«Умом и талантом». Рецензия Татьяны Бачелис на спектакль Юрия Любимова «Пир во время чумы»

Известия. — 1989. — 6 июня. — С. 4

Юрий Любимов и его артисты сделали свой третий бесстрашный шаг к самой сути пушкинского трагизма. Когда-то ими был сыгран легкокрылый пушкинский спектакль «Товарищ, верь!», затем настал черед сурового «Бориса Годунова», впервые удавшегося сцене драматической, теперь сыграны «Маленькие трагедии». Четыре короткие пьесы были болдинской осенью объединены самим Пушкиным. Но как сыграть на сцене это их потаенное внутреннее единство? Какой нитью их связать так, чтобы одна трагедия переливалась в другую? Любимов нашел эту нить, отчасти тайну. Все решила форма.
Исполненная сумрачной красоты и странной, пронзительной актуальности, форма здесь держится на круговом движении драматургии спектакля, в основе которого ситуация «Пира во время чумы». Ситуация апокалиптическая. Это четко сознают артисты. На подмостках длинный, покрытый черным сукно стол, мерцают бокалы, горят свечи. Артисты Таганки сидят за этим столом, идет как бы репетиция, считка. Артисты пробуют, увлекаются, бурно разыгрывают трагедии, возвращаются в рабочее состояние, задумываются, читают лирические статьи Пушкина. Стихи включены в общую композицию. Идет творчество. Случается вдохновение. Не изменяет надежное мастерство. Каждый играет две-три роли.
Вот с неистовой и неожиданной силой произносит Филатов разрушительный монолог несчастного скупца барона; в конце спектакля тому же Филатову предстоит труднейшая роль виновного Сальери. Бортник с тонким изяществом играет манерного молодого человека в «Пире», а потом, в итоге спектакля, — с поразительной простотой и естественностью является нам Моцартом. Акварельно-женственна донна Анна — Демидова, иронически подан Золотухиным Дон Гуан, мрачное контральто песен глухим набатом звучит в исполнении Сайко? У всех в разные моменты рождается своя тема, своя интонация, краска. Настроение меняется, колеблется, как огонь свечей.
Возможно кто-то будет оспаривать толкование отдельных ролей. Это практически неизбежно применительно к Пушкину. На мой взгляд, важнее то, что театр выиграл сложнейшую игру, и победил нешуточно, ответственно. Надо сказать и о необычной световой партитуре спектакля — свет и цвет здесь образуют сложную витражную игру. И, наконец, — музыка. Эту музыку катастрофы, написанную Альфредом Шнитке специально для данного спектакля, необходимо услышать. То грозная, то нежная, музыка сопровождает спектакль, не отпускает его от себя, витает над ним и властвует над ним.
Неожиданный букет, своего рода «венок сонетов», преподнес театр Пушкину в день его рождения. Почтителен этот дар. Не все же нам невинно ликовать и приплясывать. Нужна и грусть подчас. Исполнен мрачноватой силы дерзкий спектакль. О чем он? О совести искусства. О красоте, которая, быть может, спасет мир. Об уме и таланте, которые столь нужны людям, особенно — в трудные времена.