Лола Самеева. Фото на память

Откровенные полароидные снимки — две истории о непринятии прошлого и настоящего. Прошлое — история бывших возлюбленных Хелен и Ника. Хелен, которая в молодости писала трактаты об истреблении богатых, теперь работает в районном комитете и мечтает о высоких постах в партии. Ник только что вышел из тюрьмы, где отсидел за политическое убийство. В спортивке «адидас» и кепке-восьмиклинке из 90-х он даже визуально не совсем вписывается в современные реалии. В мире, куда он вернулся, все изменилось. Телефонные автоматы теперь не принимают монеты, дети торгуют героином, а люди больше ни за что не борются. Они оба стремятся жить по-новому, здесь и сейчас, но темное прошлое назойливо стучит во все двери.

Отицание настоящего — история стриптизерши Нади, больного СПИДом Тима и его секс-раба Виктора. Их тусовки в париках и с ушами кроликов могли бы напоминать детский утренник, если бы не танцы у шеста и полуголые наряды. Своей наивностью и легкомысленностью поначалу они напоминают подростков, которые вот-вот войдут во взрослую жизнь и грезят счастливым и свободным будущим. Но почти сразу становится понятно, что веселые пляски и костюмы — камуфляж, спасательный круг в одиноком мире, и за каждым героем скрывается по-своему несчастный человек. «Каждый день — новый день, мы сами за себя в ответе, мы довольствуемся, чем есть, мы не даем миру на нас влиять». В эту симуляцию счастья с трудом верят и сами герои, которые будто осознанно подпитывают ее совместными усилиями. Возникает чувство, что если бы каждый из них остался наедине с собой, вся эта конструкция мнимой радости моментально бы рухнула.

На протяжении первой части спектакля герои старательно бегут от себя и своих страхов, от прошлого и настоящего. Это проявляется в динамике спектакля — сцены стремительно сменяют друг друга, актеры произносят реплики без лишних пауз, иногда выбрасывая их как нечто давно заготовленное и томящееся, при этом чувства зазубренности текста не возникает. Вечная спешка Хелен противопоставлена осторожности и наблюдательности Ника. А вот ритмичные танцы Тима и Виктора и разговоры в клубе, на которые приходится кульминация сюжета, будто раззадоривают бывшего зэка — его реплики становятся более уверенными, когда он чувствует несправедливость, с которой нужно бороться. Ник снимает с головы Нади бумажный пакет, за которым пряталось нежелание признавать ненависть избивающего ее дружка Саймона. Герой в этот момент будто снимает этот пакет и с себя, и с Тима, и с Виктора. Все они теперь могут посмотреть своим страхам в глаза.

Столкновение двух разных миров неожиданно привносит в мир каждого нечто очень важное — всем им наконец хватило смелости признать бесцельность их жизни и одиночество. Не за что больше бороться, не о ком заботиться, страшно любить, но и быть одному. Эта пустота и бессмысленность провоцировала героев на разное. Ник отчаянно искал того, о ком сможет заботиться или то, за что можно бороться. Но никто вокруг него не нуждался в заботе, а мир — в спасении от несправедливости. Хелен в попытке забыть о прежних ошибках и искупить вину пустилась в политику. Но прошлое все равно настигает ее — покалеченный Ником богач угрожает раскрыть ее гневные памфлеты времен молодости. Надя мирилась с физическим насилием ухажера Саймона — «вся в крови, но кто-то со мной» — и была готова платить телом за любовь. Тим и Виктор просто «зажигали», боялись начать чувствовать и признаться друг в другу, когда любовь к ним все-таки пришла.

Пространство спектакля с самого начала будто бы подсказывало, что история эта станет идейно цельной. В жизни каждого героя присутствует часть жизни другого. Внутренне это выражается в схожих чувствах и страхах, а визуально — в оформлении сцены, которая подстраивается под обстоятельства. Белый кафель стен и полов из строгой квартиры Хелен превращается в дешевый клуб или холодный морг. Растущее влияние на жизни и мысли друг друга проявляется и в том, как актеры появляются на сцене. Герои оказываются здесь до того, как начинаются сцены, в которых они действуют, не дожидаясь ухода предыдущих действующих лиц. Они то и дело становятся молчаливыми наблюдателями еще не неоконченных эпизодов, в которых не участвуют.

Чувство включенности в игру возникает и у зрителя. Часто актеры отыгрывают реакции в зал, а иногда обращаются к нему напрямую. Так, например, покалеченный богач будто ловит ненавистные взгляды зрителей, а Тим перед смертью рассказывает им о своей болезни.

Обнаженные души героев остаются в мире, где за счастье и чувства привыкли платить, где страшно отвечать за своё и чужое «люблю», страшно привязываться, но и оставаться одному. Страшно не найти себе цель и оказаться пустым и бессмысленным, страшно признавать своё прошлое и его след в своей жизни, но и отказываться от всего, что прошло, и становиться другим. Откровенные полароидные снимки героев были сделаны еще при первом появлении каждого из них на сцене. Но посмотреть на себя самих они решились не сразу. С собственным портретом в руках каждый из них теперь двигается дальше. Возможно, все еще с опаской и нерешительностью, но уже точно без самообмана.

Преподаватель – Елена Леенсон