Екатерина Сайлер. О Достоевском без эмоций

Что зритель ждет от режиссера, который прославился как «лучший современный постановщик текстов Достоевского»? Наверное, нового слова, авторского прочтения. И все это здесь есть, однако можно ли назвать спектакль именно постановкой текста Федора Михайловича? 

Когда мы говорим о Достоевском, на ум чаще всего приходит надрыв, бесконечные метания, рефлексия. Герои все время находятся в тяжелом положении, поэтому зритель ожидает эмоций, с их помощью актер показывает, насколько тяжело его герою жить, а жить героям Достоевского чаще всего действительно тяжело. Но не в этом случае. В спектакле Богомолова суровые судьбы показаны не через эмоции — их почти что нет. Видимо, по этой причине отсутствуют самые эмоциональные сцены - убийство старухи, смерть Катерины Ивановны, разговор Сони и Родиона на каторге. Спектакль начинается не с убийства, а с того, что мать Раскольникова монотонно и с запинками читает письмо, адресованное Родиону. Текст Федора Михайловича почти не изменен, изменились герои. Они говорят спокойно, даже где нужно было бы крикнуть, они не повышают тон. Показательным становится диалог Раскольникова и Свидригайлова, в котором на сказанную спокойным тоном реплику Родиона Аркадий Петрович отвечает: «Я знал, что вы закричите». В этот момент у зрителей происходит диссонанс, появляется ощущение, что герои, может, и хотели бы крикнуть, но сил и желания у них нет, поэтому эмоции собеседника приходится додумывать.

Одежда героев не подчеркивает бедность, их возраст и внешность не соответствует оригиналу. Лужин, мелкий, малодушный человек в романе, теперь действительно маленького роста и почти ничего не говорит, Соня Мармеладова не молодая девушка, а пожилая женщина, которая выглядит старше своего отца. Мармеладов, в костюме, абсолютно трезвый, стоит на подиуме и задорно, с ухмылкой рассказывает Раскольникову свою историю. Вся эта ситуация напоминает выступление стендап-комиков, которые с юмором рассказывают о своих проблемах и, высмеивая их, пытаются найти утешение. Очевидным становится то, что внешность соответствует не реальному, а внутреннему возрасту героев. Мать Раскольникова настолько инфантильна, что показана достаточно молодой женщиной, в то время как Соня, получившая в столь раннем возрасте желтый билет и взявшая на себя ответственность помогать Катерине Ивановне, предстает перед нами старушкой.

На свой возраст выглядит Дуня, но режиссер показывает, что она не отличается от Сони, ведь, по сути, так же себя продает. Об этом говорит яркая деталь - этикетка на ее платье, которую снимает Свидригайлов. Делает она это для собственного комфорта, а не ради семьи, как было в романе. То есть Дуня такая же грешница, как и ее брат, и Соня (об этом свидетельствует сцена разговора Дуни и Родиона в первом действии, когда она отзеркаливает позу брата). Свадьба с Лужиным все-таки случается, и их бракосочетание сопровождает фееричная церемония, во время которой над женихом и невестой вместо венцов Разумихин держит полицейские фуражки. Прослеживается социальный подтекст, возможно, автор хотел показать, что в этом мире сила государства всеобъемлюща и контролирует даже свадьбу, не то, что преступление Раскольникова.

Главным от государства выступает Порфирий Петрович. Он похож не на оригинального героя, а скорее на полицейского из дешевых телесериалов. Сложно понять, кто он на самом деле - реальный служивый, который думает, что всех видит насквозь, или же ограниченный полицейский, который раскусил Раскольникова и теперь играет с ним. Во время первой встречи с Родионом он слушает его с открытым ртом, как бы издеваясь, показывая, насколько он в себе уверен, во время же визита, после признания Миколки в убийстве, с открытым ртом Порфирия Петровича слушает уже Раскольников. Оба персонажа не вызывают ни уважения, ни жалости, возможно, из-за отсутствия того огня в речах, который присутствовал в оригинале.

Вообще и одежда, и музыка, и актеры пытаются отвести нас от каноничных образов, показывая суть проблем и идей героев и отсылая зрителей то к современности (одежда полицейских), то к 1970-м годам (музыка из фильмов «Мой ласковый и нежный зверь» и «Служебный роман»). Раскрывает замысел режиссера и сценография. Здесь нет желтых стен, как в оригинале, пространство серое, тусклое. Во время исповеди Мармеладова пространство напоминает бар, из-за стоек, на одну из которых опирается Раскольников. Во время разговоров Дуни и Родиона оно похоже на неуютную комнату, во время допросов Порфирия Петровича - на СИЗО. И только неоновые квадраты на потолке добавляют каких-то красок. Как будто именно они показывают эмоции героев, например, в момент смерти Мармеладова они загораются красным, актер же не произнес ни звука, а просто ложится на пол.

Для меня это все-таки не перенос произведения Достоевского на сцену, а его прочтение, личное видение Богомолова. Не просто так актеры во время интервью упоминали о совместном с режиссером чтении и анализе романа. Но сказать, что мне не понравилось, я не могу, хотя бы потому, что режиссер дает героям право на их идеи и выбор. Он оставляет Дуню с Лужиным, Соню - с желтым билетом, а Раскольникова - с его идеей, так как до конца мы так и не понимаем, раскаялся он или нет, отказался ли от своей теории. В конце, придя к Соне, он берет крест и произносит: «Точно я до этого мало страдал». И эта фраза вызывает диссонанс, потому что страдающего Раскольникова мы так и не увидели. В финале он сухо проговаривает признание, будто это заученный текст, кланяется и уходит под музыку из «Служебного романа», которая полностью обесценивает его слова об убийстве. Каторга тут отсутствует, и мы не понимаем, раскаялся ли герой, изменилась ли Соня. Возможно, автор таким образом хотел сказать, что все, и даже «тварь дрожащая», имеют право на идею, на свой собственный выбор, даже если он не соответствует человеческим идеалам.

Майнор «Театр с нуля», преп. Елена Леенсон