«Фауст нашего времени». Заметка Ольги Романцовой

Юрий Любимов всегда был мастером перевода классики и современной литературы на театральный язык, но сейчас стал уделять ей еще больше внимания. Количество литературных шедевров, появившихся на сцене Таганки, растет в геометрической прогрессии. К роману Солженицына «В круге первом», «Театральному роману» Булгакова и «Евгению Онегину» Пушкина в этом сезоне добавился «Фауст» Гёте.

Философская трагедия в двух частях, со множеством героев и сюжетных хитросплетений, наполненная метафизическими диспутами и колдовскими шабашами, пропущена через театральную реторту и превратилась в динамичное, компактное действие, длящееся час с небольшим. Отвлеченные, умозрительные понятия превращены режиссером в яркие, запоминающиеся образы. А предельно сконцентрированные смыслы воспринимаются, кажется, не только на сознательном, но и на подсознательном уровне. Любимов не пытается подавить зрителя авторитарностью одной, раз и навсегда установленной трактовки. Трагедию Гёте каждый вправе понимать по-своему. Зрители могут даже"приватизировать «Фауста». В каждую программку вложен приватизационный чек с подписью Любимова.

Но один из образов спектакля запомнится всем — буйство и разгул темной силы. Ведьмы и прочая нечисть то буйно отстукивают по сцене степ, то яростно размахивают метлами. Глядя на них, вспоминается стихотворение Пушкина о бесах, «мчащихся рой за роем». Любимов, по обыкновению, выстраивает мизансцены не хуже профессионального скульптора, используя все видимые зрителю точки сценического пространства. Несмотря на почтенный возраст, Юрий Петрович по-прежнему владеет секретом работы вечного двигателя, оживляющего театральную материю. Он задает такой темп, что у зрителей, не привыкших к подобной интенсивности действия, просто захватывает дух.

Зато исполнителям он очень нравится. Сетуя в интервью на лень и непрофессионализм актерской братии, маэстро лукавит. За эти годы только ему удалось воспитать новое поколение синтетических артистов. Они прекрасно владеют своим телом и голосом и чувствуют себя как рыба в воде во всех жанрах: от вокала и классического танца до цирковой эксцентрики. Порой действие спектакля кажется импровизированным, сшитым на живую нитку. Но эта незавершенность действует гораздо сильнее, чем тщательная выверенность иных премьер. Молодая поросль Таганки легко находит контакт с ветеранами, и порой не можешь избавиться от ощущения, что видишь одну из прежних, яростных и вдохновенных постановок Любимова.

Текст Гёте для участников спектакля — лишь вспомогательный материал, исходная точка творчества. Они могут его сыграть трогательно или иронично, как в театральном спектакле. Могут лихо проскандировать, отбивая чечетку, а могут пропеть, будто григорианский хорал. Юрий Петрович не поставил в России ни одной оперы, но в его спектаклях музыкальная партитура играет все более значимую роль. «Фауста» невозможно представить себе без музыки Владимира Мартынова. Композитор по праву становится одним из соавторов спектакля.

Фауст движется в выстроенном режиссером прихотливом калейдоскопе эпизодов, наполненных смелыми метафорами и неожиданными постановочными находками, будто Данте, путешествующий по кругам ада. Герой никак не может обрести что-нибудь постоянное, определенное. Проводники и спутники — разбитной и ироничный Мефистофель (Тимур Балдабейли) и нежная Гретхен (Александра Басова) — тянут каждый в свою сторону. Он лишен даже внутренней цельности: старый Фауст (Александр Трофимов) порой не может понять поступки Фауста молодого (Владимир Черняев).

Разношерстная бесовская толпа не случайно становится одним из главных действующих лиц спектакля. Любимов ставит его о нашем времени, смутном, неопределенном, зыбком. Где часто меняются системы ценностей и точки отсчета. Где исчезло все внушающее уверенность и надежду. И все же пессимистичным первого «Фауста» XXI века не назовешь. Звучит музыка, сметающая с лица земли весь бесовский хоровод. И отчаяние сменяется надеждой: что бы ни случилось, в любом человеке заложена энергия выживания и самовозрождения.