря американскому фильму с Омаром Шарифом в главной роли. К тому же сцену оборудовали «бегущей строкой». Был успех и в Москве – там спектакль был показан в июле. К сожалению, сразу же после премьеры произошел раскол театра – большую сцену в новом здании присвоил Губенко, пришлось играть на малой в старом – или в помещении ДК «Меридиан» и Театра Российской Армии… В спектакле были скомбинированы живое звучание и заранее записанные пленки – с нами тогда много занимались покойный Дмитрий Покровский, а также молодой композитор – ученик Эдиссона Денисова – Игорь Сукачев и хормейстеры Татьяна Жанова и Михаил Турецкий….»

Музыкальный язык «Живаго» - характерная полистилистика» Шнитке: сочетание, а порой сплав напряженно звучащих диссонансов, шумов, ритмов, гула литавр и там-тама, угловатых мелодических ходов с резкими скачками – с «наивным» материалом – простейшими диатоническими интонациями, частушками, православными молитвами, фольклорными и псевдофольклорными (шаляпинская «Песня про Кудеяра –атамана») вкраплениями, маршевой музыкой духового оркестра, студенческим гимном Gaudeamus igitur, граммофонной эстрадой начала века. Этот язык подсказан, как правило, самой поэтической первоосновой спектакля:

И идут без имени святого –

Все двенадцать - вдаль…

Ко всему готовы,

Ничего не жаль…

Суровый, хоровой унисон, труба с сурдиной, барабанная дробь. Или – сочетание кластеров баяна и звучания женского хора, тонкая поэтика слова и нежных извивов мелодии:

Все будущее галерей и музеев,

Все шалости фей, все дела чародеев,

Все елки на свете, все сны детворы ….

Знаменитые строки «Зимней ночи» - романс под гитары и флейту.

Мело, мело  по всей земле,

Во все пределы,

Свеча горела на столе,

Свеча горела…

А на свадьбе, под крики: «Горько, надо подсластить!» - вихрь цыганщины, виртуозные пассажи скрипки. Каждый эпизод несет что-то новое – краски, энергетика, настроение, «свет» (и «цвет») стремительно меняются: «мистический вальс», цокающий перезвон музыкальной шкатулки, высокие женские голоса, кларнет, труба с сурдиной, клавесин, заунывно плывущие звуки флексатона – тембры таинственно отрешенные, «нездешние» - и могучие колокола, жесткие ударные, мрачные хоровые унисоны, «страшные» диссонирующие аккорды медных…. И тут же – струнный квартет, экспрессивное соло виолончели… Неспешные моцартовские ритмы и «шостаковичевский» экстаз либо злая ирония. Сознательная стилистическая чересполосица – атональность, электроника, алеоторика наряду с «новой простотой» в духе Орфа и почти Свиридова. Причем авангардное чаще всего искусно маскируется под «народное» - додекафонная серия оборачивается к примеру, элементарной диатонической попевкой…

Две контрастные сферы - светлая, прозрачная лирика и мятущийся ураган звуков. Сначала доминирует ураган. Но тьма, драматизм, жёсткость и жестокость постепенно отступают перед миром веры и человечности. Финальный хор (ансамбль актеров звучит почти как Камерный хор Минина) – на стихи из «Двенадцати» Блока – это Свет и Любовь:

В белом венчике из роз –

Впереди Исус Христос!